Плохие девочки эпохи

Автор: Оливия Кьяччи (Olivia Ciacci)

Что, если бы Анаис Нин и Фланнери О'Коннор были подругами?

«Лила появилась в моей жизни, когда я училась в первом классе. Она сразу произвела на меня впечатление, потому что была очень испорченной».

Писательницы Анаис Нин и Фланнери О'Коннор достигли вершины в одно время – в 50-ые годы. О'Коннор получила множество литературных премий, а Нин вышла замуж во второй раз за человека, который был моложе её на 20 лет, не расторгнув первый брак. У первой всё расстроилось из-за волчанки, у второй – из-за налоговой инспекции, которая не позволила обоим мужьям вписывать Анаис в их налоговые декларации. Такова жизнь литературной плохой девочки.

Анаис Нин. Фото: HiLoBrow

Нин известна своими откровенными мемуарами «Генри и Джун», в которых подробно описывается сексуальная одержимость Генри Миллером и его женой Джун (она появляется лично примерно в двух абзацах), с которыми Анаис была близка в 1931-1932 годах. Примерно во время трёх половых актов из каждых десяти тысяч Генри и\или Анаис задаются вопросом, не потому ли они вместе, что не могут быть с Джун. Джун – пармезан в их пасте – то, что О'Коннор в своих письмах называла сыром – но никогда не основным блюдом. Мемуары Нин следовало бы назвать «Генри и… Куда она подевалась? Нью-Йорк? Ну что ж». Если же говорить про О'Коннор, то даже «Esquire» внёс её в преимущественно мужской список авторов, которых нужно обязательно прочесть. Она там как раз на несколько позиций выше, чем Генри Миллер.

Самое смешное – Анаис Нин в этом списке нет, несмотря на то, что она была во всех смыслах Генри Миллером. Большинство людей – и под «большинством» я имею в виду «удручающе неопытных филологов-первокурсников», то есть и себя когда-то – читают Анаис Нин, чтобы узнать, как любят творческие люди. А, быть может, для того, чтобы узнать, как быть влюбленным творческим человеком. И потом они идут к психотерапевту.

Этот список, опубликованный в «Esquire» в 2015 году, угождает мужчинам. Именно это чаще всего делала Нин. Вот горячая цитата: «Прошлой ночью, во сне, я трогала член Хьюго так, как я научилась трогать член Генри. Я ласкала его и сжимала в руке. В полусне мне казалось, что это член Генри. Когда Хьюго возбудился и начал трахать меня, я проснулась и испытала сильное разочарование. У меня пропало всякое желание».

Кто такой Хьюго? Это банкир, муж Анаис, который оплачивал пребывание Генри Миллера в Париже. Нин спала с одним из коллег Хьюго перед тем, как закрутить роман со своим двоюродным братом Эдуардо, который случился до того (или вовремя?), как у неё возникла связь с Генри. И, конечно же, до того, как соблазнить терапевта Эдуардо, после чего она отправила Хьюго к вышеупомянутому терапевту. Сука? Расплата не за горами, друзья.

Фланнери О'Коннор с павлином. Фото: Will

В эти дни в литературе было немало сказано о женской дружбе. Это заставило меня задаться следующим вопросом: как насчёт писательниц, которые могли бы быть или должны были быть или которые – ЧЁРТ – были друзьями? Нин написала «Генри и Джун», когда ей было почти тридцать, в 30-ые годы. Она была на целых 20 лет старше О'Коннор и жила на американском побережье, когда не проводила время в Европе. Если не считать Айову, Нью-Йорк и Коннектикут, то О'Коннор провела большую часть жизни в Милледжвилле, штат Джорджиа. Но если бы Нин и О'Коннор посещали начальную школу в одно время (в альтернативной реальности, конечно же), то они бы точно сидели за одной партой. ЧТО ОЗНАЧАЕТ ТО, ЧТО ОНИ БЫЛИ БЫ ПОДРУГАМИ. В конце концов. В какой-то момент. Потому что география – это судьба. Вы разве не видели «Чудики и чокнутые»?

Нин и О'Коннор были настолько разными, что просто обязаны были подружиться. У Нин была красота, роскошь, Европа, возможность «по четыре дня не вылазить из постели» во времена знакомства с Генри Миллером. У О'Коннор – отёчность из-за волчанки, выращивание павлинов, которые позволяли сводить концы с концами и одно единственное путешествие-паломничество в Европу с её матерью, Региной. Нин боготворила Миллера, О'Коннор верила в Бога. Нин отважилась на операцию, чтоб «навсегда избавиться от смешного наклона носа», О'Коннор принимала стероиды, чтоб мочь подняться с постели.

Тем не менее, у О'Коннор было нечто такое, помимо литературной славы, чего не было у Нин. Больше, чем любая ночь с Миллером Анаис был нужен человек, который мог бы смеяться над ней и с ней. Человек, который не пытался бы затащить её в постель. Человек, который не пытался бы воспользоваться ей ради денег её мужа. Человек, который читал бы то, что она писала из-за того, чем оно является, а не из-за того, чем не является. Следует отметить, что работы Нин чертовски хороши.

Главным читателем Нин и, следовательно, главным её критиком был Генри Миллер. Анаис показывала ему свои дневники в то время, как писала их. Даже когда Нин пишет о том, что Миллер думает о её творчестве, она рассчитывает на его одобрение. Один из самых великолепных (и грустных) моментов – тот, когда «Генри говорит, что я пишу, как мужчина – ясно и лаконично». Слышите? Это безмолвие множества женщин, которые должны писать, как те, кем они являются, а не как те, кем они не могут быть – как люди, между прочим, не такие уж «ясные» и «лаконичные». Если вы мне не верите, полистайте «Тропик Рака».

Доверие, которое испытывала Нин к Миллеру, стало бы О'Коннор поперёк горла, если б женщины действительно были знакомы. Фланнери знала про Анаис, и что-то её явно беспокоило. Это заметно по тому, что она написала в письме своему другу: «В последнем номере «The Village Voice» было интервью Анаис Нин. И меня от него чуть не вырвало». Кроме этого, О'Коннор тошнило от людей, которые рассуждали о «Борьбе и одиночестве писателя». Большую часть дохода Фланнери получала от лекций в колледжах, и потому она свирепела, когда слышала стереотипы о себе. В письме 1956 года О'Коннор ссылается на другую, неназванную, писательницу, которая обратилась к их общей аудитории со словами: «мы должны быть лучшими любимыми жёнами и матерями». Фланнери дала ясно понять, что она предпочитает этот тезис разговору о том, как она была одинока в своей литературной борьбе.

Вы могли бы сказать О'Коннор, как быть женщиной, и её бы вырвало. Но горе тому человеку, который посмел бы сказать ей, как быть писателем. Регина, мать Фланнери, поддерживала, хотя и не понимала дочь: «Однажды она спросила меня, почему я не пытаюсь писать то, что нравится людям, вместо того, что я пишу обычно. Она спросила, правда ли я считаю, что использую талант, данный Господом, когда не пишу то, что многим, МНОГИМ, нравится. Такое всегда заставляет меня взбеситься, потерять дар речи и поднимает моё давление. Всё, что я когда-либо могла сказать, так это то, что если она спрашивает – значит ей не понять».

У Нин были свои вопросы, которые остались без ответа. Например, такие: «Не мог бы Хьюго быть более чувственным? Он кончает слишком быстро. Хьюго думает, что он феноменален, потому что он занимался со мной сексом шесть ночей подряд, но всё было быстро и болезненно». Если ты спрашиваешь...

Тут мог бы быть продемонстрирован величайший дар О'Коннор – смех. Анаис Нин получала от секса всё, но ей не было весело, и у неё не было друзей. Была ли Джун Миллер её подругой? Джун Миллер устроила представление, обещая сексуальные услуги продавцу билетов, потому что она потратила деньги Нин на духи для друга. Кому будут нужны подруги, если они будет подобны этой?

Фланнери О'Коннор была верным другом. Обращаясь к своим приятелям из художественной колонии Яддо, в частности, к Роберту Лоуэллу, она писала: «У меня не хватило опыта, чтоб понять, что он сошёл с ума. Я думала, что поэты просто так себя ведут». Вы улавливаете? Она была католичкой и именно поэтому (или потому, что она просто была вежливой), О'Коннор считала, что судить может лишь Бог.

Из-за волчанки О'Коннор не могла посещать друзей так часто, как ей бы хотелось, но если собрать вместе все её письма, то получится 600 страниц мелким шрифтом. Впоследствии блистательный Хилтон Элс скажет, что Фланнери должна была бы подружиться с большим числом писателей, но она довольствовалась тем, что имела. И она была чертовски смешной. В ответ на сравнение её творчества с творчеством другого католика – Грэма Грина – О'Коннор ответила: «Если бы Грин придумал старушку, то она была бы озлобленной, и если бы вы её уронили, то она бы сломалась. Но если бы вы уронили мою старушку, то она бы отскочила от пола с криком «Иисус любит меня!». Мне кажется, что комичное – основа моего мировоззрения вне зависимости от того, как я это использую».

Отскакивающая с воплем старушка О'Коннор могла бы научить Нин смеяться над мужчинами, которые рассказывали ей о том, как и кем нужно быть. Возможно, Фланнери тоже получила бы пользу от мировосприятия Анаис. В редкий момент болезненных размышлений О'Коннор признает: «…недуг более поучителен, чем долгое путешествие по Европе. Это то, что нельзя ни с кем разделить… Успех изолирует почти так же, и ничто не демонстрирует, что всё – суета сует лучше, чем это. Но внешне я никогда ничего не проявляю. Я родилась в семье, где единственной приличной эмоцией считали раздражение. Одних это приводит к болезни, других – к литературной деятельности. Меня привело и к одному, и к другому».

Когда Нин «пребывала в унынии», «хотела избавиться от этого состояния с помощью кофе на лаковом подносе возле камина. Я хотела избавиться от этого состояния с помощью шелковых чулков и духов. Роскошь не является для меня необходимостью, но красивые и качественные вещи – являются».

У О'Коннор не было лаковых подносов и шелковых чулок (она даже не уточнила, был ли её любимый свитер, присланный друзьями из Италии, кашемировым. Возможно, потому что она и сама не знала), но ей бы понравились духи Нин «Narcisse Noir» от парфюмерного дома Caron. Этот аромат также нравился Глории Свенсон. В нём есть ноты апельсина, бергамота, петигрена, лимоны, розы, жасмина, нарцисса, мускуса, ветивера, циветты и сандалового дерева. Если вкратце, то качественный, успокаивающий, чувственный.

Однажды О'Коннор написал другу: «Вы читаете «National Geographic» или вдыхаете его аромат? Я вдыхаю аромат. Когда я была ребёнком, двоюродная сестра оформила мне подписку. Она заметила, как я реагирую на журнал у неё дома. Но это не было интересом к литературе или географии. Журнал имеет ярко выраженный, незабываемый, трансцендентный и очень тяжёлый запах. Такого нет ни у одного другого журнала. Если бы «Time» пах как «National Geographic», то это послужило бы своеобразным оправданием его существованию».

Может показаться, что эти две писательницы – полные противоположности, но обе они были любительницами приятных ощущений: О'Коннор вдыхающая аромат «National Geographic» и блистающая в окружении своих павлинов и Нин, купающаяся в «Narcisse Noir», окруженная павлинами другого рода. Действительно, плохие девочки.