22 сентября 2016 г., 18:19

701

Алан Мур: «Я читаю»

56 понравилось 2 комментария 10 добавить в избранное

o-o.jpegАлан Мур. Иллюстрация: Джиллиан Тамаки

Автор, только что выпустивший новый роман "Иерусалим", говорит, что если бы мог "заставить президента прочитать одну книгу (не считая Очень голодной гусеницы ), то непременно сделал бы это".

Какие книги сейчас лежат на вашей прикроватной тумбочке?

Мне случалось встречаться с профессиональными американскими авторами комиксов, и они почти всегда интересовались, как это мы, "британские парни", можем спать без пистолета на прикроватном столике. Их озабоченность казалась искренней, так что было бестактно сказать, что поскольку я редко читаю в кровати, то у меня вообще нет такого столика. Но я понял, о чем вы.

Среди книг, которые в последнее время занимают место на моей тумбочке (гипотетической), "Playing the Bass With Three Left Hands" ("Играя на бас-гитаре тремя левыми руками") Уилла Каррутерса, убийственно откровенный и смешной рассказ о появлении групп "Spacemen 3" и "Spiritualized" среди безграничного акустического убожества города Рагби, украшенный многочисленными поразительными камео близких друзей. Рядом можно найти "Content Provider" ("Поставщик информации") Стюарта Ли, в которой враждебные комментарии от онлайн-читателей Ли почти так же забавны, как колонки и эссе, что они чернят, — в каком-то смысле это объясняет новаторскую технику смелого, повергшегося осуждению комика, распыляющего на своих слушателей ядовитую желчь. Еще Hacker, Hoaxer, Whistleblower, Spy ("Хакер, обманщик, стукач, шпион") Габриэллы Коулман – потрясающе ясная и информативная книга об эволюции хакерских групп, в особенности "Anonymous" и "LulzSec", глубокомысленная и тревожная So You've Been Publicly Shamed ("Итак, вас публично опозорили") Джона Ронсона, плюс два-три сборника эссе – Consider the Lobster ("Размышляя о лобстере"), A Supposedly Fun Thing I'll Never Do Again ("Нечто предположительно забавное, чего я никогда не сделаю") и "Both Flesh and Not" ("И во плоти и нет") – все написаны моим недавним литературным увлечением, ныне покойным Дэвидом Фостером Уоллесом. Я сейчас так беспорядочно проглатываю его книги, что это выдает мою читательскую недисциплинированность. Постараюсь не отягощать этот поток вопросов и ответов слишком частыми упоминаниями имени Дэвида Фостера Уоллеса.

Назовите последнюю прочитанную вами великую книгу?

Долго и упорно обдумывая это, я пришел к выводу, что последняя действительно великая книга из прочитанных мной Бесконечная шутка Дэвида Фостера Уоллеса. Да, простите. Это было мое первое погружение в творчество Уоллеса. Состоялось оно месяц или два назад, и, по-моему, в этом романе ничто не оставило меня равнодушным: поток сатирической фантазии; смена традиционной датировки на субсидируемый календарь и Год Одноразового Белья Для Взрослых От "Depend"; мандаринская проза, которая идеально воссоздает медленное течение, напоминающее транс, так характерное для современного сознания, утопающего в деталях; захватывающе рискованные эксперименты со структурой, создающие впечатление, что весь текст вертится вокруг кульминационной решающей главы – будь то в начале или в конце – которой на самом деле нет, что требует от читателя придумать ее самому, исходя из скудных умозаключений. Думаю, я влюбился в этого писателя, когда понял, что вообще-то меня должны были раздражать все эти важные примечания. Этот автор пришелся мне по сердцу, к тому же, он истинный бриллиант современной американской литературы в традиции Томаса Пинчона, Роберта Кувера и Гилберта Соррентино.

Какие из ныне живущих писателей – романистов, драматургов, критиков, журналистов, поэтов – вас восхищают?

Подобные вопросы вызывают у меня дискомфорт по двум существенным причинам. Во-первых, в любом безоговорочно неизменном списке, который займет все место, отведенное под эту беседу, обязательно будут серьезные пробелы, которые заставят меня вскакивать в три часа ночи и с мучительным стоном бессмысленной пытки сознавать свою несостоятельность как друга и читателя. Во-вторых, я склонен держаться на безопасном расстоянии от большинства мировых новостей и медиа. Учитывая, каким богатым на дурные новости оказался этот год по обе стороны Атлантики, все время остается томительное беспокойство, все ли кандидаты будут, скажем так, в наличии в срок. После этих примечаний следует до боли неполный перечень имен, которые пришли мне в голову в данный конкретный момент: Пинчон, Кувер, Нил Стивенсон, Джуно Диас, Джо Хилл, Уильям Гибсон, Брюс Стерлинг, Сэмюэль Дилэни, Ян Синклер, Брайан Катлинг, Майкл Муркок (начало его новой трилогии The Whispering Swarm ("Шепчущий рой") потрясающе), Эймир МакБрайд, Стив Айлетт, Джефф Райман, М. Джон Харрисон, сценарист Эми Джамп… Слушайте, я могу либо остановиться, либо продолжать до бесконечности. Я уже расстроен, что в этом перечне душераздирающе мало авторов-женщин, и начинаю про себя придумывать жалкие извинения и скользкие увертки. Так что лучше остановиться.

Какие жанры вы особенно любите? Каких избегаете?

Если честно, так долго работая в рамках определенного жанра, я больше всего радуюсь, когда оказываюсь совершенно вне этих рамок, или, точнее, когда я могу стереть их в соответствии с моей теорией (теперь, наверное, доступной в виде поздравительных открыток и магнитиков на холодильник), что человеческая жизнь – это одновременный синтез всего жанрового многообразия. Для магнитика я бы сформулировал это более изящно. Конечно, есть немало прелестей в работе в одном жанре, главные из которых возможность нарушить его границы или расширить их, подразумевая, что есть разница, а также использование его, чтобы выразить нечто совсем иное. Как ни парадоксально, но некоторые жанровые диверсии могут оживить затасканные каноны, которые пытались уничтожить или высмеять. Все жанры при условии некоторой доли изобретательности вписываются в такую стратегию. Я питаю патологическое отвращение только к жанрам и их вариациям, касающимся супергероев, но, очевидно, это только я.

Что вы читали, работая над новым романом?

Учитывая, что я начал работу над "Иерусалимом" почти десять лет назад, надо сказать, что художественной литературы за это время было крайне мало. Думаю, как раз в начале процесса я прочел "The Vengeance of Rome" ("Месть Рима") Майкла Муркока и первый том монументальной трилогии Брайана Катлинга The Vorrh ("Воррх"). Тогда и решил, что не стоит читать больше объемных и великолепно написанных книг, пока не закончу с той, которую пишу сам. Наверное, я хотел избавить себя от пустых мучительных размышлений в духе "может, мне стоило бы работать в этом ключе", так что все остальное время я читал в основном нон-фикшн. Тут можно назвать немало работ плодовитого Яна Синклера, в том числе великолепные произведения "Ghost Milk" ("Молоко призрака"), "American Smoke" ("Американский дым"), "Black Apples of Gower" ("Черные яблоки Гауэра") и еще с полдесятка других. Потом была "The KLF: Chaos, Magic and the Band Who Burned a Million Pounds" ("KLF: хаос, магия и группа, которая сожгла миллион фунтов") блистательного Джона Хиггса и его же разоблачительная история XX века под названием "Stranger Than We Can Imagine " ("Удивительнее, чем можно вообразить"). Кроме того, прочел целую стопку книг Славоя Жижека, например, "The Year of Dreaming Dangerously" ("Год опасных мечтаний") и "Living in the End Times" ("Жизнь в конце времен"). Но большую часть моего чтения в последние годы я отдал исследованиям. Очень немногие книги имели отношение в "Иерусалиму" (основные материалы я изучил еще до непосредственного начала работы), они касались моей новой серии комиксов Providence ("Провидение"), в которой прослеживается глубокая связь с творчеством Г. Ф. Лавкрафта. Так что я изучил примерно полстеллажа современной критики на Лавкрафта, его биографию – многое из этого вдохновенно написано С. Т. Джоши, как и бесчисленные бесценные работы о еще более темных уголках американской истории начала XX века, например, о забастовке бостонской полиции в 1919 году, гей-культуре в Нью-Йорке в преддверии 1920-х. Во время одновременной работы над двумя книгами я сделал интересное наблюдение: американская история в период после Первой мировой войны во многом складывалась под влиянием русской революции 1917 года – истоки Красной Угрозы стоит искать в 1919. Ликвидация Бароу [дословно можно перевести как "городок, местечко" – прим. перев.], рабочего района, вокруг которого вращается действие "Иерусалима", началась в 1918 году и, вероятно, вызвана тем же. Довольно разнородный список литературы иногда выявляет живые и неожиданные связи (но всегда жадно поглощает драгоценное время).

Есть ли произведения, которые вдохновили вас на написание этой книги или повлияли на ее создание как-то иначе?

Очевидно, что длинные тени провидцев Джона Беньяна, Джеймса Херви, Уильяма Блейка и Джона Клэра ложатся на страницы "Иерусалима" (или это полосы света, который они отбрасывают). Но единственная книга, которая по-настоящему вдохновила меня и много привнесла в роман, это тоненькое местное издание, напечатанное в 1987 году департаментом искусства Нортхемптона [город, в котором родился и вырос Мур – прим. перев.] "In Living Memory — Life in "The Boroughs" ("В памяти живущих. Жизнь в Берроузе") [Берруоз – район, в котором провел детство будущий писатель – прим. перев.] – над ней трудились очень многие, в том числе и мой дорогой друг Ричард Форман. Книга преимущественно состоит из записей бесед с пожилыми жителями этого старого района, многих из которых я знал еще в детстве. Эта книга расширила границы моей личной истории и подарила несколько самых ярких героев моему роману. От матери и бабушки я с детских лет слышал имена Фредди Аллена, Блэка Чарли, Джорджи Бамбла и Томми-Поруби-Кота, но сам я их практически не знал. Если кому-то удастся откопать экземпляр этой шикарной, но скромной книжечки, он, думаю, удивится, насколько мало мне пришлось собственно сочинять в процессе работы над неправдоподобными поворотами "Иерусалима".

Как вы организуете свои книги?

Ха. Да, полагаю, я мог бы организовать свои книги, почему нет? Это было бы удобнее моего нынешнего метода, согласно которому я говорю себе, будто примерно знаю, где все мои книги, в соответствии со своеобразной формой литературной проприоцепции – экстрасенсорный дар, который у меня абсолютно отсутствует.

Какие книги в вашем шкафу удивили бы окружающих?

Наверное, большинство. Я и сам всегда удивляюсь. Со своего места я вижу "The Star in the West" ("Звезда на западе") капитана Фуллера, подписанную Алистером Кроули и политически неоднозначным офицером британской армии, оккультистом, который изобрел концепцию блицкрига. Хотя, может, всякий ожидал бы найти у меня такую книгу, так что этим никого не удивишь. А как насчет первого издания Дома на краю Уильяма Хоупа Ходжсона? У меня есть пять или шесть изданий этого романа, в том числе одно от "Arkham House" с обложкой Ханнеса Бока. Но, насколько я знаю, этот том 1908 года от "Chapman & Hall" технически вообще не должен существовать в таком безупречном состоянии, в каком он есть у меня. И – внимание – не думайте, что это скромное хвастовство: это чистое, классическое хвастовство старой школы. Завидуйте, библиофилы.

Лучшая книга, которую вы получали в подарок?

Я бы сказал, что это второе полное издание словаря английского языка от "Random House" – один из первых в череде многих восхитительных подарков от моей жены Мелинды. Алистер Кроули как-то сказал, что самый главный гримуар, или книга заклинаний, какой только можно вообразить, это этимологический словарь – по-моему, вернее некуда. Я держу эту книгу на своем письменном столе, и буквально десять минут назад она подтвердила, что я правильно написал слово "проприоцепция", пусть программа проверки орфографии и вздернула волнистую красную бровь. На полном серьезе заявляю: это единственная книга, которую я стал бы спасать в случае пожара.

Ваш любимый герой или героиня? Любимый книжный злодей?

Боюсь, я вообще испытываю сомнения по поводу самой концепции героев и злодеев. Мне кажется, есть гораздо более полезные и менее упрощенные классификации сложных человеческих личностей, которые мы могли бы составить, если бы озаботились этим. Конечно, в тринадцать я думал иначе: блистательный социопат и нищий анархист Стирпайк из будоражащей трилогии Мервина Пика Горменгаст , безусловно, был ранним образцом для подражания, что отчасти объясняет некоторое мое недоверие к самому феномену героя.

Если бы вы могли обязать президента прочитать какую-то книгу, что бы вы выбрали? А для премьер-министра?

Будьте уверены, если бы я мог заставить президента или премьер-министра прочитать одну книгу (не считая "Очень голодной гусеницы"), то непременно сделал бы это.

Какую книгу вы собираетесь читать следующей?

Из сказанного выше вполне ясно, что я собираюсь прочесть пару критических и биографических книг о Дэвиде Фостере Уоллесе, дабы проверить свою развивающуюся гипотезу, что чрезвычайно мрачное толкование фразы "смерть и налоги" [отсылка к известному афоризму Бенджамина Франклина "В этом мире неизбежны только смерть и налоги" – прим. перев.] – самая суть его последнего, предположительно незавершенного романа The Pale King ("Бледный король"). А потом, пожалуй, немного поэзии.

Перевод: Scout_Alice
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

Источник: The New York Times
В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы

Авторы из этой статьи

56 понравилось 10 добавить в избранное

Комментарии 2

Необычный, как я и думала.)

Я вот всегда догадывалась, что есть и другие участники Клуба обожателей Стирпайка...
Дай пять, старина Мур! :)

Читайте также