На лицах девочек бурлила ненависть

Фото: George Brich/ /AP/Corbis
Автор: Рихард Кэммерлингс

В 1969 члены секты «Семья» Мэнсона убили беременную Шэрон Тейт и семейную пару Ла-Бьянка. После этого убийцы предстали перед судом, напевая песни. Об этом рассказывает пугающая книга Эммы Клайнс «Девочки» (The Girls: A Novel — Emma Cline).

Любое событие можно представить так, как будто присутствовал при нем. О таком событии, ужасном, непостижимом, до сегодняшнего дня рассматриваемом с ужасом, всегда рассказывают, втайне представляя себя самого участником. Случайной жертвой. Свидетелем, который мог бы вмешаться, предотвратить худшее. Или сообщником.

Это часть нашей способности к эмпатии — хотеть прочувствовать, что творится в душе убийцы. И роман как категория черпает свою силу из этой древней человеческой способности.

Убийства, которые совершили члены секты «Семья» Мэнсона в августе 1969 — Шэрон Тейт, находившейся на последнем месяце беременности, и ее гостей, а на следующий день супругов Ла-Бьянка, — уже в течение полувека занимают воображение.

Темная сторона мечты детей цветов

Зверства хиппи-секты, возглавляемой стремящимся к поп-славе и проповедующем гибель мира Чарльзом Мэнсоном, обнаружили темную сторону мечты детей цветов о сексуальном освобождении и расширении сознания: рай на западном побережье, наполненный любовью, миром и силой цветов, закончился безудержной кровожадностью, наркотической паранойей и культом лидера.

В состояние шока ввергала не только безжалостность бойни, но и, в большей степени, вид молодых, хладнокровных девушек-убийц. Мужчины, кроме Мэнсона, причастные к убийствам, бледнели рядом с этими женщинами, которые подтверждали архетипичное клише дьявола в облике ангела. Их фото с процесса все еще возмутительны: вызывающая самоуверенность, взгляды, пение по дороге к залу суда.

Роман Эммы Клайнс «Девочки» затягивает вместе с 14-летней Эви также и читателя на свою темную сторону. «Солнце палило сквозь деревья как всегда — сонные ивы, веющий над покрывалами для пикника горячий ветер, — но спокойствие дня было разрушено траекторией, по которой эти девочки шли сквозь нормальный мир. Мягко и рассеянно, как скользящие сквозь воду акулы».

Жажда смерти как переживание

Эви снова встречает несколькими годами старше ее девочек, ищет их близости и в конце концов становится жительницей ранчо. Семья, подражающая движению Мэнсона, становится ее новым домом. И это не так уж сложно понять.

Роман Клайнс, заслуживший лестные отзывы (в том числе Ричарда Форда) и еще более крупный аванс — это эксперимент. Не в смысле повествования: смена планов между оглядывающейся назад женщиной средних лет и легко поддавшейся искушению девушкой — довольно простая и общепринятая конструкция.

Но тем смелее попытка рассказать историю взросления на фоне убийств Мэнсона, всерьез принять жажду секса и убийств и стирание индивидуальности как событие, имеющее воспитательное значение.

Сомнительная зрелость

Сказать, что потеря детской невинности — это предпосылка взросления, было бы тавтологией. Но здесь все сложнее: сомнительная зрелость вырастает из глубокого понимания поступков, не только из знания, что ты бы мог сделать что-то также хорошо, но и возможно даже должен был бы сделать.

Мир Эви Бойд с самого начала находится под угрозой краха. Неуверенная в своем влиянии на окружающий мир, одержимая более старшими парнями, которые ее только презирают, она не находит поддержки ни в семье (родители как раз развелись), ни у ее единственной подруги.

Мать экспериментирует с постоянно меняющимися мужчинами, которые ее только используют в корыстных целях, и с новейшими эзотерическими трендами, и в основном рада, что дочь не разрушает ее эгоцентрический круг. Отец, симпатичный неудачник, занят молодой возлюбленной.

Лето 69-го

В то бесконечное лето 69-го у Эви, которая вскоре после этого должна ехать в закрытую школу, много времени, чтобы найти и потерять, что в ее возрасте крайне тяжело отличить друг от друга. Рассел, как здесь назван Чарльз Мэнсон, точно знает, как использовать слабость, которая вырастает из этой временной неразделимости, в свою пользу:

Нормальность — это все еще норма? Общество вокруг — это хорошее общество? Или разочарование, унижение, неприятие, которые такая девушка как Эви испытывает постоянно, основаны на «всем этом старом дерьме», от которого Рассел обещает избавить своих последователей?

«Что-то в тебе есть, — говорит он. — Какая-то часть, которая действительно печальна. И знаешь что? Это делает меня действительно печальным. Они пытались сломать эту прекрасную, особенную девочку. Они сделали ее печальной. Всего лишь потому, что они сами такие».

Но Эви не дает Расселу себя совратить, хотя и подвергается его сексуальным домогательствам в качестве входного билета в общину.

Исключительная: Сюзанна

В центре ее внимания, как и в центре романа, — Сюзанна, уже взрослая помощница и главная женщина Рассела, похожая на акулу девушка из парка (прототип Сюзанны — очевидно, Сюзан Аткинс, одна из приговоренных убийц Семьи, которая в 2009 году умерла в тюрьме). Она — решающий толчок, который заставляет Эви отречься от своей жизни, и та, кто приводит Эви на распутье между виной и невиновностью.

Отношение к Сюзанне, также едва различаемое между дружбой, поклонением, любовью и гомосексуальным обожанием — центр повествования, его решающий узел.

Через обширный образ Сюзанны становится очевидным конфликт в душе Эви, ее намеренное игнорирование всех сигналов тревоги на скользкой поверхности по направлению к насилию и убийству, к мании величия музыкально талантливого Рассела, сексуальной эксплуатации, безнадзорности, возрастающему потреблению наркотиков.

«Какой жадной была наша любовь...»

В описании «Девочек» Клайн удаются ее сильнейшие отрывки. Например, когда Эви дает Сюзанне заплести ей косы: «Мои родители были не очень любвеобильными, и меня поразило, что кто-то постоянно мог просто дотрагиваться до меня, преподносить дар своего прикосновения так же рассеянно, как будто протягивая жевательную резинку. Это была необъяснимая щедрость. Ее сухое дыхание на моей шее, когда она убирала мои волосы на одну сторону... Даже прыщики, которые я видела на ее подбородке, казались прекрасными, как алое пламя, которое делало видимым какой-то внутренний избыток».

Это выражаемое во все более сильных описаниях восхищение самоуверенностью Сюзанны и ее парадоксальная хиппи-величавость лишает историю ее привязанности ко времени. То, что случается с Эви, следствие не только начала новой эры, которая потрясла обыденные ценности и столкнула поколение к отсутствию ориентиров.

«Позже я должна была понять следующее: какой обезличенной и жадной была наша любовь, как она обыскивала вселенную и искала хозяина, который придаст нашим желаниям форму». Трагедия Эви в том, что ее любовь направлена на женщину, которая сама ее безнадежно потеряла. На шарлатана, который требует в жертву настоящей крови.

Старые шаблоны

В параллельном повествовании, которое происходит десятилетиями позже, Эви не в первый раз настигает прошлое. Для парочки тинейджеров, которые ее встречают, она — часть мифа, они жадно хотят узнать детали: что она тогда действительно сделала?

Но Эви, горестно чувствительная к борьбе за власть между полами, видит в них уже встречавшиеся ей шаблоны поведения, прежде всего — снова — в приговоренной к пассивности и покорности девочке. И она должна понять, что она ей не может помочь.

«Столько всего можно было разрушить»

И это самое разрушительное в романе: возможен вариант того августовского дня, в котором все это не произошло, в котором Эви смогла удержать Сюзанну от крайности. Но есть также другая версия, в которой Эви сама становится убийцей, парадоксальным образом из-за опыта, который она получит гораздо позднее.

«Ненависть, которая вибрировала под поверхностью моего девичьего лица, — я думаю, Сюзанна узнала ее. Конечно, моя рука жаждала ощутить вес ножа. Особая податливость человеческого тела. Столько всего можно было разрушить».

Эмма Клайн далека от того, чтобы что-то оправдывать, и уж точно не убийства по приказу сумасшедшего лидера, чья мощь основывается только на сексуальной силе. Но она идет очень далеко, чтобы понять, на какой почве может вырасти такая ненависть. «Девочки» — глубоко беспокоящий, мрачный, великолепный роман. Он заставляет нас испугаться нас же самих.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ