Эдипа Маас: наш проводник в мир современной паранойи

Автор статьи: Ник Рипатразоне

Не потерявший своей актуальности роман Пинчона «Выкрикивается лот 49», 50 лет спустя.

Глобальный почтовый заговор. Граффити в виде рожков, которым разрисованы стены по всей Южной Калифорнии. ЛСД (психоделический наркотик – прим. перев.), назначаемый врачом в качестве лекарства от тревожности. Нецензурно выражающиеся ведущие радиостанций. Кавер-группы, исполняющие песни «Битлз». Повсеместная паранойя. «Выкрикивается лот 49» , второй роман Томаса Пинчона, необычен и эксцентричен даже по стандартам этого автора. Спустя 50 лет это небольшое произведение – подлинная панорама культурной жизни середины 1960-х.

Джон Рёскин говорил, что «все книги делятся на два вида: сиюминутные и вне времени». Однако «Выкрикивается лот 49» занимает непонятное промежуточное место: роман, характерный для определённого времени, но в то же время непреходящий – книга, наполненная множеством деталей и фоновым шумом эпохи, и потому представляющая интерес для будущих поколений.

Нисколько не устаревший роман Пинчона сто́ит прочесть даже спустя полвека после его первой публикации. Главная героиня книги Эдипа Маас – женщина, ищущая смысл в запутанном мире. В самом начале романа мы видим её в таинственной, хоть и бытовой, обстановке. Она стоит «в гостиной под бесстрастным мертвым оком зеленоватого экрана телевизора» и поминает «всуе имя Господа, пытаясь почувствовать себя вдребезги пьяной». (Здесь и далее цитаты даны в переводе Н. Махлаюка и С. Слободянюка – прим. перев.) Она только что узнала, что её назначили распорядительницей имущества её бывшего любовника, миллионера Пирса Инверэрити, имевшего склонность к телефонным розыгрышам и занимавшегося финансированием военно-промышленного комплекса.

Эдипа взволнована подобным поворотом событий, но не слишком потрясена. Ключ к чтению романов Пинчона состоит в понимании того факта, что комедиант никогда не признает в своих произведениях наличия сатиры; раскрыться – значит признать серьёзность и осознанность намерения. Даже Эжен Ионеско, литературный дядя Пинчона, с определённой целью использовал пародийные приёмы в вульгарной пьесе «Лысая певица» – хотя ему потребовались годы, чтобы признать это. Пинчон может отправить Эдипу в мир, не созданный ею, но автор вооружает её и разоружает окружающих её мужчин.

Учитывая, что Пинчон основательно вписан в мужественный канон предыдущего столетия, Эдипа – его нехарактерный персонаж: женщина, которая вопреки всему жаждет переделать окружающий мир в нечто значащее и структурированное. А вот мужчины в пинчоновской Калифории второстепенны: они двуличны, ветрены и слабы. Мучо, муж Эдипы – диск-жокей с извращёнными наклонностями, не желавший «подсластить кофе мёдом, поскольку всё липкое и тягучее ему претило». Розман, друг-адвокат, «пытался заигрывать с ней под столом, ногой», но Эдипа «была в сапогах и почти ничего не почувствовала». Ещё один юрист, Метцгер, в детстве снимавшийся в кино, хочет сыграть в «ботичелли на раздевание», поэтому Эдипа напяливает на себя целый ворох одежды: «шесть разноцветных трусиков, пояс, три пары нейлоновых чулок, три бюстгальтера, две пары эластичных брюк, четыре нижних юбки, чёрное вечернее платье, два летних платья, полдюжины расклешенных юбок, три свитера, две блузки, стёганый халат, нежно-голубой пеньюар и гавайский балахон из орлонского акрила».

За этой кажущейся ерундой скрывается глубокий смысл. Ранее в романе Эдипа вернулась в Сан-Нарцисо, чтобы просмотреть бухгалтерские книги и бумаги Пирса. Пинчон в воскресный полдень сажает её во взятую напрокат «Импалу» (модель автомобиля марки «Шевроле» – прим. перев.), и она, подобно Богу, останавливается на вершине холма. Она смотрит вниз, на городские улицы, и сравнивает их с платой транзисторного приёмника, размышляя, что «внешняя упорядоченность… своего рода иероглифическая запись, несущая в себе некий тайный смысл». Эдипа – из тех персонажей, которых может очаровать «иллюзия свободы, вызванная скоростью, ветром в волосах и сменяющимся пейзажем» – но, в то же время, её привлекает «неподвижность в четырёх стенах». Эта индустриальная пригородная дорога больше «напоминала ей иглу шприца, воткнутую где-то там, за горизонтом, в вену-автостраду, в вену заядлого наркомана Лос-Анджелеса, чтобы даровать ему ощущение счастья, необычайной ясности, избавления от боли или того, что испытывает город вместо боли».

Боль же самой Эдипы состоит в её постоянной неуверенности, а не придумал ли Пирс для неё всю эту игру, и не подчинилась ли её свободная воля в буквальном смысле его затее? Логично было бы предположить, что она и есть тот самый клишированный женский персонаж, манипулируемый мужчиной, но роман далеко не так прост. Читатели, желающие увидеть активную женщину в качестве протагониста, будут приятно удивлены пинчоновским отношением к Эдипе: её романтические чувства и сексуальность не выводятся на первый план; на самом деле, сексуальность для неё становится источником силы. Очутившись в тени Тристеро – международного почтового заговора – она не колеблется. Она сражается.

В финале книги Эдипа пытается упорядочить течение своей жизни. Она не уверена, Пирс ли «зашифровал» организацию Тристеро в завещании, чтобы она смогла её обнаружить, или же она случайно на неё наткнулась. Её поиски – не просто вакуум параноидальной пустоты. Пинчон может становиться лиричным: «Теперь же эта страна напоминала огромную электронно-вычислительную машину, и повсюду, куда ни посмотри, как уравновешенные мобили, болтались нули и единицы – справа, слева, впереди, сливаясь в бесконечности. За иероглифами улиц был либо трансцендентный смысл, либо просто земля». Эдипа останавливается на мысли, что «либо за видимостью унаследованной ею Америки существует что-то вроде Тристеро, либо есть только Америка, а если есть только Америка, единственным способом существовать и обрести хоть какую-то значимость для Эдипы было вписаться в полный круг чуждой непаханой паранойи, той или иной». Пинчон подразумевает, что оба варианта возможны: Эдипа может быть во власти паранойи и видеть истинную суть вещей.

Обретёт ли Эдипа искомый смысл в конце романа – не имеет значения. Её персонаж активен, проницателен, это такой же участник «игры», как и мертвец, дергающий за ниточки из-за кулис. Непросто было бы напрямую сравнивать Эдипу Маас с последующими протагонистами женского пола, но она всё же стала новым архетипом женщины-детектива. И хотя Эдипа сражается на протяжении всего романа, а поражения преследуют её куда чаще удач, книга представляет собой последовательность её небольших преодолений. Она отказывается сдаваться «мужчине» – или вообще кому бы то ни было.

Эдипа – прототип женщины, оказавшейся в мире мужчин. Её параноидальные, но в то же время сильные последовательницы встречаются нам в книгах и фильмах. Черты Эдипы можно найти в Лорен Оламине, главной героине романа Октавии Батлер «Притча о сеятеле» ( Parable of the Sower ). В отличие от Эдипы, Лорен – подросток, и её мир не похож на сеттинг «Выкрикивается лот 49»: он представляет собой анархическую дистопию недалёкого будущего. Однако судьбы двух этих персонажей любопытным и увлекательным образом переплетаются. Как и Эдипа, Лорен начинает роман в патриархальном мире. Пинчон использует историю Рапунцель, чтобы сравнить скучную обыденную жизнь Эдипы с замкнутым существованием в башне, а Пирс знаменует собой одновременно и возможность побега, и новый уровень ограничений. В начале «Притчи о сеятеле» Лорен живёт со своей семьёй в закрытом сообществе. Она часто называет своего «отца» «поборником конфиденциальности». Из-за того, что она – «дочь проповедника», над ней довлеет проклятие «гиперэмпатии»: «Я могу чувствовать то же, что и другие люди, независимо от того, вижу ли я наглядные проявления этих чувств или только предполагаю их наличие». Освободившись от самоограничений, она обретает возможность вырваться из своего дома и сообщества.

В энтропическом мире «Выкрикивается лот 49» Эдипа пытается стать «восприимчивой»: в сюжетном плане – медиумом, способным пересортировать молекулы в сосуде Максвелла*, а в метафорическом – женщиной, которая сумеет упорядочить фоновый шум и разгадать истинные масштабы Тристеро. Несмотря на поражение в буквальном проявлении концепции, её метафорические поиски правды сродни гиперэмпатии Лорен. В попытках обрести себя в реальности, собранной из кусочков мозаики, обеим ради выживания приходится взглянуть на мир чужими глазами и проникнуться чувствами других.

Насилие в конечном итоге разрушает стены закрытого сообщества, и Лорен приходится самой справляться с окружающим миром. И когда этот самый мир смещает все её ориентиры и некогда незыблемые представления, она вынуждена наделить его своим собственным смыслом, основав «Семя Земли» – гуманистическую религию, которая понравилась бы Пинчону. «Среди воплощений её бога были биологическая эволюция, теория хаоса, теория относительности, принцип неопределённости и, конечно же, второй закон термодинамики». Пинчоновская энтропия провозглашает себя устами Лорен: «Бог есть Перемены, и в конце веков настанет Царствие Его».

Более явным подобием Эдипы является Молл Роббинс, журналистка из романа Дона Делилло «Бегущий пёс» ( Running Dog ). Роббинс следила за нью-йоркским сенатором, но обнаружила куда более интересную загадку: слухи о том, что существует порнографический фильм, снятый в бункере Гитлера, главную роль в котором исполнил сам диктатор. Уличный торговец по фамилии Лайтборн показывает ей плёнку, но опубликованию статьи о фильме всё время мешают происки агентов разведки. Как и в случае с Тристеро, поиски плёнки с запечатлённым на ней Гитлером намного увлекательней самого́ искомого объекта. И хотя Роббинс далеко не так проницательна и энергична, как Эдипа, она тоже борется с миром, контролируемым военной промышленностью.

Делилло отмечает, что «в «Бегущем псе» у персонажей присутствуют своекорыстные мотивы, которые улетучиваются, сто́ит только каждому из игроков заполучить желаемый объект. Они словно бы немедленно теряют к нему всякий интерес. Я думаю, нечто подобное у меня ассоциировалось с нашей страной в тот конкретный период времени, в конце 1970-х». И пусть Роббинс не сумела обнародовать плёнку перед своей читательской аудиторией, она нанесла крошечную трещинку на стекло системы; того же добилась и Эдипа. Делилло с пониманием отзывается о своей героине: «Молл Роббинс – ветровой флюгер, поворачивающийся за любыми проявлениями алчности в романе и попытками обрести власть. Её собственные несовершенства могут возмутить читателя, ищущего морального ориентира… Мы не смогли бы поместить в подобный антураж героиню из 19-го века. Он существует лишь в определённом социокультурном периоде. В современной Америке». И если люди, подобные Роббинс, по утверждению Делилло, «стремятся абстрагироваться от попадающихся им заговоров», то Эдипа до самого конца остаётся на крючке.

С точки зрения упорства прямая наследница Эдипы – Дана Скалли, персонаж недавно перезапущенных «Секретных материалов». Хотя она является скептическим противовесом своему напарнику Фоксу Малдеру, Скалли не чужды и приступы паранойи. В эпизоде под названием «В.Б.О.» (внеземной биологический организм – прим. перев.) из первого сезона сериала Скалли и Малдер допрашивают водителя грузовика, предыдущим вечером столкнувшегося с НЛО. В следующей, казалось бы, проходной сцене у стойки в аэропорту некая женщина просит Скалли одолжить ей авторучку. Через некоторое время Скалли и Малдер обращаются к «Одиноким стрелка́м» - троице, которая впоследствии периодически будет появляться в сериале (один из них спрашивает Малдера: «Это и есть твоя напарница-скептик?»).

В числе прочего разговор заходит и о правительственной слежке, а затем мы перемещаемся в штаб-квартиру ФБР. Скалли рассуждает об «Одиноких стрелках» как о «самых больших параноиках, каких я когда-либо встречала… Ты видел, как они отвечают на телефонные звонки? Наверняка они считают, что каждый полученный ими звонок прослушивается, а за каждым их шагом следят. Что за самообман! Пожалуй, это позволяет им почувствовать, будто они делают нечто достаточно важное, чтобы…», и тут разговор прерывается. Авторучка Скалли перестаёт писать, и, разобрав её, агент находит электронное устройство, присоединённое к стержню с чернилами. Подобный сюжетный поворот Пинчон вполне мог бы использовать в своей книге. У Скалли появляется сотня причин для паранойи, но она остаётся при своём скептицизме. Так же и Эдипа постоянно колеблется между верой в то, что Тристеро существует в реальности и является по-настоящему опасной организацией, и вероятностью того, что всё это сфабриковано.

В эпизоде «Сырой монтаж» Скалли буквально превращается в Эдипу. После череды убийств Малдер подозревает, будто бы «видеосигнал каким-то образом [превращает] страхи людей в некое помешательство… виртуальную реальность их самых худших кошмаров». Скалли – одна из таких жертв. Находясь в гостиничном номере, она слышит щелкающие звуки во время разговора с Малдером. Она выдёргивает телефонный провод из розетки и лихорадочно обшаривает комнату в поисках прослушивающих устройств, а позже всё это переходит в приступ паранойи, из-за которого Скалли угрожает пистолетом Малдеру и своей собственной матери. Позже, уже находясь в больнице, она объясняет, что «всё было так, словно мир перевернулся с ног на голову. Все были настроены против меня».

В «Выкрикивается лот 49» все против Эдипы, но, в отличие от мужчин её мира, она не прячется. Она ломится в самую сердцевину заговора, образовавшегося задолго до её рождения и каким-то образом связанного с пригородной домохозяйкой из Южной Калифорнии. Одна из теорий предполагает, будто бы Эдипа избрана из-за профессии её мужа – диск-жокея, «транслирующего» по радио свой собственный шум и тем самым дающего Тристеро широкий диапазон вещания. С течением романа становится более вероятным, что Эдипа превзошла даже своего таинственного бывшего любовника, что это она сама выбрала Тристеро. Пинчон создал героиню, которая не только ищет смысл, но и принимает неопределённость окружающего её мира. И пусть Эдипа не может привести свою собственную жизнь к общему знаменателю, она не приходит и к выводу, что жизнь в принципе бессмысленна.

В наше время быть параноиком – скорее необходимость, нежели дань простому здравомыслию. Паранойя – результат осознанного существования и внимания к деталям. За нами наблюдают, нас выслеживают и каталогизируют. Кошмар Эдипы превратился в нашу реальность. Поэтому 50 лет спустя мы должны позволить ей вести нас за собой.
___________________________
* Демон Максвелла — мысленный эксперимент 1867 года, а также его главный персонаж — воображаемое разумное существо микроскопического размера, придуманное британским физиком Джеймсом Клерком Максвеллом с целью проиллюстрировать кажущийся парадокс Второго начала термодинамики.
Как работает демон: если разделить сосуд с газом на две части непроницаемой перегородкой с дверцей, управляемой неким демоном, который пропускает налево лишь самые быстрые молекулы, а направо — самые медленные, то со временем левая половина контейнера заполнится горячим газом, а правая — холодным. Это означает, что демон снизил энтропию газа, вовсе не расходуя энергии и не увеличивая энтропии окружающей среды. Такой процесс запрещен вторым законом термодинамики.

Перевод: Solnechnaja2201
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ