3 августа 2016 г., 19:56

1K

Фотография Джека Керуака и причина, по которой он вечен

57 понравилось 1 комментарий 9 добавить в избранное

Posle_proryva_Dzhek_Keruak_1959_Foto_DzhПосле прорыва: Джек Керуак, 1959. Фото: Джон Коэн / Галерея Л. Паркер Стефенсон/Гетти

«Его амбиции, его голод, потерянные после того, как были утолены — всё здесь, запечатлено в единственном кадре», — Джефф Дайер

Свиток оригинальной рукописи «В дороге» Джека Керуака, расстеленный по всей длине экспозиции, формирует хребет большой выставки движения битников в Помпиду Центре в Париже (Pompidou Centre in Paris).


Даже для тех, кто знаком с опубликованной версией манускрипта, увидеть эту священную реликвию – своеобразную Библию последователей битников – огромное событие. Через минуту вы заметите всё остальное: фильмы, плакаты, атрибутику – именно благодаря им выставка принимает такой огромный масштаб, а её просмотр занимает так много времени. Но как она могла не разрастись? Вы начинаете с писателей: Керуак, Аллен Гинзберг, Уильям Берроуз, а потом узнаёте о джазе, Ниле Кэссиди, Весёлых Проказниках (англ. the Merry Pranksters – неформальная субкультурная коммуна в США, существовавшая в 1960-1970-е гг. – прим. пер.) и кислоте.

И, конечно же, здесь очень много фотографий. Ни у одного другого литературного движения нет такого количества выразительных кадров. Берроуз и Гинзберг сделали кучу фотографий самих себя и своих друзей. А Керуак обеспечил себе эпизодическую роль в большой истории о данной среде, благодаря своему вкладу в проект Роберта Франка «Американцы». Работа Франка – и его фото, и скучный фильм «Погадай на ромашке» (англ. Pull My Daisy) – присутствуют в экспозиции, и их автор сам не раз всплывает на фотографиях, сделанных другими людьми. Это повторяющийся мотив выставки и движения в целом: его зачинатели часто сами документировали процесс его [движения] создания. Складывается впечатление, что люди, изображённые на фотографиях, абсолютно убеждены, что станут звёздами на небосводе своего собственного творения. У нас имеется множество документальных свидетельств о формировании этого мифа, вера в который существует по сей день.

Но всё всегда возвращается к Керуаку. На то есть две причины. Во-первых, благодаря всего одной книге, он стал, по моему мнению, важнейшим писателем. Во-вторых, никогда не было писателя, который бы выглядел лучше него. Керуак образца 1950 года – спортивный, мускулистый (что прекрасно подчёркивает его клетчатая рубашка), со своими взлохмаченными тёмными волосами – войди он сегодня в бар в Бруклине, всё равно бы выглядел стильно. Но как же быстро образ автора, находящегося на пике своего успеха, сменяется первыми признаками упадка. Для Керуака оказалось невозможным дольше, чем на мгновение, задержаться на вершине, которой он так стремился достичь.

Эта фотография была сделана Джоном Коэном в 1959 году, через пару лет после того, как «В дороге» наконец-то была опубликована. Во время создания книги и несмотря на несколько враждебных отказов издателей, Керуак был уверен, что его «большой роман» со временем получит признание и станет первым или одним из первых среди современной американской прозы. И он оказался прав. Его обожали, почитали, копировали; он изменил не только направление развития литературы, но и общество в целом. Однако за долгое ожидание была заплачена своя цена. К моменту, когда достижения писателя были признаны, его талант стал клониться к закату. Он был пойман в ловушку собственным методом работы – спонтанной прозой – который когда-то освободил его. Прорыв, который позволил ему стать одним из великих, в то же время сделал его и одним из худших писателей. Он топил себя в алкоголе, продолжал жить с матерью во Флориде и в Массачусетсе, он стал «большой грустной рыбкой-бананкой» (отсылка к «Хорошо ловится рыбка-бананка» Дж.Д. Сэлинджера – прим.пер.).

Фотография Коэна, где Керуак слушает самого себя по радио, запечатлела не просто момент, но целую жизнь, не просто человека, но легенду, и наоборот. Он слушает себя, запись собственного успеха. Это нечто такое, о чём мечтает каждый честолюбивый автор. Но кроме этого мы чувствуем, как он пытается заново обнаружить что-то, что было утеряно – частично из-за успеха, частично просто из-за ушедших лет, частично из-за того, что это что-то живёт голодом, вызванным отказом. Его голос здесь, но он больше не может ничего произнести, поэтому лишь воспроизводит и перематывает прошлое творение. Обречённый доживать жизнь в свете собственной легенды, он пытается вновь обрести голос, но даже эхо его исчезает из памяти. Жесты, видения, эхо – юный Керуак, склонившийся над клавиатурой пишущей машинки, как пианист Билл Эванс над клавишами своего инструмента, и выбивающий на ней своё новое джазовое стихотворение.

Пронзительно и прекрасно: то, что было для Керуака эхом из прошлого, перенеслось посредством радио в будущее, в комнату какого-нибудь одинокого мальчишки, чтобы наполнить его голову мыслями о приключении – не о приключении, которое может принести нахождение в дороге, а о приключении, которое может подарить писательство. Это можно услышать в строчках песни Спрингстина «Танцуя в темноте» (Bruce Springsteen – Dancing in the Dark), когда он поёт «Мне надоело сидеть здесь в попытках написать эту книгу» (англ. I’m sick of sitting round here trying to write this book). Речь не просто о какой-то книге, речь, несомненно, о великой книге. Амбиции, надежды и голод Керуака продолжают жить. Их романтика и гибельность никогда не исчезнут. Вы можете их увидеть. Вы можете их услышать.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы

Книги из этой статьи

Авторы из этой статьи

57 понравилось 9 добавить в избранное

Комментарии 1

Не так важно сколько книг он написал, важно, что хоть одна книга имела значение для читателя.

Читайте также