Что побуждает к писательству? Написание романа — болезненный и убийственный процесс

Автор : Alice Adams
Перевод: Сладкова Алина

Все писатели — тщеславные, эгоистичные и ленивые, и в основе их побуждений к творчеству лежит тайна. Cоздание книги — это жуткая, изнурительная борьба, похожая на долгий припадок болезненного недуга. Никто не взялся бы за такое дело, если бы его не побуждал какой-то демон, которого нельзя ни понять, ни оказать ему сопротивление.
— Джордж Оруэлл, Почему я пишу , 1946

Написание романа — болезненный и кровожадный процесс, который занимает все твоё время, не даёт покоя тёмными ночами и, как правило, достигает апогея в виде рыданий над неуклонно растущим множеством забракованных названий. Каждый писатель-романист должен будет пройти через это, как минимум, однажды, а в некоторых случаях – много раз до момента публикации, а она, в свою очередь, сама по себе не гарантирует богатств или аплодисментов, оваций, похвалы, признания; неразумно спрашивать, что это за люди, предполагающие подобное.

Мой собственный ответ изначально был схож с ответом Оруэлла: человек, в достаточной мере мучимый побуждением сделать это, так что у него нет выбора. Я думала над тем, чтобы бросить миллион раз до того, как написала роман. Я хотела отказаться от дальнейших попыток, вырвать свою жизнь у демона, но всякий раз, когда пыталась, приходила к неизбежному выводу, что для меня единственной вещью хуже, чем пожизненный неоплачиваемый рабский труд в безвестности (на тот момент, наиболее вероятный итог), была бы жизнь без писательства.

Я не начинала свою профессиональную карьеру в качестве писателя. В детстве быть писателем-романистом казалось наиболее достойным возможным вариантом карьеры, но это как хотеть быть кинозвездой — дико нереалистичная мечта. Я помню, как впервые обнаружила cебя чрезвычайно погруженной в рассказывание мрачного отрывка научной фантастики, который написала, выполняя школьное задание — в нем говорилось о том, что люди оставили cвою планету, находящуюся в состоянии упадка с экологической точки зрения, в поисках нового дома на борту огромных межгалактических космических кораблей, называемых Ковчегами. Меня волновало положение моих персонажей, благоговея перед необъятностью Вселенной, я ассоциировала свою жизнь с ними, сердце было разбито от трагедии и жертвы, лежащей в основе их миссии. Факт эмоциональной чувствительности, появления эмоционального рубца не изменил того факта, что писательство дало мне поток, тот неуловимый опыт абсолютной погруженности в умственную деятельность, полностью уcтранило мои прочие тревоги и заботы. А завершение процесса написания дало мне максимально возможное удовольствие от результата мыслительной деятельности: вот история, которую я привнесла в мир – крошечное, тем не менее, завершённое "произведение искусства", которое никогда бы не существовало, не напиши я его.

Как бы то ни было, я закончила школу, и реальная жизнь вступила в свои права. Я неразумно тратила свою молодость, а затем появилась работа и необходимость платить арендную плату. На короткое время я предавалась фантазии о том, чтобы стать библиотекарем, но вместо этого всё закончилось работой банковского аналитика, где книг было меньше, а денег больше. Работа была интересной, но к ней предъявлялись высокие требования, что вытеснило прочие хобби из моей жизни.

Так продолжалось 10 лет. На протяжении десятилетия с момента окончания школы моя литературная выработка равнялась нулю. Но жажда это сделать до сих пор была здесь, на задворках – стремление излагать слова на бумаге, создавать истории о явлениях и ситуациях, которые меня волнуют, искать смысл через повествование. В итоге я снова начала в этом копаться, медленно, на первых порах без какой-либо особой цели, а затем более серьёзно, ушла в это с головой и стала тратить на этот процесс всё своё свободное время. Всё это возникло из занятий пустяками, преобразившись во всепоглощающее пламя, сжигающее всё моё свободное время и умственную энергию. Но что подпитывало меня? Для чего я писала?

Однажды я читала ещё одного автора, не помню какого, и он говорил о том, что его литературное творчество — это нечто вроде зова волков своему племени; и я полагаю, что в этом есть некоторая доля истины — я тоже пишу для своего племени, воображаемой группы читателей, которые внутренне в чём-то немного похожи на меня. Они довольно часто совершали ошибки в жизни, не всегда счастливы или сияют, поскольку даже в самой обычной, среднестатистической жизни имеют место большие сражения: взросление, поиски смысла, утраты, пагубные привычки, инвалидность, бесплодие – но они пытаются бороться, храбро и с юмором ведут бой.

Время от времени вспыхивают споры о том, несёт ли в себе литература искупительную ответственность. Думаю, ответственность – слишком громкое слово; ты можешь написать только о том, что тебя растрогало или взволновало. Однако полагаю, что писательское ремесло нигилистической направленности или произведение, возвеличивающее cтрадания, не является настолько ценным, чтобы его можно было бы добавить в копилку общечеловеческих достижений. Держать лицо повёрнутым к свету — это пожизненная работа, и я бы, скорее, охотно помогла в этом людям, чем препятствовала. Практически каждый в возрасте старше 30 лет наверняка знает, что значит вглядываться в очевидно равнодушный мир и чувствовать отчаяние; и как сказала А. С. Байетт в своём интервью для Paris Review – трагедия поколения молодых людей, не имеющих подобного опыта в реальности, состоит в том, что только они в состоянии это сделать (имеется в виду, что если у людей есть некий реальный опыт, они в состоянии написать об этом, донести это до других – прим. перев). Так что я в лагере людей, говорящих "Да!" — я хочу, чтобы люди, прочитавшие мои произведения, почувствовали надежду; в том смысле, что жизнь не будет простой и свободной от cтраданий, но в то же время, помимо неизбежных переживаний, в ней есть место надежде и радости.

Возвращаясь к Оруэллу:

И насколько можно судить, демон этот [побуждающий писателя] — тот же инстинкт, который заставляет младенца кричать, привлекая к себе внимание взрослых. В то же время верно и другое — ты не можешь написать ничего интересного, если при этом не пытаешься изо всех сил избавиться от самого себя. Хорошая проза подобна оконному стеклу.

Как и в жизни, в основе писательского ремесла лежит великая тайна. Как утверждает мой отец — когда он играет свою лучшую партию в шахматы, то слышит пение ангелов. Я известна способностью весьма преувеличенно насмехаться над чем-либо с лучшей стороны: признаю — возможно, на долю одного процента времени, посвящаемому писательству, ощущаю себя в большей степени средством передачи информации, нежели её cоздателем, как будто бы не делаю эту работу сама, а просто являюсь каналом, по которому она поступает в мир.

Итак, с почтительным поклоном Оруэллу, вот ещё некоторые из множества причин, по которым я пишу:

Потому что этот процесс разгружает cознание, уносит меня от неприятностей.

Потому что это даёт мне, пусть и на короткое время, доступ к созданию чего-то необыкновенного, непознанного, выходящего за пределы опыта.

Потому что я, сгорая от ярости, злюсь на мир, и это кажется лучшим выходом, нежели ничем не оправданная жестокость.

Потому что испытываю потребность зафиксировать нечто мимолётное до того, как оно растворится в небытии: тихое восторженное чувство пребывания в сумерках летнего сада, болотистый запах толстовки любимого человека.

Потому как словесное выражение чего-либо вынуждает меня ясно формулировать свои мысли в форме описания, что придаёт смысл моей жизни.

Потому что испытываю непреодолимое желание излить себя с помощью клавиатуры, что, вдобавок, вызывает привыкание; я сажусь и строчу несколько сотен слов, а несколько часов спустя вдруг обнаруживаю, что снаружи темно, а я мокрая от пота, обмякла в кресле, зато полна странной радости и удовлетворенности, опустошённая, неподвижная и насытившаяся.

Последняя причина, возможно, самая важная: я пишу потому, что книги раскрыли мой мир, спасали мою жизнь снова и снова и являются чем-то, частью чего я хочу быть. Что за жалкая вещь — быть человеком, обладать самосознанием и в то же время не иметь ответов почти на все самые важные вопросы: Как жить? Существует ли Бог? Что представляет собой Теория Великого Объединения? Что происходит, когда мы умираем?

И конечно, вне зависимости от того, насколько высокое и комфортное положение в обществе удаётся занять, мы прилагаем усилия к тому, чтобы прятаться подальше от бед — доля секунды, когда мы, не смотря под ноги, шагаем по дороге, телефонный звонок, сообщающий о том, что никогда больше не увидим любимых. Как мрачно. И всё же, в темноте порой появляются длинные узкие полоски и крошечные частички света, часто кажущиеся не более чем едва различимым cиянием, которое, так или иначе, помогает видеть дорогу далеко впереди. У меня подобные проблески часто появлялись из книг.

Когда я хотела отчётливо что-нибудь увидеть и честно о чём-либо сказать, Диана Этхилл была со мной, чтобы мне это показать. Когда хотела увидеть фейерверк, возникающий из столкновения цинизма и идеализма, рядом, с сигаретой, свисающей с губ, прогуливался Мартин Эмис. Когда мне нужна была храбрость, Эндрю Соломон ставил меня на ноги. Когда радовалась уединению и красоте природы, Сара Мейтланд стояла рядом со мной. В тот момент, когда не могла сделать ничего другого, кроме как посмеяться над абсурдностью происходящего, ни Джонатан Коу, ни Дэвид Ноббс не бросали меня. А когда я печалилась, К.С. Льюис обращался ко мне сквозь десятилетия, говоря: «Вот! Возьми меня за руку. Ты не одинока». Так что я в огромном долгу. Во многих отношениях, причина, почему я пишу, такова: хочется протянуть руку и вытащить кого-нибудь ещё.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ