31 мая 2016 г., 08:30

1K

Как писатель редактирует свои книги: Джулиан Барнс

52 понравилось 5 комментариев 17 добавить в избранное

o-o.jpegДжон Фриман расспрашивает плодовитого писателя о его профессиональных хитростях

С каждой новой книгой круг интересов Джулиана Барнса растет.

Переступив порог 70-летия, он в этом плане ничуть не изменился. Пять лет назад Барнс получил Букеровскую премию за роман Предчувствие конца , рассказ о человеке, который оглядывается назад, вспоминая неудачные моменты собственной юности. Однако начинать знакомство с Барнсом с этой книги не стоит: это может ввести вас в заблуждение.

За свою жизнь он написал романы об авиаторах и детективах, Флобере и жизни парка развлечений, рассказы о старении. Он писал о жизни на кухне и журналистике, посвященной французской политике, переводил великого мемуариста Альфонса Доде, набросал десятки успешных обзоров на произведения современного искусства, сочинял истории о сексе и мести и даже (правда, очень недолгий срок) работал над серией детективов под псевдонимом Дэн Кавана.

Последний роман Барнса еще больше расширяет территорию его присутствия. «Шум времени» ( The Noise of Time ) – это душераздирающий и стремительный роман о композиторе Дмитрии Шостаковиче и его попытках сочинять музыку при Сталине. Книга начинается с того, как Дмитрий в отчаянии курит сигарету у двери своей квартиры. Он так боится услышать ночью стук в дверь, что начинает спать, не раздеваясь. А потом перестает спать вообще и просто ждет на лестничной клетке. Ему не хочется, чтобы стук разбудил его жену.

На следующих двухстах страницах Барнс описывает немало сделок, которые Шостакович вынужден заключать, чтобы остаться в живых, и показывает, как сильно они повлияли на него в эмоциональном и художественном смысле. Как и короткий роман 1991 года Дикобраз , это произведение Барнса рассказывает о разрушительной силе мастерства и приспособленчества. Складывается ощущение, что эта рукопись происходит из того самого периода времени, когда всё было под запретом, и только такая книга могла пролить свет на деградацию сталинской власти.

Сидя в своем доме, расположенном в северном Лондоне, одетый в зимние вельветовые штаны Барнс, начинавший свою писательскую карьеру как лексикограф, объясняет, как у него получается добиться такого эффекта. Он говорит о том, что не с первой попытки сумел найти правильный тон для рассказа о пугающей внутренней жизни Шостаковича. Здесь требовался острый глаз, и не удивительно, что в итоге всё свелось к правильному подбору слов.

картинка Count_in_Law

Джулиан Барнс: Я пробовал писать книгу от первого лица, написал около четырех страниц, а потом просто остановился. Не знаю, почему это не работало, но это не сработало вообще, как будто я писал неправильно. Я вернулся к тексту примерно девять месяцев спустя и начал писать его в третьем лице.

Джон Фриман: Вы уже когда-нибудь это делали, меняли повествование от первого лица к третьему?

ДБ: Нет, думаю, это правда, что с каждой новой книгой ты совершаешь новые ошибки. К примеру, этот кусочек текста начинался со строк Флобера, который говорил, что в современной жизни нет ни героев, ни монстров, поэтому и в литературе не должно быть никаких героев и никаких монстров, так что книга начиналась с посыла, что монстры вернулись и убили всех героев, а мы теперь живем в мире, полном монстров, героев в котором просто не существует. Но в конце концов я его убрал, потому что он был слишком напыщенным, далеким от беллетристики. Ты начинаешь с экспериментов с различными стилями повествования, и правильный появляется не сразу.

ДФ: Вы нарочно выстраивали роман как симфонию?

ДБ: Не думаю. В книге есть некие музыкальные качества, проявляющиеся в повторах и мотиве. Но я думаю, что музыкальная форма отличается от литературной. Слова работают иначе. Есть процесс, а есть музыкальность. Ты можешь повторять мотив и можешь создать тему, однако в действительности они не будут восприниматься единым целым, как в случае с музыкой. Я имею в виду, что вы можете сказать, что вот в этом месте в моем романе есть медленное вступление, а потом здесь начинается первое движение. Но я никогда не думал, что пишу музыкальный роман.

ДФ: Да, несмотря на то, что он музыкант.

ДБ: Да, несмотря на то, что он композитор. Я часто пишу с повторяющимися мотивами и фразами. И это способ построения композиции.

картинка Count_in_Law

ДФ: Стиль всему голова?

ДБ: Ну, я думаю, что в романе, который является историко-биографическим и в то же время представляет собой художественную прозу, должно быть именно так. Это отвечает не только моему эстетическому восприятию, но и моим интересам – дух книги лучше выражать посредством стиля, путем использования определенных оборотов речи, немного странных оборотов, которые подчас могут напоминать переводной текст. «Шум был достаточно громким, чтобы выбить оконные стекла» – это своего рода перевод с русского, который делает текст неловким. Мы бы сказали «захлопнуть окна» или что-то подобное, но не «выбить оконные стекла». Именно это, по-моему, дает читателю чувство времени и места. Думаю, мне не хочется писать нечто вроде «он прошел по такой-то улице, свернул налево и увидел напротив знаменитую старую кондитерскую или что-то там еще». Я не создаю атмосферу времени и места таким образом. Уверен, что гораздо лучше делать это посредством прозы.

ДФ: Обнаружил, что в книге Артур и Джордж вы используете слово «cockstand» (устаревшая табуированная лексика, обозначающая эрекцию – прим. перев.).

ДБ: Да, и оно до сих пор существует.

ДФ: И я на протяжении всей книги постоянно натыкался на слова, которые казались мне словно переведенными из романа Лермонтова.

ДБ: Да, есть немного. В книге есть фраза о том, что Россия является родиной слонов. Это совершенно по-русски, и я считаю это абсолютно замечательным. А еще там есть такие вещи, как «игра на пианино в четыре руки» (playing fourhanded piano). Теперь мы сказали бы про игру «дуэтом в четыре руки» (four-handed duets), но русские говорят иначе. Любой читатель способен понять, о чем идет речь, смысл совершенно ясен, однако формулировки чуть отличаются от нормальных, и вы думаете: «Да, я сейчас в России». По крайней мере, я очень надеюсь, что вы это почувствуете.

ДФ: Работа над Шостаковичем отличалась от книг о других исторических деятелях, с которыми вы имели дело в романах?

ДБ: Да. Полагаю, что главным для меня стало то, что хотя я и учил русский язык два года в школе и потом еще два семестра в университете, однако мой русский очень, очень плох. Мой французский хорош, даже очень хорош, поэтому у меня не было никаких проблем с Попугаем Флобера , «Артуром и Джорджем» и всеми произведениями на английском языке. С Шостаковичем меня в некоторой степени ограничивала необходимость писать на английском. Но мне сильно помогла Элизабет Уилсон, ведущий англоязычный эксперт по Шостаковичу. Она могла послать мне обнаруженные ею письма, а я мог найти в них интересную фразу или что-то в этом роде.

картинка Count_in_Law

ДФ: Герой выглядит одержимым ненавистью к самому себе.

ДБ: Да, думаю, что к концу жизни он сломался. И его сломало государство. В какой-то момент он начал думать, что живет слишком долго и должен был умереть раньше. Как говорится в начале третьей части, «самое опасное время – это не время величайшей опасности». Они приходят за его душой. То, что я прочел о нём, в некотором смысле убедило меня в том, что к концу своей жизни он не мог дождаться смерти, и это всё находило отражение в его музыке. Ему уже не хотелось иметь дело с такой неудобной штукой, как жизнь, не говоря уже о таких страшных вещах, как политика и власть. И музыка позволяла ему сбежать от этих социальных обстоятельств.

ДФ: Как писатель вы чувствуете к нему симпатию? Очевидно, что обстоятельства…

ДБ: О, я чувствую к нему огромную симпатию. Думаю, что он герой, в том смысле, что он выжил, сделал всё, что мог, чтобы помочь другим, чтобы защитить свою семью. У него довольно хорошо получалось просить государство и власть о помощи другим людям, но он не мог сделать того же самого для себя.

ДФ: Да, он написал много писем, которые кажутся написанными от имени других людей.

ДБ: Да, и его поставили в безвыходное положение. Мой друг Иэн Макьюэн прочитал книгу и сказал: «Я и не представлял, как сильно их заботили музыка и композиторы». Слово «заботили» он, конечно, употребил в слегка ироническом смысле, как синоним «пристального внимания». Вы думали, что они следили только за известными диссидентами и людьми, которые открыто выступали против системы – и они, конечно, делали это. Однако, на самом деле, они следили за всеми. Так что у Шостаковича было только два пути: либо молчать и вообще не писать никакой музыки, либо протестовать таким образом и схлопотать за это отправку в трудовой лагерь для себя и своей семьи. Слово «герой» звучит привлекательно, пока вы не поймете, что быть героем означает принести в жертву также своих друзей и семью.

картинка Count_in_Law

ДФ: Мне очень нравятся последние пять ваших книг. Но новая книга – это шаг в сторону от масштабной, мощной композиции «Артура и Джорджа» и блестящего красноречия ваших предыдущих книг.

ДБ: Думаю, это вопрос возраста и личных пристрастий.

ДФ: Невероятно. Думаю, в этой книге, как и в «Слоях жизни» (не удалось достоверно установить, что именно имеется в виду; возможно известная композиция «Layers of Life» – прим. перев.), мы также испытываем опыт общения со временем, чувствуем само время.

ДБ: Хм. Думаю, тут дело в другом. По мере того, как ты становишься старше, ты понимаешь время и понимаешь, что время в художественной литературе словно позволяет тебе перемещаться во времени. Например, в «Предчувствии конца» есть место, где в одной части герою 21 или 22 года, а в следующем абзаце прошло уже 40 лет. Я не сделал бы этого, когда был молод. Это как раз то, что вы обретаете со временем. Думаю, что великим человеком является тот, кто движется сквозь время без тебя, вообще тебя не замечая, как это делает Элис Манро. Поразительно. У вас есть история на 25 страницах, и перед вами вдруг проносится целая жизнь человека. Как она это сделала? Вы и не заметили, как вдруг получили целую жизнь. Апдайк в своих поздних работах тоже очень хорош, он хитро и умно играет со временем. А мы благодаря им узнаем некоторые новые трюки.

Перевод: Count_in_Law
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

Источник: Literary Hub
В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы

Авторы из этой статьи

52 понравилось 17 добавить в избранное

Комментарии 5

Возможно, в оригинале ошибка и имеется в виду роман Барнса Levels of Life ("Уровни жизни")?

lise_fr, Отличный вариант!
Мне даже в голову не пришло, что может быть такая грубая ошибка, чтобы слово в названии книги поменяли на созвучное... (а там именно "Layers of Life")
Спасибо! Коллективный мозг помогает разгадать любые головоломки :)

Интересно, переводят ли его книгу про Шостаковича на русскую речь?

Автор ни разу не упомянул Соломона Волкова, который предоставил много материалов о Шостаковиче, всем известно его "Свидетельство", знаменитые диалоги с музыкантом. К тому же Барнс много советовался с Волковым, который недавно об этом упомянул на "Радио "Свобода". ...Об этой книге так много говорят, но эмоции там превалируют над фактами. Жаль, что в России никто не написал о музыканте...

Хорошая статья. За фото фрагментов рукописей отдельное спасибо)

Читайте также