Дэвид Митчелл: «Скука для меня – счетчик Гейгера»

Дэвид Митчелл. Фото: Фелисити МакКейб/ Contour

Автор статьи: Тим Мартин

Каждый романист по-разному формирует взаимоотношения с героями своих книг. К примеру, персонажи Дэвида Митчелла пишут своему автору письма. «Так и есть», – говорит он, выуживая из кармана блокнот, страницы которого с обеих сторон исписаны витиеватым почерком. – «Сверху они ставят «Дорогой Дэйв», если хорошо меня знают, или «Дорогой Дэвид», если хотят придерживаться более официального тона. Потом они пишут о том, кем являются, рассказывают о детских годах, первых воспоминаниях, об их отношении к другим персонажам романа; высказывают свои мысли по поводу веры в Бога, денег, работы, секса, поддерживают ли они консерваторов или либералов, какие газеты читают. Не обходят вниманием и уровень своего образования. Письмо в этом плане гораздо лучше биографической сводки, потому что в нём герои говорят своими собственными голосами. А именно голоса мы и ищем». Он ненадолго задумывается. «Очень важно понять, чего они боятся. И о чем мечтают».

И нашумевший третий роман Митчелла «Облачный атлас» , и изданные в прошлом году «Простые смертные» ( The Bone Clocks ), стали огромным пространством для эксперимента, в котором сюжетные линии расходятся и вновь переплетаются в симфонических фантазиях, объединяющих в себе множество литературных жанров и охватывающих вековые промежутки времени. Грандиозный замысел «Облачного атласа» привлёк ещё более колоссальные амбиции Вачовски, режиссёров «Матрицы», и подви́г их в 2012 году на съемки одноимённого фильма. Митчелл говорит, что «опыт погружения в мир кино стал весьма удачным», и он уже продал права на адаптацию «Простых смертных» в форме телевизионного мини-сериала. Между этими значительными вехами он написал полуавтобиографический роман в декорациях Вустершира 70-х годов, и ещё один , в котором действие происходит в XVIII веке в Японии. А теперь, в последнем на данный момент, небольшом романе «Дом на болоте» ( Slade House ), он обращается к истории о привидениях или, по его собственным словам, к «собранию концовок историй о привидениях». Митчелл идёт наперекор правилам – вот что он делает.

Поразительно, что все эти творческие произведения породил один единственный ум. Я встречаюсь с Митчеллом – высоким, худощавым, по-мальчишески угловатым, за столиком в гостиничном ресторане города Корка (город на юго-западе Ирландии, административный центр одноимённого графства – прим. перев.), где он живёт с 2002 года, вволю постранствовав по Италии, Японии и Великобритании. Вокруг него царит настолько тихая и спокойная атмосфера, что хочется потребовать удостоверение личности. Его можно принять за друга писателя, которого подрядили давать интервью, пока настоящий Дэвид Митчелл рассуждает о бессмертии и апокалипсисе у себя дома в Клонакилти (город в Ирландии, находится в графстве Корк – прим. перев.).

Подобное впечатление длится ровно до того момента, как он начинает говорить, или, возможно, пока я не спрашиваю, не является ли частая смена перспективы в его романах признаком того, что ему, как писателю, быстро становится скучно. «О боже, нет!», - восклицает он, резко выпрямившись и изменившись в лице, словно я только что обвинил его в совершении какого-нибудь ужасного преступления. «Нет, нет, нет. Я даже не могу представить себе, как может быть скучно в художественном смысле. Нет. Есть столько вещей, о которых можно писать! Целый огромный мир!»

«Скука для меня – что-то вроде счетчика Гейгера», – продолжает он. – «Как только он начинает щёлкать, я понимаю, что двигаюсь не в том направлении. Можете быть абсолютно уверены – если писателю скучно, то заскучает и читатель, и наоборот. Нет, нет. Пять или шесть следующих книг уже спорят за первое место в списке моих будущих произведений, они выстроились в беспокойную очередь и постоянно норовят выскочить вперёд. Моя проблема не в скуке, а в том, что все эти ненаписанные книги довольно внушительны, и на них требуется время. В них нужно вкладываться. А чтобы вложиться – необходимо пополнить запасы неотработанного материала и провести исследования. И самому измениться, чтобы написать их». Он выразительно качает головой. «Видите, как мало места остаётся для скуки».

«Дом на болоте» - дополнение к своему грандиозному предшественнику, «Простым смертным». «Он будет десертом, если вы читали «Простых смертных», - говорит Митчелл, - «Или закуской, если вы начнёте с него. И, надеюсь, его можно будет подать как самостоятельное блюдо, если вы вообще не собираетесь читать предыдущую книгу, и восприятию это не помешает». Роман состоит из пяти частей, в каждой из которых рассказчик ведёт повествование «на гребне несущейся сквозь произведение волны времени». В центре его – зловещий особняк, каждые девять лет появляющийся, игнорируя все законы физики, за металлической дверью на одной из лондонских улиц. Чтобы не раскрывать содержание тем, кто ещё не ознакомился с книгой, скажу лишь, что читатели предыдущего романа Митчелла – в котором клан бессмертных сущностей, известных как Часовщики, на протяжении веков сражается со злобными пожирателями душ Анахоретами – распутав все хитросплетения «Дома на болоте», обнаружат весьма неприятный сюрприз.

Митчелл писал книгу быстро, и первой её главой, в которой переосмысливается идея из «Простых смертных», стал рассказ, опубликованный автором в Твиттере в прошлом году. Позволить ему разрастись и превратиться в полноценный роман было, по словам автора, «необычайно интересным занятием», и вот как его нужно читать: пусть «Дом на болоте» - всего лишь крохотный домишко по сравнению с архитектурными изысками его более объёмных произведений, но и сам по себе он является неплохим, хоть и маленьким, ужастиком.

Создание того, что он описывает как «традиционный образчик жанра», похоже, невероятно увлекало Митчелла, и он улыбается, когда я вспоминаю о жутковатой зацикленности романа на повторах. Персонаж за персонажем, надеясь на лучший исход, раз за разом ступают на садовую тропинку, ведущую к мрачной развязке. «Я надеялся, что этот приём поможет генерировать ожидания», - говорит он. – «И тогда, если почувствую, что читатель думает «О, всё совсем как в прошлый раз, я знаю, что случится дальше», то смогу провернуть нечто этакое – упс, ничего-то вы не знаете». Он взмахивает руками. «Попались!»

Оказывается, разговор с Митчеллом может быть таким же захватывающим, как и чтение его романов. Хотя интервьюера он изрядно сбивает с толку своей манерой – ответив на вопрос, он адресует его обратно и внимательно слушает, какую информацию я могу предложить ему взамен. После третьего обмена мнениями («Относитесь ли вы к почитателям «Доктора Кто» или «Звёздного пути»?» – он предпочитает первого и с радостью поучаствовал бы в серии новеллизаций), я спрашиваю его о писательском совете, данном им фанату во время одной из онлайновых сессий «вопрос-ответ». «Лучший совет», – сказал он тогда, – «состоит в том, чтобы никогда не прерывать собеседника и аккуратно подталкивать его к разговору об уникальных особенностях, наиболее характерных для него и отличающихся от ваших собственных черт характера».

Митчелл улыбается, когда я напоминаю ему об этом. «Ну», – говорит он, – «если вы не хотите написать книжку-другую, а потом кануть в безвестность, кропая однотипные романы, вам придётся думать как журналисту и пытаться заручиться доверием окружающих. Люди неглупы, и они поймут, что именно вы делаете, поэтому нужно подойти к вопросу серьёзно. Вы должны рассматривать всех и каждого как потенциальных протагонистов, и это ваш долг – заботиться о будущих романах и обогащать их, выслушивая людей».

«Вы должны понимать, что это – особый род привилегий, и ими нельзя злоупотреблять», – продолжает Митчелл. – «Но лучше всего формирует характер персонажа не описание, а то, как он говорит. И осознание этого не придёт к вам с чудесным озарением, это попросту очевидно. Так что вам нужно стать ещё и упёртым собирателем выражений, речевым коллекционером, отлавливать фразы, которых нет в вашем повседневном лексиконе, сразу же записывать их и хранить, пока не пригодятся. Множество разнообразных способов сказать одно и то же».

Собиратель выражений, речевой коллекционер – никто не мог бы лучше описать Митчелла, чем его собственные слова. Он хватается за обрывки фраз в течение всего разговора, терзает их подобно псу, грызущему кость («Мммф. НепокоРРРный. РРРоскошно»). У него острый слух на сочные, любопытные и загадочные высказывания из Оксфордского словаря. Моим любимым стало «omnivoracious» (производное от omnivorous – «всеядный»; слово означает «нестерпимое желание поглощать разнообразные виды чего-л. в огромных количествах; о еде, книгах, знаниях и проч. – прим. перев.) – слово, означающее не просто есть всё подряд, но жадно всё это поглощать. Его можно использовать и применительно к работам самого Митчелла. «Честно говоря», – объясняет он, – «Я обо всём этом думаю в разрезе – в голову не приходит лучшего выражения – моей карьеры. Я хочу продолжать писать! Почему по-настоящему хорошие, многообещающие произведения пишут тридцатилетние писатели, которые в свои 60 не всегда могут создать нечто столь же потрясающее и великолепное? Может, им мешает осознание собственного выхода на пенсию? Или они когда-либо сотворили безумно популярное произведение, а потом строчили всё менее качественные дубликаты своего же успеха? А может, просто нужно быть жадным и всеядным в чтении, в размышлениях и в жизни, пока вы ещё на это способны, и тогда каждый ваш роман будет лучше предыдущего». Он улыбается, пожимает плечами. «Я на это надеюсь».

Перевод: Solnechnaja2201
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ