Салман Рушди о своем новом романе, герой которого плывет над самой землей

Салман Рушди. Фото: Сара Крулвич / The New York Times

Автор: Александра Элтер (Alexandra Alter)

Салман Рушди подростком впервые узнал о том, что его фамилия была придумана, а не унаследована.

– У моего деда была другая фамилия, - рассказал он. – Фамилию Рушди придумал мой отец. Он сделал действительно хороший выбор. Дело в том, что он всегда интересовался философией Ибн Рушда.

Позднее Рушди разделил отцовское увлечение работами Ибн Рушда, философа XII века, больше известного на Западе как Аверрооэс. И вот писатель сделал его главным героем своего нового романа "Two Years Eight Months and Twenty-Eight Nights" ("Два года восемь месяцев и двадцать восемь ночей").

Началом действия книги является Испания XII века, где философ, сам того не желая, влюбляется в прекрасную женщину по имени Дуния, которая оказывается скрывающимся джином. Затем местом действия становится Нью-Йорк в скором будущем – там далекие потомки Ибн Рушда и Дунии открывают в себе особые способности, например, умение выпускать молнии из кончиков пальцев или превращать ветки деревьев в золото. (Некоторые из их сверхспособностей больше напоминают мелкие неудобства: садовник по имени Джеронимо может подняться над землей на несколько дюймов, но при этом остается вполне обычным человеком).

В заключительных главах сверхъестественные существа участвуют в грандиозной битве с могучими джинами за будущее человечества. Все это приходит к насыщенной событиями кульминации, которая местами походит на сценарий супергеройского блокбастера, написанный Кафкой.

Во время недавнего интервью в офисе своего издателя в Мидтауне Рушди говорил о своей любви к научной фантастике, неудачах с телесериалами, о своем месте в списке приговоренных Аль-Каиды и разладе с писателей Питером Кэри. Здесь приводятся отрывки из этой беседы.

В этом романе поднимаются темы, к которым вы уже прежде обращались, например, конфликт религии и разума, но стилистически этот роман гораздо свободнее, в нем средневековая философия смешивается с мифологией ислама, а фантастический мир почти как в комиксах "Marvel". Что вдохновило вас на создание этих персонажей-супергероев и сюжета в духе Войны миров ?

Научная фантастика это то, с чего все начиналось на самом деле. В детстве у меня была настоящая зависимость от нее. Это был мой самый ранний писательский интерес, и мне понадобилось много времени, чтобы вернуться к нему. Это также была реакция сопротивления на мои мемуары. Уже два-три года я усиленно стараюсь рассказать правду, меня уже тошнит от правды – хватит правды, давайте-ка сделаем [цензура].

Из чего родился замысел?

Первым появился садовник Джеронимо, который мог отрываться от земли. Меня привлекла идея о том, что он поднимется едва ли на дюйм. Взлетать в небеса – это неинтересно, но парить на высоте в полдюйма, немного нарушая законы гравитации – это гораздо более забавно.

Одна из сюжетных нитей связана с многовековыми спорами о противопоставлении разума и веры. Вы реализуете эту тему с помощью могущественных джинов, разрушающих наш мир, и пренебрежения физическими законами. Почему вы избрали такую фантастику, чтобы проиллюстрировать эти абстрактные идеи?

Это связано с моим ощущением мира, утрачивающего порядок, меняющегося так быстро и по стольким направлениям, что множество людей оказываются в растерянности. Больше не понимаешь правил, и кажется, что есть много людей, гораздо моложе тебя, которые эти правила знают, более того, они зарабатывают миллиарды, изобретая что – Snapchat? Что это, черт возьми, такое? Очевидно нечто, стоящее миллиарды. Романы оцениваются, если очень повезет, в шестизначные суммы.

А вы используете Snapchat?

Нет. Но знаю о его существовании.

Вы не скрываете, что считаете себя атеистом, но создается впечатление, что вы питаете слабость к мифологии и политеистическим религиям.

Мне интересны идеи, а религии были сосудами для этих идей многие тысячелетия. Вся литература вышла из священных текстов.

Ваш роман – это дань уважения сказке о Шахерезаде, рассказывающей каждую ночь по истории, чтобы спасти себя от казни, а само название содержит отсылку к Книге "Тысячи и одной ночи" . Меня поразило, что вы перевернули историю Шахерезады после того, как вас приговорили к смерти за роман Сатанинские стихи .

Да, анти-Шахерезада. Моя жизнь такая, как есть, и она, разумеется, влияет на мой образ мыслей. Шахерезада – один из самых знаменитых образов, созданных анонимным автором. Ни у кого нет даже предположений, кто ее сотворил – словно она себя сама придумала. Но она существует – бессмертный литературный персонаж. Как можно не влюбиться в героиню, которая превращает дикарей в цивилизованных людей, рассказывая им истории.

Несколько лет назад вы работали над фантастическим проектом для Showtime. Что случилось?

Проект умер, как это и бывает. То, что я разрабатывал для Showtime, тоже касалось параллельных миров: земля и ее альтернативная версия каким-то образом вступили в контакт. Как бы то ни было, не сложилось, но я много размышлял о параллельных мирах, о том, как можно их создавать и какие при этом появляются трудности. Так что теперь я вижу этот период как интересную подготовительную работу к моему роману.

Вы планируете как-то иначе вернуться к сценариям для кино или телевидения, может, реанимировать свой научно-фантастический сюжет для другой телесети?

Я получил свои авторские права обратно, поскольку у меня хороший адвокат. Но я не уверен, что во всем этом еще остался творческий заряд. Я уже использовал идею.

Я слышала, вы смотрите "Игру престолов".

Мне нравится девушка с драконами и коротышка, и я хочу, чтобы они победили.

Вы очень активно поддерживали решение американского ПЕН-центра наградить в этом году французский сатирический журнал "Charlie Hebdo" – решение, которому многие писатели, в том числе Питер Кэри и Франсин Проуз, воспротивились, поскольку считали, что журнал выражал фанатичные взгляды. Вы удивились, оказавшись со своими коллегами по разные стороны идейных баррикад?

Я не мог в это поверить. И до сих пор не могу. Так много писателей, с которыми меня связывала давняя дружба. Это было шоком. Конечно, теперь многих дружеским связям нанесен непоправимый ущерб. Я не виделся ни с кем из них, и никто не пытался выйти со мной на связь. Мне показалось несправедливым, что люди были буквально казнены за то, что рисовали картинки. Если мы представляем организацию, которая борется за свободу слова, как мы можем не быть на их стороне? А что до заявления господина Кэри для "Нью-Йорк Таймс", будто он не видел в этом проявления свободы слова, я только подумал: "Как?"

Он ваш друг, не так ли?

По крайней мере, был. Это печально и обескураживающе.

Вы годами жили открыто, хотя раньше скрывались после фетвы, однако с недавних пор вы получаете угрозы от других экстремистских группировок. В 2013 году журнал Аль-Каиды "Inspire" поместил вас в список с другими публичными представителями интеллектуальной элиты, в которых видят угрозу исламу.

Многие журналы включают меня в свои списки. Думаю, опасность Аль-Каиды не больше, чем от "n+1" (литературный журнал).

США близки к тому, чтобы отменить санкции против Ирана и возобновить дипломатические отношения. Как человек, приговоренный к смертной казни религиозными лидерами государства, что вы думаете по этому поводу?

Честно говоря, я и сам не знаю, что думаю. Меня одолевают противоречивые чувства. С одной стороны, последнее десятилетие или около того показало, что война это не выход, и может быть, стоит попробовать мир. С другой стороны, мы говорим о Иране. Это, как бы правильнее выразиться, ненадежные люди. Тут я на зыбкой почве и не знаю толком, как в этому относиться. И это нормально – я ведь романист. Мне не приходится править миром.

Вы теперь в Твиттере – общаетесь с поклонниками и иногда обмениваетесь колкостями с критиками. Что скажете?

У меня двойственное отношение к Твиттеру. По большей части он меня не очень беспокоит. Мне нравится получать из него информацию. И конечно, удобно сообщить людям, что только что выпустил новую книгу, если у тебя миллион подписчиков. А потом смотришь на Нила Геймана, и становится неловко за себя – всего лишь миллион. А затем обращаешься к интеллектуальным гигантам Твиттера, смотришь на Джастина Бибера и Ким Кардашьян и чувствуешь себя жалким. Всего лишь миллион. Временами я готов согласиться с Джонатанов Френзеном – стоит держаться от всего этого подальше.

Вы объединялись с другими творческими людьми в различных проектах (в том числе скульптура с Анишем Капуром и песня с группой "U2"). Что подтолкнуло вас к работе с художниками из других сфер?

Я не ищу целенаправлееер таких союзов. Был такой смешной момент после того, как мы с "U2" выпустили песню. Когда стало известно о нашем сотрудничестве, наверное, в течение следующих пяти минут в каждой британской поп-группе возникла мысль: "О, Салман Рушди, мы могли бы вместе написать песню".

Итак, мы можем с нетерпением ждать совместного альбома Салмана Рушди и группы "One Direction"?

Я открыт для предложений. Как говорится, свяжитесь с моим агентом.

Перевод: Scout_Alice
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ