Three Moments of an Explosion от Чайны Мьевиля – шедеврально ужасная фантастика

Фото: Сара Ли для the Guardian.

От зомби-апокалипсиса к страшной притче об экологической катастрофе: в этом сборнике скрывается потрясающий талант

Большая часть современной фантастики очень жестока, наверное, затем, чтобы привлечь и тех, кто считает, что фэнтези – это о феях и единорогах; но едва ли это повод для Чайны Мьевиля. Скорее уж он для таких читателей, кто обожает фильмы-боевики и компьютерные игры с бесчисленными смертями. Но вдобавок он еще и писатель, свято верящий в марксистские принципы социальной справедливости, тонко чувствующий современные моральные и эмоциональные проблемы и умеющий излагать их в ясных, точных выражениях, что устно, что письменно. И я подозреваю, что для него ужасы – это удачные декорации для более глубоких размышлений о темной стороне.

Нельзя говорить о Мьевиле, не используя слова «блестящий» - идет ли речь о его интеллекте, как в эссе «Пределы утопии», в котором звучат совершенно новые мысли о нашем будущем, или о его яркой прозе, как, например, в новом сборнике рассказов. Блестящая стилистика часто подразумевает некую холодность, точку зрения наблюдателя. Не предполагается, что читатель будет идентифицировать себя с кем-то из персонажей или сочувствовать им: он должен просто смотреть, как фейерверк взрывается, ахать, вопить «вау!». В самом деле, некоторые рассказы – настоящие фейерверки. Бомба, вспышка, дикая смесь непредсказуемой, кратковременной элегантности – и тишина. Многим писателям, да и многим читателям, большего и не надо.

К счастью для зануд вроде меня, это не просто пиротехника. Проза Мьевиля, всегда на высоком уровне, за 28 рассказов успевает повернуться многими гранями: часть – броские, часть – нет. Литературная стилизация – там, где она есть, – выполнена так тонко, что ее практически невозможно заметить. Действительно сложные темы поднимаются легко и ненавязчиво, но всегда без поспешности и комичности. Есть даже несколько персонажей, которым можно тайком посочувствовать. Правда, не за кого порадоваться. Счастье – блюдо из другого ресторана.

Но мьевильское остроумие и юмор поражают, а живость воображения изумляет – даже в таких модно-эпатажных произведениях, как “After the Festival” (зомби, гниющие лица), еще сильнее – в таких, в центре которых жуткие идеи: выдуманная болезнь, постепенно становящаяся по-настоящему заразной (“The Bastard Prompt”) или школьный психиатр, предлагающий в качестве лечения убийство (“The Dreaded Outcome”). Конечно, это ужастики, ограниченные задачами жанра. Читателям, которых не устраивают испуг или отвращение, понравятся более вдумчивые рассказы, например, “Covehithe”: в нем с удивительной, почти поэтической справедливостью описывается, как сломанные и затонувшие буровые вышки ползут на берег, высасывают из земли нефть и возвращаются в океан для размножения. Такое забавное и в то же время весьма тревожное видение проблем, которые мы создали миру, не просто заставляет мурашки бегать по коже, но вызывает реальный страх, не просто иррациональный, а такой страх, когда хочется притвориться, что ничего этого не существует.

Часто сестра таланта – краткость. Читаю “The Rope Is the World” и упорно представляю 500-страничный роман, наполненный подробными научными и техническими описаниями, с запутанным сюжетом, интригами сильных мира сего и судьбами космических корпораций и империй и традиционно разбавленный сценами секса. Но Мьевиль не ищет легких путей. Он уместил все это в пять страниц.

Эта небрежная концентрированность поразительна:

На начальные расчеты уходило немало, но поднять одну тонну груза на орбиту с помощью лифта было в столько-то раз дешевле – какое-то смешное число – чем с помощью ракеты, шаттла, инопланетного вмешательства. Сейчас космические лифты, высотные аэростаты, геостационарные транспортировочные колонны на кабелях внезапно стали реальностью, исследователи все вдохновились по уши. Как если бы на их фоне обычные накопления были вульгарностью. На самом деле так и было.

Научная фантастика в энной степени. На то, чтобы размотать этот клубок, уйдут часы.

Следующий рассказ – это “The Buzzard’s Egg”, рассказанный тихим, дрожащим голосом старого раба, слуги в храме-тюрьме для идолов, захваченных на войне, богов-пленников. Он – их жрец и тюремщик, и сам узник. Оставшись один, он разговаривает с последним божественным заключенным. И весь рассказ – это его монолог (или признание, или размышление). По-моему, он восхитителен: в нем много намеков, он прекрасно написан.

Последнее, достаточно длинное произведение - “The Design”. У него снова очень оригинальная и злободневная тема, особенно на контрасте с простым, ясным, неторопливым «стивенсоновым» стилем, в котором он написан. Рассказчик находит в себе силы выразить свои эмоции лишь раз.

Но мой любимый рассказ – это “The Rules” длиной две с половиной страницы. Прочтите его. Вы не пожалеете. И не забудете.

Совместный проект Клуба лингвопанд и редакции ЛЛ