Другой мальчик и птица

«Когда иду вдоль берега,

То вспоминаю нечто.

Её, ту цаплю, что вспугнул,

Когда взрослеть я начал в прошлый выходной»

— песня CR∑∑KS группы Bon Iver

Июль 2016 года. Это год, когда мой младший брат поступил в колледж. Мы со средним братом ехали из резервации для скаутов «Онтеора». Больше десятка лет лагерь в Катскильских горах был нашим летним домом. Покидая это место, мы знали, что, скорее всего, больше никогда не будем нырять с причалов в озеро Орчард, разводить костры в общем доме и собирать чернику с огорода позади лагерной стоянки, который мы называли «нашим» с детства. Когда мы ехали в послеполуденном свете, который отбрасывал рыжевато-коричневые отблески на камыш и тростник, растущий ровными линиями вдоль Спраг-крик, мимо нас пролетела большая голубая цапля, всего в 10 футах над лобовым стеклом нашего старенького, но любимого серебристого «Додж Караван» 2000 года.

День труда в 2012 году, мой последний рабочий день в качестве дежурного в пляжном клубе «Сильвер Пойнт Бич Клаб» на Лонг-Айленде. Погода была шикарная, и я размышлял о завершении сезона. Я сворачивал зонтики, собирал полотенца и мини-холодильники, складывал шезлонги. Я сваливал их в бесценнейший предмет экипировки пляжного персонала, который уступал по необходимости только шлепанцам — в облезлую тачку. Глядя в сторону океана, темнеющего под лучами заходящего солнца, я увидел, как большая голубая цапля садится на спасательную вышку. Я наблюдал за птицей и думал о том, что же заставило ее прилететь сюда с болот, потом отвернулся, чтобы позвать напарника и показать ему это странное и прекрасное явление. Когда я повернулся обратно, ее уже не было.

Весенние каникулы в 2007 году, предпоследний год обучения в средней школе. Мы с семьей поехали в Южную Каролину, где я все время страдал: в чемодане у меня лежал учебник для подготовки к экзаменам — зловещий символ неизбежных перемен, который каждый год выходит из печати в издательстве Princeton Review. В то время я мечтал, что когда-нибудь стану музыкантом, но не взял с собой никаких музыкальных инструментов. Мне хотелось поиграть на духовых, и я купил дешевую губную гармонику в обшарпанном сувенирном магазине и взял ее с собой на прогулку на байдарках. Кажется, когда мы с братом проплывали по соленому руслу реки, мои неуклюжие попытки издавать какие-то звуки из гармошки потревожили большую голубую цаплю. Она сорвалась с места, встала на крыло прямо над нашей лодкой и улетела в сторону темнеющих на горизонте кедров.

10 октября 1994 года, понедельник, день, когда мама упала на линолеум. Всего через несколько минут ее не стало. Тогда ей было 34 — столько же, сколько мне сейчас. В последующие 30 лет она возвращалась в виде большой голубой цапли, и не единожды, я уверен в этом. Вышеуказанные случаи — это лишь некоторые примеры. Как еще объяснить то, что эта птица появляется рядом в переходные моменты, знаменующие грядущие перемены?

Оказывается, далеко не всё — мои домыслы. Цапля играет серьезную роль в мифологических представлениях самых разных культур. Хотя оттенки значений могут отличаться, в большинстве случаев цапля ассоциируется со смертью, перерождением и трансформацией.

В древнеегипетской мифологии божество Бенну связано с солнцем, созиданием и перерождением и часто изображается в виде большой серой цапли. Вероятно, цапля Бенну стала прототипом известной птицы из греческой мифологии — феникса, бессмертного существа, которое бесконечно перерождается. В то же время цапля в «Илиаде» Гомера — это вестник Афины, богини мудрости, несмотря на то, что обычно с ней связана сова. Когда Одиссей и Диомед отправились в ночь и «надели оружие грозное оба», чтобы сразиться с Гектором и троянцами, вот что происходит:

«Доброе знаменье им ниспослала Паллада-Афина, —
Цаплю по правую руку, вблизи от дороги. Средь ночи
Птицы они не видали глазами, но слышали крики».

В утерянной дидактической поэме «Происхождение птиц» Боя, которую позже будет пересказывать древнегреческий грамматист Антонин Либерал в своих «Метаморфозах» , говорится, что семейство Анфа, пораженное страхом, наблюдает, как его пожирают лошади, которых он выгнал с луга. «Зевс и Аполлон, сжалившись, превратили их всех в птиц», — пишет Либерал; одного из членов семьи, Эродия, имя которого означает «цапля», буквально превратили в эту самую птицу.

В Библии цапля считается нечистым животным; вероятно, древние евреи думали, что употребление в пищу ее мяса может привести к смерти. В книге Левита (11:13-19) в синодальном переводе говорится: «И сказал Господь Моисею и Аарону, говоря им <...> Из птиц же гнушайтесь сих <...> цапли, зуя с породою его...». Моисей снова делится этим знанием с народом Израиля во Второзаконии (11:13-19), чтобы не забывали.

Символическое значение цапли в самых разных культурах находит отражение и в менее авторитетных источниках. Например, есть свидетельства о том, что в мифологии некоторых коренных народов Америки цапля считается предвестницей удачи и реинкарнацией мудрецов, а в кельтских легендах эта птица охраняет сокровища загробного мира, духовного царства мертвых.

В «Кодзики» , священном синтоистском тексте, душа Ямато Такэру, принца народности ямато, который погиб вдали от своих земель, после смерти обернулась белой птицей. Филолог Марико Нагаи считает, что с большой вероятностью эта птица — цапля, так как в японской литературе «цапли часто появляются в связи со смертью». («Птицы в общем ассоциируются со смертью и похоронами», — добавляет она). В частности, как отмечает Селена Такигава Хой в статье National Geographic, серая цапля считается «зловещей и печальной», причем до такой степени, что орнитолог Юдзи Сахара написал об этом целую книгу — A Phantom Heron Will Fly («Призрак цапли взлетит»).

Неудивительно, что Хаяо Миядзаки черпает вдохновение для своего последнего (скорее всего, в прямом смысле этого слова) фильма «Мальчик и птица» в традиционной японской мифологии, отмечает Такигава Хой. Это уже второй фильм, за который Миядзаки получает премию «Оскар», и уже не в первый раз он обращается к истории и легендам Ямато. Японское название фильма взято из любимой детской книги великого режиссера и аниматора — «Как поживаете?» Ёсино Гэндзабуро. Название никак не связано с фильмом, но занимает видное место и имеет важное значение. Заголовок звучит как вопрос, который отражается в самом сердце фильма и, как мне кажется, в самом сердце цапли.

Я бы помчался в кинотеатр на любой новый фильм Миядзаки, даже если бы не ожидал, что он тронет меня до глубины души. На этот фильм я ходил три раза, и каждый раз ощущение, словно этот фильм снят специально для меня, только усиливалось. Хочется думать, что это так, даже если это не так.

Этот фильм — самый свежий в длинной веренице анимационных фильмов об умерших матерях. Я глубоко уважаю мультфильм «Земля до начала времен» Дона Блута, но должен признать, что «Мальчик и птица» ощущается как нечто гораздо более родное, несмотря на то что сюжет сильно отличается от моей собственной истории. Главный герой — затравленный мальчик Махито, который наносит себе увечья; его мама погибла в сгоревшей больнице во время Второй мировой войны, а не от сердечного приступа на кухне в Питтсбурге. Его цапля — не большая и не голубая, она серая, и она скорее обманщица, а не проводница. Позднее оказывается, что внутри птицы скрывается человек, а не (далее спойлер!) мать Махито, хотя и ее он видит в пограничном пространстве.

В некотором смысле Махито большую часть фильма проводит в переходных зонах и состояниях. Они с отцом переезжают в дом, где выросла его мать, а сейчас ее младшая сестра, которая как две капли воды похожа на нее, выходит замуж за отца Махито и собирается растить мальчика как своего ребенка. Днем, на поверхности, он послушно принимает новый уклад жизни. Глубоко внутри он испытывает сопротивление и обиду. По ночам ему снится мама, объятая пламенем. Это естественно: принять ситуацию мешает скорбь; между прошлым и настоящим, присутствием и отсутствием всего лишь тонкая черта, но она вызывает страдания.

Самый очевидный пример переходного состояния в фильме «Мальчик и птица» — царство мертвых, куда существо в виде цапли заманивает мальчика, рассказывая, что его мама жива и что он может привести его к ней. Махито следует за ним с опаской и оказывается в ветхой заброшенной башне на задворках дома, в котором выросла его мама. Над входом в башню виднеется зловещая фраза из «Божественной комедии» , которая, как говорится в этой известной поэме, также высечена над вратами ада. Судя по всему, все художники-аниматоры любят изображать связь между говорящими птицами и Данте.

«Я знаю, что это ложь, но я все равно должен это увидеть», — говорит Махито перед тем, как погрузиться в исчезающий пол башни, чтобы попасть в загробный мир. Хотя большая голубая цапля — это не то же самое, что серая цапля Миядзаки, фильм заставляет задуматься: «А что если, когда мне встречается цапля, я вижу не то, что должен увидеть, а то, что хочу увидеть: жизнь вместо смерти, обновление вместо потери?»

И все же, во всех верованиях, эпохах и народах эти понятия остаются неотделимыми. Они связаны с цаплей в той же степени, что и друг с другом. Возможно, Одиссей видел Афину в цапле, потому что ему нужна была надежда. Возможно, он видел Афину, потому что она была там. Может быть, жители Древней Японии видели, как душа умершего принца Ямато превратилась в белую цаплю. Может быть, они увидели цаплю, и она каким-либо образом напомнила им принца. Не всегда важно то, что мы помним: память обманчива как серая цапля. Важно, как мы помним. К тому же, важно не то, почему мы живем, а как.

В конце Махито возвращается домой (как и все мы — в конечном счете), и цапля говорит ему: «Лучше всё забыть». Но цапля — обманщица, помните? Конечно, кроме тех случаев, когда не врёт.

Джон Маэр

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ