О Патриции Хайсмит, об ужасе и откровении одержимости

Ханна Мейер рассматривает силу разрушительной страсти в художественной литературе и в жизни

Единственное место, где она может быть встречена — вокзал Пенн, и у нее есть всего час времени.

В течение месяца каучсерфинга я искала знак, который подсказал бы мне, стоит ли переезжать в Нью-Йорк. Я — молодая квир двадцати четырех лет, в фиолетовых штанах с пейсли и с подстриженной под ноль головой. Я слишком много напиваюсь с друзьями по колледжу в гей-барах и пью кофе с самыми развязными знакомыми, включая А., драматурга, с которой я впервые встретилась во время практики в колледже. В ночь перед вылетом на запад я бегу через вокзал и вижу А., прислонившуюся к стене на перроне. Светлые волосы рассыпаются по голубому шейному платку, наброшенному на загорелые плечи. Мое зрение плывет.

А. — очаровательно претенциозная и безразличная к миру, что не может не радовать. Искусство и гомосексуальная любовь управляют ее орбитой. А. спрашивает, не хочу ли я прогуляться, и рассказывает мне о пьесе, над которой она работала в Яддо тем летом. О женщине, с которой она сошлась. Я описываю фрагменты романа, над которым сейчас бьюсь. Я не рассказываю ей ни о своем рейсе на следующий день, ни о своей скучной работе в сфере коммуникаций, ни о гетеросексуальных отношениях, в которых, как я начала понимать, сама принимаю лишь пассивное участие.

Три часа спустя мы вместе едем в поезде метро в центр города. Она кладет руку мне на бедро, приникает губами к моему уху и говорит: «Нам стоит как-нибудь сходить вместе в кино». Я киваю. Она поднимает руку выше. Она как будто говорит: «Да, в мире столько красоты, и ты можешь получить ее всю». Поезд останавливается. Она машет рукой и исчезает в море мелькающих лиц. Мой самолёт вылетает через несколько часов. Я решаю осуществить свои теоретические планы. Пишу подруге: «Я встретила женщину! Она коснулась моей ноги в поезде, а мне придется перебраться в Нью-Йорк».

У нас с  Патрицией Хайсмит есть несколько общих черт. Мы любим улиток. Мы лесби. И мы принимали радикальные решения из-за женщин. Впервые я прочитала книгу Хайсмит Кэрол. Цена соли в одиночестве в своей квартире в Нью-Йорке через месяц после знакомства с А. Книга 1952 года рассказывает о девятнадцатилетней Терезе Бэлевит, которая встречает замужнюю Кэрол Эйрд после того, как Кэрол оставляет свои перчатки у прилавка магазина игрушек Bloomingdale's. Тереза попала в ловушку жизни, которую она приняла как таковую, но за яичницей всмятку и полуденным «Манхэттеном» между Терезой и Кэрол завязывается роман, который перевернет жизнь обоих.

Их встречи блаженно обыденны, но язык Хайсмит подкупает обещанием чего-то более глубокого. В первый раз, когда Тереза приходит в дом Кэрол, та предлагает ей стакан молока: «Молоко казалось со вкусом костей и крови, теплой плоти или волос, бессолевых, как мел, но живых, как растущий эмбрион. Оно было горячим до самого дна стакана, и Тереза выпила его до дна, как люди в сказках пьют зелье, которое преображает, или ничего не подозревающий воин — чашу, которая убивает». С Кэрол даже такая обыденная вещь, как стакан молока, становится яркой и эротичной.

Хайсмит лучше, чем кто-либо другой, передает ужас одержимости. Одержимость Терезы колеблется между лирической тягой к саморазрушению и преображающим, прямо-таки опереточным романтическим пылом. «Но не было ни одного момента, когда бы она не видела Кэрол в своем воображении, и все, что она видела, она, казалось, видела сквозь Кэрол. Тот вечер, темные ровные улицы Нью-Йорка, завтрашний день, работа, бутылка молока, упавшая и разбившаяся в раковине, стали не важны».

В результате увлечения Кэрол у Терезы расцветают творческие амбиции и гомосексуальность. Она стремится к карьере дизайнера сцены, которую не одобряет ее парень. Несмотря на многочисленные препятствия на пути пары — бойфренд Терезы, муж Кэрол, стремящийся получить опеку над их дочерью, гомофобная Америка Маккарти — истинная ипостась Терезы материализуется из ее одержимости Кэрол.

Как и мое решение переехать в Нью-Йорк, «Цена соли» родилась в результате внезапного приступа гомосексуального чувства. Хайсмит было двадцать семь лет, она работала в универмаге, когда увидела холодную блондинку, которая стала музой для романа. Хайсмит, как и ее главная героиня, запомнила данные этой женщины, но вместо того, чтобы вернуть ей перчатки, она проехала два с половиной часа до дома этой женщины в Нью-Джерси, чтобы понаблюдать за ней из окна.

В своем дневнике Хайсмит пишет: «Я поехала посмотреть на дом женщины, которая почти заставила меня полюбить ее, когда я на мгновение увидела ее в декабре». Это своего рода убийство, это своего рода занятие любовью, это своего рода обладание». Роман «Цена соли» — единственный роман Хайсмит, в котором нет убийства, но Тереза, как и убийца Том Рипли из другого произведения Хайсмит, хранит в себе навязчивую идею, которая грозит перечеркнуть всю ее жизнь. Многие квир и квир-кодированные персонажи Хайсмит во всем ее творчестве находятся между любовником и преследователем.

Эта тайная зацикленность — то, что испытывают многие гомосексуальные люди, тоска по чему-то, что еще небезопасно сформулировать. Подавляемая тяга характеризует ранний опыт многих из нас. Что делает Хайсмит уникальной, так это то, как она сочетает ужас, присущий желанию: стремление обладать кем-то целиком может перевернуть всю жизнь человека. В каком-то смысле одержимость показывает нам, кто мы есть на самом деле, несмотря на силы, стремящиеся заставить нас замолчать.

В романе Портрет Дориана Грея Оскар Уайльд пишет: «Единственный способ избавиться от искушения — это поддаться ему. Противься ему, и твоя душа заболеет тоской по тому, что она сама себе запретила». Выбор двоякий: либо подавить наваждение и жить невнятной жизнью, либо поддаться этой непредсказуемой тяге.

Моя навязчивая идея становится похожей на горючее, несущее меня к неизвестной цели. Я переезжаю в Нью-Йорк с самой конкретной целью — стать той, с кем А. захочет переспать. Я никогда не чувствовала себя одержимой ни одним из мужчин, с которыми встречалась, но моя зацикленность на А. превращает меня в дикаря. До встречи с ней я предполагала, что должна обеспечить себе приличную прибыльную работу с 9 до 5 и серьезного парня. Вместо этого я работаю на трех работах, встречаюсь с шикарной женщиной-коллегой и пишу допоздна. Я стала одержима этой версией себя, которую, как я представляю, хотела бы видеть она. Я представляю, как встречаюсь с А. и рассказываю ей, что только что вернулся из Яддо и переспала с половиной тамошних женщин. Я брожу по Бруклину, набрасывая в приложении «Заметки» холодные тексты типа: «Привет, как дела? Ты не против как-нибудь выпить кофе?». Я знала других художников, но ни один из них не жил с такой свободой и пылкостью, как она. Я не могла вернуться к тому, чем была раньше.

Переезд за 5000 миль через всю страну из-за того, что к тебе пристал незнакомец, — это причудливо и безрассудно, если отношения материализуются, и ненормально и жалко, если нет. Она пишет мне в ответ, что находится в годичной командировке вместе со своей женой. В тот же день я получаю три отказа на письма, плачу в парке и почти не ем в течение следующих сорока восьми часов.

В романе Патриции Хайсмит Талантливый мистер Рипли Том Рипли отправляется за богачом Дикки Гринлифом в Европу. Том становится одержимым его образом жизни и очаровывается самим Дикки. Том Рипли убивает людей, окружающих Дикки, а после убийства самого Дикки, Том принимает его образ. «Это придавало его существованию особую, восхитительную атмосферу чистоты, подобную той, — думал Том, — которую, вероятно, чувствует прекрасный актер, когда играет важную роль на сцене с убеждением, что лучше его роль не может сыграть никто другой. Он был самим собой и в то же время не самим собой». Одержимость Тома Дикки приводит его к краже личности, воровству и убийству (среди прочих проступков), но в то же время позволяет ему, пусть и тайно, наслаждаться своей собственной гомосексуальностью.

К концу романа Тереза убила в себе то, что перестало иметь для нее смысл. Она расстается со своим парнем и уходит из жизни, став ученицей художника-декоратора. После репетиции спектакля, в котором она является художником-постановщиком, Тереза и Кэрол встречаются вновь. В последний момент их крайне напряженного зрительного контакта Тереза понимает: «В тысяче городов, в тысяче домов, в чужих краях, где они пойдут вместе, в раю и в аду, это будет Кэрол».

А. не была женщиной в тысяче городов, не была в раю и в аду, но есть женщины, которых я встречаю в Нью-Йорке. Горячие красотки в поездах, которые дают мне волю к жизни; злополучные свидания, начинающиеся на работе; отношения, которые меня перестраивают.

Финальный момент между Терезой и Кэрол также заставляет меня задуматься о том, что этот роман — о становлении Терезы не только как лесбиянки, но и как художника. После того как Тереза выпивает тот самый роковой стакан молока, мир словно навсегда меняется: «Она бросилась на свою кровать и провела карандашом линию на листе бумаги. И еще одну линию, осторожно, и еще. Вокруг нее родился мир, похожий на яркий лес с миллионом мерцающих листьев».

Когда я впервые переспала со своей теперь уже девушкой, мне показалось, что солнечный свет проникает через мою грудную клетку по всем конечностям до кончиков пальцев. Благодаря своей ориентации я обрела тесную и чувственную связь с миром. Из этого места, из белого горячего центра желания проросло то, что ощущалось как безграничная способность писать. Я пила молоко. Мир открылся для меня, а я — для него.

Теперь, спустя несколько лет, попыток и отношений, я понимаю, как одержимость может вознести человека на пьедестал и исказить его, превратив в отражение своих желаний. Одержимость калечит человека, но в своем разрушении способна и озарить. Я больше не считаю свое стремление сосредоточить свою жизнь на искусстве чем-то неуместным и ненужным, а влюбленность в женщин — навязчивым кошмаром, а считаю это главными принципами своей жизни. Если чтение литературы учит нас жить, то чтение Хайсмит учит нас уважать одержимость, потому что через одержимость мы встречаем самих себя.

Ханна Мейер (Hannah Meyer)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ