Спустя 75 лет после публикации «Лотереи» рассказ не перестает будоражить

Стивен Кинг, Дэвид Седарис, Кармен Мария Мачадо и другие о том, как жуткая классика Ширли Джексон впервые запала им в душу

В номере от 26 июня 1948 года The New Yorker опубликовал тревожный рассказ  Ширли Джексон   «Лотерея» , и не будет преувеличением сказать, что читатели оказались шокированы. Они массово писали письма, в гневе или в возмущении требуя ответа на вопрос, что этот медленно разворачивающийся портрет насилия толпы в маленьком городке делает в журнале, ориентированном на литературу. Теперь рассказ считается американской классикой, и вскоре он стал основой для изучения в школах и оказал ободряющее влияние на художников, склонных видеть гниль на цветочной клумбе. И вот, 75 лет спустя, 13 писателей и кинематографистов — в том числе автор графических романов и внук Джексон, — вспоминают, когда впервые прочитали «Лотерею», и почему она до сих пор производит на них впечатление.

Стивен Кинг  — писатель, «Holly» (готовится к выходу): Я прочел рассказ в читальном зале, еще в старой доброй Лисбонской средней школе. Первая реакция: потрясение. Вторая реакция: Как ей это удалось?

Джин Квок  — писательница, «The Leftover Woman» (готовится к выходу): Будучи иммигранткой из Китая в первом поколении, я была мало знакома с американской художественной литературой. Поначалу меня покорило спокойное и простодушное поведение персонажей, однако по мере развития сюжета я испытывала все нарастающий ужас. Когда «Лотерея» подошла к своему завершению, я почувствовала себя так, словно это в меня попал камень, предназначенный Тесси Хатчинсон. Даже сегодня «Лотерея» напоминает мне, что роль художника заключается в том, чтобы завести читателей на неожиданную территорию.

Дэвид Седарис  — писатель, «Happy-Go-Lucky»: Если не ошибаюсь, моя учительница в седьмом классе показала нам фильм «Лотерея», прежде чем дать прочитать рассказ, что прискорбно. Помню, как сидел в темноте совершенно подавленный, когда фильм, мерцая, подошел к концу. Я перечитываю «Лотерею» каждые несколько лет и прослушал множество аудиоверсий, ни в одной из которых, на мой взгляд, последняя строка не передана правильно (самая близкая — от Морин Стейплтон из The Caedmon Short Story Collection). Когда я впервые прочитал этот рассказ, он показался мне свежим — относительно свежим, лучше сказать, ведь с момента публикации прошло 23 года. Теперь мне интересно, что бы сказало о нем молодое поколение. Старомодные имена: Тесси, Бобби, Дики, старик Уорнер. Ни одна из жен не работает вне дома. Некоторые «бранятся». И все же, когда история подходит к леденящему душу завершению — «Теперь давайте поскорее с этим покончим» — имеет ли это какое-нибудь значение?

Роб Сэвидж — кинорежиссер, «Бугимен»: Будучи выросшим в маленьком городке в Западном Мидленде в Англии, «Лотерея» подтвердила все мои страхи и подозрения о том, что скрывается за простодушной, идеальной как на открытке, поверхностью моего сообщества, и о жестокости, скрытой в наших слепо соблюдаемых традициях. Я видел улыбающиеся лица моих друзей и семьи в орущей толпе «Лотереи», узнавал непринужденное отношение к другим и бормотание предрассудков моего города в их неприкрытом насилии. Я был ребенком, когда впервые прочитал «Лотерею», и притом странным ребенком. Я становился все более странным по мере того, как мой мир расширялся за пределы местечкового, и чем больше я становился чужим для людей, среди которых вырос, тем больше я представлял себя на стороне, принимающей их камни, стоит только представиться случаю.

Кармен Мария Мачадо  — писательница, «In the Dream House» : Я была тревожным ребенком, любящим страшные истории, более того – ищущим их, и этот рассказ произвел на меня огромное впечатление. Я не стала читать остальную часть творчества Ширли Джексон, пока мне не исполнилось 20 лет, но культовая, обманчиво спокойная финальная строка этого рассказа — «...и камни полетели градом» — преследовала меня на протяжении моей работы над фразой «очаровательные стихи о феях, покрывающих цветы росой» и на этапе «написания о многих ужасах жизни». И за это я глубоко признательна.

Жозефин Декер — кинорежиссер, «Ширли»: Мое первое прочтение выпало на среднюю школу, и, по моему мнению, оно подтвердило мое зарождающееся понимание того, что в мире существуют жестокие правила, и никто не понимает, почему они существуют. Недавно я работала с матерью-подростком, которую Техасская служба защиты детей (CPS) разлучила с ребенком на две недели, поскольку от ее партнера «пахло марихуаной». Никаких фактических доказательств. Ширли Джексон удалось проникнуть в суть чего-то невероятно правдивого, а это значит, что люди будут подвергаться безжалостным нападкам, и общество это одобрит. Ибо это то, что мы всегда делали.

Джеймс ДеМонако — кинорежиссер, серия фильмов «Судная ночь»: Я был 12-летним мальчиком, учился в шестом классе, был склонен к ночным кошмарам. «Лотерея» стала непрерывным сдвоенным марафоном в моих кошмарах. Не насилие в конце истории лишало меня сна, а все то, о чем Ширли Джексон нам не рассказала. Она не говорила, где мы были; она не говорила, какой был год; и, что самое главное и назойливое, она не говорила почему. Почему?

Мой первый черновик «Судной ночи» включал вступительное повествование на трех страницах, в котором подробно объяснялось, как устоялась Судная ночь в американском обществе. Мы сняли этот эпизод и включили его в первую часть фильма. Однажды ночью я резко проснулся. Мне снова приснилась «Лотерея», и меня все еще мучал один и тот же вопрос — почему? На следующий день я вырезал вступление, исключив любое объяснение происхождения Судной ночи.

Идра Нови  — писательница, «Take What You Need» : В описании Джексон мальчиков, которые знают, что их похвалят за то, что они собирают камни, властью данной теми, кто больше всего хочет продолжать процедуру, я узнала футбольную команду моей сельской средней школы и знакомые родительские голоса на трибунах. Узнала наш обязательный ритуал, который проводился каждый день после обеда — студентов призывали опустить флаг и сложить его в ряд треугольников. Если кто-то из учеников проявлял смелость миссис Хатчинсон и спрашивал, не лучше ли попробовать сложить его как-нибудь по-другому, его немедленно высмеивали или игнорировали.

Майлз Хайман  — графический романист, «Лотерея» : Впервые я прочитал «Лотерею», когда был слишком мал, чтобы понять этот рассказ. При последующих прочтениях я все больше проникался мастерством моей бабушки, очарованный скрупулезным, почти одержимым совершенствованием языка. Лишь при адаптации «Лотереи» в качестве графического романа в 2016 году я почувствовал, что наконец-то понял эту историю. Этот необычный эксперимент дал мне возможность разобрать оригинальный текст слово за словом, снова собрав его воедино в визуальной форме — так сказать, по наставлению Шалтая-болтая.

Тананарив Дью  — писательница, «The Wishing Pool and Other Stories»: Оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, какой особый отклик «Лотерея» могла вызвать у меня, молодой чернокожей девушки, чья семья жила в преимущественно белом районе Южной Флориды. У нас было несколько инцидентов — помидоры, брошенные в дом, акт вандализма в отношении нашей машины, — но большинство дней были солнечными и яркими, как тот, который описан в начале рассказа Ширли Джексон. Я не знала, что мои родители были так обеспокоены угрозами в адрес нашей семьи, что наняли белых друзей из унитарианской церкви, чтобы они сидели ночью в машинах и сторожили наш дом. Но, возможно, как и моя мать до меня, я уже поняла, как художественная литература в жанре ужасов может выражать реальные страхи, о которых я не могла позволить себе думать осознанно — например, что может произойти, если все сообщество ополчится против нас и начнет забрасывать камнями.

Даниэль Труссони  — писательница, «The Puzzle Master» : Будучи молодой писательницей, я была близка к тому, чтобы писать о насилии, и поняла, что могу пойти еще дальше.

Стивен Грэм Джонс  — писатель, «Don't Fear the Reaper» : Кажется, это было классе в четвертом, может, в пятом. Небольшая школа при выезде из Западного Техаса. Именно тогда мы уже перестали проводить классные часы в компании одного учителя, преподающего все предметы, и теперь переходили из класса в класс, от учителя к учителю. Казалось так по-взрослому. То, что осталось в памяти: все, что должно произойти — насилие, запекшаяся кровь, убийство — происходит в моей голове после того, как история заканчивается. Я просто закрывал книгу, а история продолжала нашептывать.

Леви Холлоуэй — драматург, «Grey House»: Мне было чуть за 30, как раз в то время я начинал учиться на драматурга в Чикаго. После первого прочтения я громко рассмеялся, ни с кем не разговаривая, а потом сразу же перечитал рассказ снова. Он заставил мое сердце остановится.

Пол Тремблей  — писатель, «The Pallbearers Club» : Я много раз перечитывал «Лотерею», и меня по-прежнему преследуют перспектива и двусмысленность последней строчки, произнесенной обреченной миссис Хатчинсон: «Так не должно быть! Это неправильно!» Неужели она просто жертва слепого случая? Она верила, что ее имя выпало в лотерее специально? Предполагалось ли с самого начала, что ее имя не выпадет? Она осуждает всю лотерею, социальную/политическую систему и присущую ей уродливую несправедливость? Является ли само существование лотереи несправедливым и неправильным? Все великие истории задаются этим последним вопросом.

Скотт Хеллер (Scott Heller)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ