Кровь и мед: в защиту слэшера про Винни-Пуха

Фильм ужасов Риса Фрейка-Уотерфилда может разрушить ваше детство, но это праздник творческой свободы

Режиссёрский дебют — фильм ужасов Риса Фрейка-Уотерфилда, вышедший 15 февраля, — это история о Винни-Пухе, совсем не похожая на ту, что мы знаем.

Все начинается, когда Кристофер Робин, уже не мальчик в туфлях «Мэри Джейн», а выпускник университета в форменном кардигане , возвращается домой. Он в радостном предвкушении от встречи с друзьями детства из Стоакрового леса и хочет познакомить их со своей невестой. Но вот без него у друзей дела обстояли плохо — они одичали и оголодали без его заботы. Поросенок теперь — клыкастый и грозный взрослый кабан. Пессимистическое мировоззрение ослика Иа-иа жестоко оправдалось: мы видим надгробие на его импровизированной могиле. А Пух, похоже, потерял интерес к своим старым занятиям, вроде сочинения виршей или бросания палок в реку. В наши дни он предпочитает убивать. Фильм называется «Винни-Пух: Кровь и мед». И это слэшер.

В рамках канона историй о Винни-Пухе фильм очень выделяется, но концептуально он довольно производный.

Оригинальные классические слэшеры 70-х — «Черное Рождество», «Техасская резня бензопилой» и «Хэллоуин» — были атмосферными, с извилистым сюжетом, но эти фильмы не столько о насилии, сколько о разрушающем мир страхе, вызванном угрозой насилия. С тех пор немногие слэшеры достигли такого же уровня. А вскоре жанр был поглощен стремлением к новизне, продюсеры придумывали всё новые уловки — убийца в хоккейной маске, убийца в плаще, убийца, замаскированный под восковой манекен… Они гонятся за все более извращенными способами жестокого обращения с жертвами. (В третьей части «Пункт назначения» (Final Destination) два персонажа зажарены до смерти в солярии — потому что рано или поздно кто-то должен был снять на пленку и это.)

«Кровь и мед» полностью соответствует этой традиции. В трейлере мы видим как Поросенок разбивает своим жертвам головы кувалдой. Судя по рекламным материалам, фильм выглядит настолько шаблонно, что его могли выпустить в любой момент за последние сорок лет. За исключением одного важного аспекта, которого быть не могло: если бы Фрейк-Уотерфилд выпустил свой фильм до 2022 года, на него могли бы подать в суд за нарушение авторских прав.

Прежде чем Винни-Пух стал чем-то вроде бренда, он был интеллектуальной собственностью английского писателя А. А. Милна , который придумал этого персонажа, увидев медведя из Онтарио в лондонском зоопарке. Но около года назад Винни-Пух А. А. Милна стал общественным достоянием США, т.к. истек срок действия авторских прав.

Истечение срока действия авторских прав — одно из тех решающих событий, в которых всё или ничего решается внезапно, как удар кувалдой по черепу. Разом почти всё в первой коллекции Милна о Пухе — персонажи, рассказы, линейные рисунки Э. Г. Шепарда — оказалось на кону (хотя срок действия тех же авторских прав истек в Канаде еще в 2007 году).

Снимая свой фильм, Фрейк-Уотерфилд явно упивался вновь обретенной свободой. Он надел на своего актера маску медведя, которая чем-то всё же напоминает Пуха. Вот только она перекошена, и с нее капает кровь. Сьёмки проходили рядом с лесом Эшдаун, реальным источником вдохновения для описания Стоакрового леса Милна. А в интервью сайту Dread Central режиссер заверил поклонников ужасов, что убийцы «определенно Пух и Поросенок».

Неудивительно, что у фильма есть недоброжелатели. Алек Дент, редактор отдела культуры The Dispatch, характеризует это как «чудовищную реинтерпретацию» и «преступление против невинности». «Тот факт, что это вообще делается с персонажем Винни-Пуха, огорчает», — пишет он. «То, что происходит с оригинальными историями, еще хуже».

Справедливо. Не надо говорить приятные вещи об искусстве, которое вам не нравится. Должен признаться, мне идея «Крови и меда» нравится не больше, чем Денту: я отправил электронное письмо продюсерам, чтобы спросить, могу ли я посмотреть фильм до даты выхода, и испытал легкое облегчение, когда мне отказали.

Не обязательно любить этот фильм, чтобы оценить то, что он делает — то, как он создает пространство для определенного рода раскованной творческой свободы, которая долгое время подвергалась опасности в нашей культуре и все еще находится под угрозой сегодня.

Фрейк-Уотерфилд участвует в предстоящих киноадаптациях слэшеров «Бэмби» и «Питер Пэн» — версии обеих историй теперь находятся в открытом доступе. Он также собирается снимать продолжение «Крови и меда». Срок действия авторских прав на персонаж «Тигра», который впервые появляется во второй книге Милна о Пухе, истекает в следующем году. По-видимому, как раз к тому моменту персонажа будут калечить в зловещем продолжении Фрейка-Уотерфилда. Сомневаюсь, что буду смотреть этот фильм или любой другой на эту тему. Но я благодарен за то, что живу в мире, в котором такие фильмы тоже можно делать.

Это стереотип (хотя и верный), что каждый фильм соответствует своему времени. В прямом смысле. Скажем, фильмы, снятые в 1970-х годах, обычно и выглядят как 1970-е. Это верно и на уровне сюжета, и на уровне персонажей. Истории, которые рассказывают кинематографисты, отражают возможности и ограничения их эпохи. Фильм «Волшебник страны Оз» был средством повествования, призванным продемонстрировать чудеса техники цвета. «Аватар» сделал то же самое для передовых технологий 3D и процесса «захвата движения».

Часто в кино сюжетом становятся исторические обстоятельства. Таким обстоятельством для «Крови и мёда» — и в какой-то степени для сюжета — являются соглашения об авторском праве. В нашу эпоху авторские права имеют долгую и сложную историю.

Когда британский парламент разработал первый в мире закон об авторском праве (это было в 1709 — 1710 годах), он пытался примирить конкурирующие интересы: интересы писателей, печатников и издателей, которые для монетизации своих произведений нуждались в той или иной форме юридически защищенной собственности. Сюда примешивались также интересы общественности, которая выигрывала от доступа к информации и культуре. Парламент уравновесил эти требования, разделив их во времени. Авторы будут иметь исключительный контроль над своими произведениями в течение четырнадцати лет с возможностью продления еще на четырнадцать лет, если авторы еще живы. После чего тексты становятся тем, что мы называем общественным достоянием. В 1710 году королева Анна дала своё королевское согласие на законопроект, создав основополагающие нормы авторского права.

Эти нормы апеллировали к основателям республики США, возможно, потому, что они воплощают в себе предпринимательский дух Гамильтона, а также успокаивают джефферсоновские страхи по поводу концентрации власти. Это основной принцип американского (то есть гамильтоновского) капитализма: чтобы иметь динамичную страну, вам нужны экономические стимулы и, следовательно, защита интеллектуальной собственности.

Но верно и то, как предупреждал Джефферсон, что знание — это сила. Сила, которую закон централизует, предоставляя правообладателям исключительные права.

Англичане же со своим стремлением к порядку во всем этом разобрались. Ни один британец никогда не стал бы использовать этот язык, но закон королевы Анны — или, по крайней мере, лежащая в его основе философия — был гамильтонианским в краткосрочной перспективе и джефферсоновским в долгосрочной.

В Америке защита авторских прав может служить интересам капитализма и послужить интересам демократии после срока истечения. Возможно, именно поэтому в тексте своей конституции разработчики США в основном копировали соглашения об авторском праве монархии, которую они свергли.

Страны с британскими традициями, включая Канаду, последовали их примеру. В 1886 году западные страны согласовали свои нормы авторского права в рамках Бернской конвенции, что привело к созданию системы интеллектуальной собственности, которую мы знаем сегодня.

Эта система либо в целом разрешает, либо двусмысленно запрещает — в зависимости от того, истек ли срок действия данного авторского права или нет. Когда срок действия авторского права заканчивается, любой — по крайней мере, теоретически — может делать все, что захочет.

Когда действует авторское право, правила более туманны. Попытки их толкования бывают смехотворными или абсурдными. В 2015 году присяжным по гражданскому делу были вручены ноты к «Размытым линиям» Робина Тика и Фаррелла Уильямса. Присяжным было приказано тщательно изучить их на предмет незначительного сходства с песней «Должен отказаться от этого» Марвина Гэя.

Они нашли то, что искали. Тику и Уильямсу было приказано заплатить 7,3 миллиона долларов США поместью Марвина Гэя. Три года спустя после апелляции и окончательного судебного решения эта цифра изменилась почти до 5 миллионов долларов США.

В 2018 году окружного судью США попросили рассмотреть вопрос о том, имеет ли текст песни Тейлор Свифт «Shake It Off» («Игроки будут играть, играть, играть, играть, играть / И ненавистники будут ненавидеть, ненавидеть, ненавидеть, ненавидеть, ненавидеть ») неподобающее сходство со словами из малоизвестной песни женской группы 3LW («Игроки, они будут играть / И ненависники, они будут ненавидеть»). В конечном итоге судья определил, что тексты песен 3LW представляют собой «короткие фразы, в которых отсутствует хоть какая-то оригинальность и креативность, необходимая для защиты авторских прав». Перевожу: все знают, что игроки играют, а хейтеры ненавидят. Никто не может претендовать на авторство этого откровения.

Такие дела могут показаться тривиальными и недостойными суда, но в их основе лежат философские вопросы (Кому принадлежит идея? В какой момент сходство считается кражей?) Всё это имеет серьезные последствия для людей творческих. В этом году, наряду с решениями о депортации и позитивных действиях, Верховный суд США определит, украл ли Энди Уорхол идею у фотографа Линн Голдсмит, когда в 1984 году для создания серии шелкографии знаменитостей он присвоил фотографию поп-звезды Принца, сделанную Голдсмит тремя годами ранее. Образ на фото Голдсмит строг, мрачен и величав. Серия фотографий Уорхола красочна и легка. Линн изображает Принца как сложную личность, в то время Уорхол возводит поп-звезду в бренд. Что ж, налицо выравнивающий эффект массовой культуры.

Смягчают ли эти тематические различия обвинения в плагиате? Достаточно ли оригинальны трафареты Уорхола — если не по существу, то хотя бы по смыслу, — чтобы их можно было считать самостоятельными произведениями искусства, а не простыми репродукциями? Если суд откажет, это может нанести удар по свободе творчества. В свое время Уорхол комментировал реальный феномен: культура знаменитостей действительно превращает людей в иконы. Реагируют на события, воздействуют на мир — вот что делают художники. Решение не в пользу Уорхола может помешать им сделать это.

Но если вы беспокоитесь о сдерживающих последствиях такого решения, вы можете найти утешение в том, что, в конце концов, дело это спорное. Срок действия авторских прав Голдсмит ведь тоже когда-нибудь истечет, и в этот момент ни она, ни ее имущество не смогут предъявить иск кому-либо за что-либо.

Если фаза до истечения срока действия данного авторского права является более интересной с юридической точки зрения, то фаза после истечения срока действия более плодотворна с художественной точки зрения, поскольку здесь меньше ограничений. Если бы Фрейк-Уотерфилд захотел, он мог бы изобразить Винни-Пуха, совершающего всевозможные бессовестные поступки: мочиться на могилу Джима Моррисона, дружить с Гитлером, отказаться от меда в пользу какого-нибудь ужасного заменителя (как греческий йогурт или кукурузный сироп). Люди, которые считают, что фильм Фрейка-Уотерфилда заходит слишком далеко, должны учитывать, что с юридической точки зрения он мог бы пойти еще дальше.

Конечно, одно дело сказать, что Фрейк-Уотерфилд действует в рамках своих прав. Другое дело, а имеет ли ценность то, что он делает. Чтобы понять это, вы должны сначала понять, какие антидемократические и антитворческие силы выстроились против его проекта и ему подобных проектов.

Если британский парламент 1710 года — с его максимальным сроком действия авторских прав на двадцать восемь лет — намеревался найти баланс между интересами авторов и издателей и интересами публики, то сегодня многие крупные правообладатели нашли изобретательные способы нарушить этот баланс. В свою пользу.

В настоящее время в Соединенном Королевстве, Соединенных Штатах, Европейском союзе и Канаде авторское право действует в течение полных семидесяти лет после смерти автора. В Канаде фильмы и телешоу, созданные несколькими авторами, а также произведения, находящиеся в совместном владении, могут охраняться в течение семидесяти пяти лет после их выпуска. В Соединенных Штатах такая защита может длиться почти столетие.

Правительства расширили условия авторского права отчасти потому, что этого хотели влиятельные лоббисты. Когда в 1998 году тогдашний президент США Билл Клинтон подписал закон, продлевающий авторские права на кинофильмы с семидесяти пяти до девяноста пяти лет (среди прочих изменений), критики окрестили законопроект Законом о защите Микки Мауса в честь его самого ярого сторонника — компания Уолта Диснея. Неудивительно, что компания Диснея стремилась обеспечить, чтобы ее крупнейшая часть интеллектуальной собственности оставалась за пределами общественного достояния как можно дольше: продукты, связанные с Микки Маусом приносят компании до 3 миллиардов долларов в год, хотя оценки разнятся.

Корпорации также использовали товарные знаки для продления своей монополии или своих прав. Теоретически авторские права предназначены для творческих или интеллектуальных произведений, и поскольку создатели и интеллектуалы в конечном итоге умирают, то же самое происходит и с защитой авторских прав.

Товарные знаки, с другой стороны, могут бесконечно обновляться, поскольку они могут существовать до тех пор, пока используется продукт или услуга.

Все это имеет смысл. Представьте, если бы через некоторое время после появления Бибендума — той человекоподобной фигуры, которую называют «Человек-Мишлен», — он стал бы достоянием общественности. Ритейлеры тут же бы наклеили его веселую физиономию на все товары, что есть в магазине, и вы бы не знали, какие шины покупать.

Но если вы понимаете, почему в нашей культуре существует различие между авторскими правами и товарными знаками, вы также можете понять, почему корпорации заинтересованы в запутывании этого различия. Например, различные версии Микки Мауса защищены авторскими правами и товарными знаками. Что это значит для художников, которые могут захотеть использовать его в своих работах? Мы узнаем об этом в следующем году, когда, наконец, истечет срок действия авторских прав на первый мультфильм с Микки «Пароходик Вилли».

Сейчас много неопределенности. Если художники воспользуются Микки Маусом эпохи пароходика Вилли — фигурой с крысиным носом и глазами без зрачков, который менее симпатичен, чем Микки из «Фантазии» или «Принц и нищий», — подаст ли компания Дисней в суд за нарушение прав на товарный знак? И заявит ли, что нарушены существующие авторские права? Будут ли суды благосклонно относиться к таким искам?

Диснеевская версия Винни-Пуха, который носит красную футболку и пишет свое имя без дефиса, также защищена авторским правом и товарным знаком. У Фрейка-Уотерфилда Винни Пух носит спортивные брюки и рубашку дровосека, видимо, чтобы дистанцировать персонаж от диснеевского.

Очевидно, что благодаря хитрым махинациям правообладатели превращают законы в то, чем они никогда не должны быть. Если первоначальная цель состояла в том, чтобы способствовать развитию динамичного культурного рынка, то сегодня корпорации взращивают такой тип капитализма, который больше похож на олигархический или рантье-вариант. При нем игроки устанавливают монополии на активы, бессовестно защищают эти монополии и вытрясают деньги из всех остальных.

В прошлом году компания Эрмес подала в суд на предпринимателя из Лос-Анджелеса за продажу NFT токена, изображающего знаменитую сумку Биркин.

Netflix преследовал пару тиктокеров, чтобы помешать им гастролировать с их инди-мюзиклом, посвященному сериалу «Бриджертоны».

Warner Bros. недавно выиграла иск против спортивной благотворительной организации, которая использовала отсылки к «Гарри Поттеру» и «Девочкам Гилмор» в своих информационных кампаниях.

В 2006 году Дисней вмешался, чтобы помешать каменщику вырезать изображение Винни-Пуха на детской надгробной плите.

Ничто в фильме Фрейка-Уотерфилда не является таким отвратительным, как этот последний трюк. Сравнение между его способом использования Винни (который является непочтительным и грубым) и способом Диснея (который является эксплуататорским и подлым) помогает прояснить, что именно здесь поставлено на карту. Конечно, «Кровь и мед» неприятный фильм, но суть его отвратительности в том, что для Фрейка-Уотерфилда это способ заявить о всех свободах, разрешенных законом.

Эти законы были искажены и, вероятно, будут подвержены деформации в будущем, но сейчас, по крайней мере, они все еще оставляют место для хоть какой-то творческой свободы. Однако, чтобы защитить то, что осталось от этой свободы, художники должны ее использовать. А чтобы она имела смысл, она должна включать в себя право создавать произведения, которые не нравятся другим людям.

Кроме того, не обязательно получать удовольствие от данного произведения искусства, чтобы извлечь выгоду из его существования. Лоуренс Лессиг, известный ученый-юрист и активист за открытый контент, охарактеризовал наше общество как культуру «ремиксов». Мы творим, не создавая полностью сформированные идеи в нашем воображении, а попросту переделывая символы вокруг нас.

У наших самых знаковых вымышленных персонажей была долгая и разнообразная карьера. Чудо-женщина — эта праведная амазонка, а иногда и охотница за нацистами — имеет корни в культуре пин-ап. Шекспировские персонажи были украдены из местного фольклора и греко-римского канона и перевоплощены ( выборочно и очень тонко) во всевозможные удивительные формы — строптивая Кэтрин в роли подростка-разрушителя мячей в романтической комедии «10 вещей, которые я в тебе ненавижу», яростный Лир в роли медиамагната Трампи в драме HBO «Наследники», незадачливые Розенкранц и Гильденстерн в роли пугливого суриката и напыщенного бородавочника в диснеевском «Короле Льве».

Что касается Дракулы — чем и кем он только не был!

Автор Брэм Стокер зарегистрировал свой персонаж в соответствии с авторскими правами в Великобритании, но, предположительно, не в США. Итак, с момента появления Дракулы в 1897 году мы видели его таинственным изгоем в оригинальном романе, отвратительным и мышеподобным в классическом немом фильме Ф. В. Мурнау «Носферату», декадентским аристократом в последовавшем за ним фильме Тода Браунинга, парнем, с которым вы бы пошли на свидание в сериале Showtime «Страшные сказки», парнем, с которым вы хотели бы переспать в любовном романе «Дракула, моя любовь», поставщиком хлопьев для завтрака в рекламе General Mills и изнеженной куклой, которая учит детей считать на Улица Сезам.

Список можно продолжать, но вы поняли: по мере того, как они приживаются в культуре, наши самые любимые персонажи поселяются с нами, в наших домах. В чистых и хорошо освещенных домах или в домах с дурной репутацией.

Теперь Винни-Пух отправляется в то же путешествие. В ближайшие десятилетия он, вероятно, примет формы, разительно отличающиеся от неуклюжего британского медвежонка Милна. Или того более милого персонажа Диснея, который появляется на поильниках для малышей и подгузниках. Некоторые из этих персонажей обогатят наследие Милна; большинство — нет. Но не может быть первого без второго. И если вы расстроены, что Винни-Пух теперь принадлежит таким, как Фрейк-Уотерфилд, помните — Винни-Пух также принадлежит и вам.

Саймон Льюсен (Simon Lewsen)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ