Автор «Хранителей» Алан Мур: «Я точно завязал с комиксами»

Выпуская свой первый сборник рассказов, почитаемый писатель рассказывает о магии, проблеме фильмов о супергероях и о том, почему он никогда не напишет еще один графический роман.

«Я уже давно увлекаюсь прозой», — говорит  Алан Мур . Он беседует со мной из своего дома в Нортгемптоне по случаю выхода сборника рассказов «Иллюминация» — и в возрасте 68 лет это его первый сборник. «Но когда я начал свою профессиональную карьеру, она отошла на второй план, потому что были другие дела». «Другие вещи», для тех, кто не знаком с творчеством Мура, — это его изящно сдержанное сокращение для обозначения 40-летней карьеры в комиксах, которая сделала его, вероятно, самым уважаемым автором комиксов на планете.

Однако у него всегда были литературные корни: его самая известная работа, «Хранители», взяла свое название у Ювенала, а Лига выдающихся джентельменов была наполнена каноническими персонажами приключенческих романов 19 века. Поэтому, хотя Мур открыто не любит ностальгию, короткие фантастические рассказы — это своего рода возвращение домой: в библиотеку, куда он пришел в возрасте пяти лет, и, когда он перерос Энид Блайтон и Джаст Уильяма, где он впился зубами в научную фантастику и фэнтези.

Молодой Мур пролистал Эдгара Райса Берроуза, Эдгара Аллана По, Рэя Брэдбери, Г. П. Лавкрафта и, особенно, Мервина Пика. Романы «Горменгаст», по его словам, «были, вероятно, первыми книгами, где я начал понимать, что можно сделать с помощью писателя: как он мог создать всю эту сложную среду и этих почти флуоресцентных персонажей, которые навсегда оставались в вашем сознании».

Рассказы в сборнике «Иллюминация» следуют за Пиком и другими писателями. Формально и тонально разнообразные, каждый из них — маленький подвиг в построении мира. В «Даже не легенде» паранормальное существо проникает на встречу энтузиастов паранормальных явлений. В «Местонахождение, Местонахождение, Местонахождение» поверенный в делах представляет мессию в его новой собственности (дом в конце террасы в Бедфорде; первоначальное место, как выяснилось, Эдемского сада), в то время как библейский апокалипсис происходит, как водится, над головой. «Американский свет: Признание» разыгрывает трюк в стиле «Бледного огня» со сносками к воображаемой поэме бит-поколения, прослеживающей путешествие по улицам Сан-Франциско. «Невероятно сложное высокоэнергетическое состояние» представляет себе взлет и падение своего рода цивилизации в первую зептосекунду после большого взрыва. «Холодное чтиво» — это закрученная история о призраках с привкусом Уильяма Уаймарка Джейкобса, а заглавный рассказ, описывающий ностальгическое возвращение одинокого мужчины средних лет на английский морской курорт, где он провел свои детские каникулы, основанный на похожей поездке Мура в Ярмут, имеет влияние Рэя Брэдбери.

Самым длинным произведением является «Что мы можем знать о Громовержце», которое можно читать как прощание Мура с индустрией комиксов; скорее «доброе избавление», чем «нежный поцелуй». В своем послесловии он описывает эту историю как «взорвавшуюся, как нарыв», и это скабрезная шутка об индустрии, полной мошенников, извращенцев, чудаков и арестованных подростков. В одной из длинных и запоминающихся сцен главные герои обыскивают квартиру известного деятеля индустрии после его смерти и обнаруживают, что его квартира буквально по пояс завалена порнографическими журналами — и даже хуже.

Однако в ней также содержится восторженное, с пульсом памяти, воспоминание о встрече ребенка с волшебной каруселью комиксов в пятидесятых годах: «хлипкие чудеса, которые […] заполняли неподвижный, расширенный взгляд мальчика». Сам Мур вырос на более скучных изданиях DC Thomson, таких как Бино и Дэнди («Орел» был для детей среднего класса, и у нас дома его не было»): «Меня очень легко было соблазнить с первого взгляда на американские комиксы, который я получил в городском рыночном киоске, которым заведовал джентльмен по имени Сид, очень похожий на Уилла Эйснера позднего периода. Именно там я впервые увидел все эти… эти цветные комиксы о фантастических персонажах».

Его карьера в комиксах — «Баллада о Хало Джонсе», «Болотная тварь», «Хранители», «V for Vendetta», «Лига выдающихся джентльменов» и «Из ада» — это лишь основные моменты — слишком хорошо задокументирована и слишком давно прошла, чтобы пересказывать ее здесь. Достаточно сказать, что он помог преобразовать жанр, продемонстрировав формальное мастерство и амбиции, с которыми мало кто из современников мог сравниться, но он боролся — как и создатели Супермена Сигел и Шустер до него — с правами на свои собственные творения. Его размолвки с DC Comics (среди прочих) вошли в фольклор индустрии. «Я определенно завязал с комиксами», — говорит он. «Я не писал комиксов уже около пяти лет. Я всегда буду любить и обожать комиксы, но индустрия комиксов и все, что с ней связано, стало просто невыносимым».

И сейчас он с тревогой смотрит на то, как жанр супергероев, в котором он когда-то работал, разъедает культуру. «Сотни тысяч взрослых выстраиваются в очередь, чтобы увидеть персонажей и ситуации, которые были созданы для развлечения 12-летних мальчиков — а это всегда были мальчики — 50 лет назад. Я не думал, что супергерои — это развлечение для взрослых. Я думаю, что это было недоразумение, порожденное тем, что произошло в 1980-х годах — в чем я должен признать свою значительную долю вины, хотя это и не было преднамеренным — когда впервые появились такие вещи, как Хранители. Было огромное количество заголовков, гласивших: „Комиксы повзрослели“. Я склонен думать, что нет, комиксы не повзрослели. Было несколько наименований, которые были более взрослыми, чем люди привыкли. Но большинство комиксов остались такими же, какими были всегда. Это не было взрослением комиксов. Я думаю, что это были комиксы, отвечающие эмоциональному возрасту аудитории».

Он считает, что это не только инфантильно, но и опасно. «Примерно в 2011 году я сказал, что, по моему мнению, это имеет серьезные и тревожные последствия для будущего, если миллионы взрослых будут стоять в очереди на просмотр фильмов о Бэтмене. Потому что такая инфантилизация — стремление к более простым временам, более простым реалиям — очень часто может быть предвестником фашизма». Он отмечает, что когда Трамп был избран в 2016 году, и «когда мы сами сделали немного странный поворот в нашей политике», многие из крупнейших фильмов были фильмами о супергероях.

Супермен, творение еврейских детей из рабочего класса, изначально был «очень похож на американца нового курса» — но его кооптировали, так же как «ранний шипастый, анархичный Микки Маус очень быстро превратился в жителя пригорода, который носит рубашки с коротким рукавом и имеет двух племянников». Мур, по крайней мере, сдержанно радуется тому, что другое его творение, маска Гая Фокса, нарисованная Дэвидом Ллойдом для «V значит Вендетта», была принята в качестве символа сопротивления: «Я, конечно, не могу одобрить все, что люди, взявшие эту маску в качестве иконы, могут сделать в будущем. Но я рад видеть, что она была принята протестными движениями так широко по всему миру. Потому что сейчас мы действительно нуждаемся в протестных движениях, возможно, больше, чем когда-либо прежде». Его осторожность в отношении культурного поворота, который мы совершили, распространяется и на цифровую сферу. Он избегает новых технологий в той степени, в какой мы разговариваем по стационарному телефону, поэтому я не могу видеть пышное бородатое лицо, от которого исходит его нежный нортгемптонский говор. «Когда Интернет только появился, — говорит он, — я решил, что это не похоже на то, что мне нужно. У меня было ощущение, что может быть еще один ботинок, который нужно сбросить — а в отношении этой технологии, как выяснилось, у Имельды Маркос был полный шкаф обуви, которую нужно было сбросить. Я чувствовал, что если общество собирается превратиться в масштабный социальный эксперимент, то было бы неплохо, если бы был кто-то за пределами чашки Петри». Вместо этого он обходится интернет-ассистентом: «Он может принести мне порнографию, милые фотографии кошек и оскорбительные сообщения от людей».

Мур не только избегает Интернета, но и, что некоторым покажется еще более эксцентричным, не скрывает, что является практикующим фокусником, что он с особой точностью датирует ноябрем 1993 года. Напившись в пабе для байкеров в Нортгемптоне в свой 40-й день рождения, он «довольно решительно» заявил, что собирается стать фокусником. «На следующее утро, когда я проснулся, я подумал: „О боже, мне придется сделать это сейчас, не так ли?“. Я не знал, что значит стать фокусником. Но мне казалось, что в том, что я сделал это заявление, есть определенная сила». Его магические эксперименты оказались созвучны мировоззрению, прослеживающемуся во всех его работах. Человеческое восприятие (как утверждает когнитивная наука) является частичным: мы видим мир таким, каким его адаптивно полезно видеть, а не таким, какой он есть на самом деле.

Магия для Мура — это часть его искусства и политики, и он говорит, что в шаманской предыстории эти три понятия были неразделимы: «Вся окружающая нас культура, которую я вижу, очень похожа на расчлененное тело магии». С момента зарождения цивилизации, говорит он, мы стремились лучше понять мир, разбивая его на управляемые кусочки. «Этот процесс фрагментации, анализа и сокращения, вероятно, зашел настолько далеко, насколько это возможно, поскольку у нас есть фрагментированные общества, у нас есть фрагментированные философии. Индивидуально у нас есть фрагментированные психологии […] Мы как вид могли бы сделать хуже, чем попытаться собрать этот расчлененный труп обратно».

Один из его комиксов начала 00-х годов, «Прометея», был попыткой передать это мировоззрение. «Сейчас я от него отрекся [еще одна жертва его разрыва с DC], но это была и есть очень хорошая работа. Я думаю, она дает представление о магическом опыте — по крайней мере, о некоторых проблемах, просто в нейронной связи, о которой говорят некоторые фрагменты „Прометеи“. Я думаю, они могут ввести вас в слегка измененное состояние. Что, как мне кажется, должно делать любое искусство. Я, вероятно, в значительной степени непримиримый член психоделического левого движения 1970 года, где повестка дня была такой: давайте бросим ЛСД в водоемы и таким образом просветим всех. К счастью, прежде чем я смог воплотить это в жизнь, я повзрослел и понял, что это будет ужасная идея. Но, тем не менее, идея просвещения людей как способа изменить общество, вероятно, осталась моей самой сильной директивой».

Сейчас он выполняет это указание с новым энтузиазмом. «Мне очень нравится писать художественную прозу», — говорит он. «Потому что, в некотором смысле, мне кажется, что это самая чистая среда. У вас есть 26 персонажей и множество знаков препинания. С их помощью можно описать всю мыслимую вселенную».

Сэм Лейт (Sam Leith)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ