Фуга фа-минор и луковицы

«Купе несущегося сквозь зимнюю ночь поезда» - и цитата из моего любимого литературного произведения, и место нашего знакомства. Купе поезда Ташкент-Самарканд, несущегося сквозь февральскую ночь.
Хотя я и научился сносно читать годам к четырем-пяти, литература не привлекала меня. Фантастика, сказки, фэнтези – вот что было мне интересно, все остальное казалось скучной, взрослой литературой, и от попыток мамы увлечь меня чем-нибудь посерьезней не было ни малейшего толку. Но только до того памятного дня.
В полупустом шестиместном купе мы с любимой родительницей обложились накупленными в поездке интересностями: она – книгами, я – выпусками «Игромании». И все бы ничего, только вот мама, каждые пару минут старающаяся сдержать смех, отвлекала. Она читала роман «Числа» Виктора Пелевина. На вопрос о содержании книги она ответила, что «нос не дорос», книжка однозначно только для взрослых, да и то не всех. И дала мне Чапаева, голову поломать.
Первое прочтения заняло три дня. Я никогда еще не читал так увлеченно, так быстро, так безвылазно. Какие только эмоции меня не захлестывали: я смеялся над пикировками Анны и Петра, преклонялся перед эзотерикой Чапаева, готов был собственноручно задушить Котовского. После первого прочтения я не понял ничего. После второго чуть больше, но все равно ничего. Лишь к 15 годам, когда я подрос на три года и добрую сотню прочитанных книг, я понял, что понял. Как Петька на Лозовой.
До сих пор, перечитывая книгу, я нахожу новое, лучше понимаю старое и заново переживаю прочитанное.
До сих пор мне интересно, что произошло с ткачами, Фурмановым и бароном Юнгерном.
До сих пор я мечтаю услышать несуществующую фугу фа-минор Моцарта, посетить мистическую Внутреннюю Монголию, выпить самогона и закусить луковицей. Пелевин навсегда захватил мое внимание. Его игры со словами и смыслами определили мои литературные взгляды. Его мистицизм определил взгляды религиозные.
Именно с книги «Чапаев и Пустота» началось мое путешествие как языковой личности по просторам мировой литературы, и до сих пор белый жеребец с обложки несет меня вдаль, к берегам реки Урал, где меня ждут еще не прочитанные шедевры.