Челябинск настолько суров, что...

Вчера мы с мужем посмотрели фильм "Чернильное сердце", сразу же после того, как я дочитала книгу. Фильм во многом отличается от книги, что естественно, конечно. НО вот одна деталь была мне категорически непонятна: в книге Пыльнорук просто хочет вернуться домой, потому что ему плохо в другом мире, потому что он любит свой мир; в фильме же Пыльноруку приписали семью, по которой он скучает. Муж говорит, что в фильме логичнее и понятнее, я говорю, что мне и так понятно желание вернуться домой, потому что вне родины всё не так, а дома любые неприятности мелочью кажутся... Моя история будет про мою попытку ненадолго оторваться от корней и просто... оторваться.

Моя двоюродная сестра Таня ровно на 10 лет старше меня. Так получилось, что мы росли вместе. Ну, как росли... я росла, а она взрослела - так, наверное, будет точнее. Когда она нещадно красила ресницы зелёной тушью, поливалась с ног до головы бабушкиными духами и часами крутилась перед зеркалом, я учила таблицу умножения и выводила кривульки в прописи. То ли разница в возрасте, то ли непримиримый духовный антагонизм, то ли необходимость жить бок о бок в тесном пространстве сделало нас лютыми врагами. Мы были словно красный и чёрный муравьи в спичечном коробке. Дрались мы круглосуточно, с краткими перерывами на еду, сон и учёбу. Не, ну как дрались... она меня била, а я царапалась и ненавидела. О, да, я так её ненавидела, что ночами строила далеко идущие планы мести. Какой там Монте-Кристо! Его жалкие интриги не могли сравниться с масштабом моих фантазий.

С годами антагонизм сошел на нет. Я, наконец-то, нашла в себе смелости признаться в том, что всегда завидовала сестре, ведь она всё сделала раньше и успешнее меня: раньше вырвалась из тепличных условий, в которых нас воспитывала бабушка, раньше меня поступила в универ и уехала учиться в другой город, обретя такую свободу, о которой я могла только грезить, раньше вышла замуж, о чём я даже и мечтать не могла при моей хронической социофобии, раньше поехала отдыхать заграницу. Здесь, собственно, и начинается моя история.

Таня поехала в Турцию. Она поехала тогда, когда на турецких пляжах немецкую речь можно было услышать чаще, чем русскую, когда отдых заграницей еще считался чем-то привилегированным и статусным. Вернулась она с массой впечатлений, тысячей фотографий и сногсшибательным загаром. Ах да, еще с кучей синих "глазков"-оберегов. И вот рассказывает она, как в Турции было потрясающе: знойные мужчины зазывно сверкали прекрасными очами и тянули мускулистые руки к русской красавице, экзотические цветы источали потрясающие ароматы прямо под окнами гостиничного номера, пальмы шелестели на ветру, притягательно шумел турецкий базар, море, пляж, зной - ну, сами можете себе представить Турцию. После просмотра триллиона фотографий, Таня говорит: "И вот летим мы в Че, самолёт начинает снижаться, смотрю в иллюминатор - а там всё такое серое, грязное, противное, начало октября. А в Турции всё цветёт, воздух влажный, ароматный. Я разревелась и не хотела выходить из самолёта. Вышла - и сразу дышать нечем, как будто воздух отравленный весь. Так бы лечь - и умереть."

Еще несколько лет спустя в Турцию летела уже я с моей подругой Ксю. Моё сердце было напрочь разбито двухметровым скалолазом, коварно не отвечавшим на моё "а не пошёл бы ты" и "не пиши и не звони мне больше"; он почему-то пошёл и не писал и не звонил, более того, он напрочь игнорировал мою последнюю сотую смс-ку и мой последний тысячный звонок. В наших с Ксю планах было залечить моё сердце литрами алкоголя, кубометрами табачного дыма и "полным отрывом", под которым мы обе подразумевали что-то неопределённое, но многообещающее.

Турция встретила нас гостеприимными сорока градусами... по Цельсию. Дальше была маловразумительная возня с трансфером. Бросив чемоданы в гостинице, мы рванули на пляж. Волны с небоскрёб чуть не вынесли Ксю в открытое море. Я пару раз захлебнулась и - пока меня возило попой и пузом по гальке - удивлялась, почему морская вода похожа на смесь соляной кислоты с уксусом.

В тот же день мне пришлось пересмотреть свои взгляды на гардероб: красивая лёгкая юбка, которая должна была соблазнительно подчёркивать мои стройные бёдра, с каждым порывом ветра скрывала моё лицо, а не то, что прячут приличные девушки под юбками; футболки и платья с рукавом сразу отправились на дно чемодана, потому что лишние квадратные сантиметры ткани могли привести меня еще к большему перегреву; наибольшую же проблему представляли шлёпки с отделкой из замши и бисера: замша и солёная вода? замша и песок? - так себе сочетание.

Вечером я уже гуляла в новых резиновых шлёпках с перемычкой между пальцами. С резиновой - мать её! - перемычкой между пальцами!

Кровь, мясо, песок, солёная вода, мои обе хромые ноги, изящная косолапость - так начинался второй день в Турции. Роковой второй день в Турции. У Булгакова есть "Роковые яйца". В Турции со мной тоже произошли роковые яйца, хотя Ксю всё еще думает, что это была роковая тёртая морковка. Что бы то ни было, но это что-то роковое свалило нас на два дня. Отравление в чужой стране под "Smack that" с улицы, под сломанным кондиционером, на пятом этаже отеля без лифта - это, скажу я вам, просто Паланик какой-то, сошедший со страниц.

На третий день, вежливо поинтересовавшись у Ксю, сможет ли она прожить без белого друга ближайшие полчаса, я пошла в душ... Открыв глаза, я увидела перед собой унитаз под каким-то странным углом, левой щеке было холодно и больно. Что-то подсказывало мне, что в ближайшие две недели мне лучше фотографироваться, поворачиваясь правой стороной лица к камере.

Я вам уже говорила, что лучшее средство скрыть синяк на пол-лица - это, во-первых, загорать лицом, и, когда у вас облез нос, никто уже не обращает внимание на синяк, во-вторых, надо делать вид, что так и задумано? Ну вот я так удачно делала вид, что я неотразима, что на это повелись некоторые представители местного населения.

Однажды вечером, после сытного ужина из хлеба, воды и клубничного варенья (а после роковых яиц/морковки каждый наш приём пищи был именно таков), мы с Ксю сидели у бассейна, я давала отдых покалеченным ногам, Ксю дремала в шезлонге. Желая проверить своё знание инглиша, я завела разговор с турком, развалившимся в метре от меня. После десяти минут общения на отвлеченные темы мы с Ксю пошли в свой номер, спать. Я изящно переваливалась с одной больной ноги на другую, перебарывая тошноту и головокружение. Где-то в час ночи в номере раздался звонок. Ксю взяла трубку и после непродолжительных препирательств закончила разговор вежливым "F**k yourself, please". Кажется, она разбила сердце моему недавнему собеседнику, который заявил, что они с другом идут к нам в номер скрашивать наше одиночество.

В последний вечер в Турции мы с Ксю лежали на берегу моря, чувствуя себя абсолютно счастливыми: мы набрали кучу сувениров, и у нас на это даже хватило денег, несмотря на то, что у нас спёрли по сто баксов у каждой; мой лиловый синяк на лице стал желтым, а, значит, скоро должен был вообще пройти; ноги мои зажили после минеральных источников в Памуккале; я весила 38 кг и наслаждалась невыносимой лёгкостью бытия.

Самолёт кружил над Че, снижаясь и подрагивая. На горизонте вырисовывались родные трубы ЧМК и прочих чадящих заводов, внизу проносились серые поля, серые деревеньки и укутанные серым смогом леса. После приземления, я позвонила домой: "Мам, у нас покушать есть чё?" "Катя, сейчас же 4 утра! Но если хочешь..." "Хочу! Курицу жареную с пюрешкой! Срочно! Скоро буду дома!" На глазах навернулись слёзы: родной отравленный пыльный воздух, любимый серый пейзаж за окном - я была дома!