Пока читала, все вспоминалось, как Флоровский называл Толстого - "религиозно бездарным". А Шевкунов говорит, что Толстой, несомненно, великий писатель, но в творил полную чепуху в религиозной области.
И невозможно не заметить, какая бездонная разница между произведениями, написанными под воздействием впечатлений от некоего явления, от "жизни", и произведениями, написанными для иллюстрации собственных идей. В первом случае поражает глубина и неисчислимось граней, - во втором получается одно сплошное "бубубу", и "Семейное счастье", к несчастью, из таких: плоское, неубедительное, перекошено-однобокое; автор, как бычок на привязи, все ходит и ходит кругом своего колышка и бухтит беспрерывно "любовь... нелюбовь... счастье... несчастье...". В таких своих "программных" вещах Толстой становится вдруг ужасно высокомерен, как-будто мнится ему, что он один в мире простую правду разглядел, потому что только он один и способен был разглядеть. И от этого - от этого он делается смешон.
Но

все становилось тише, пахучее и неподвижнее, и вдруг капля упала и как будто подпрыгнула на парусинном навесе террасы, другая разбилась на щебне дорожки; по лопуху шлепнуло, и закапал крупный, свежий, усиливающийся дождик.

этот дождь теперь не дает покоя моей душе. И хочется, хочется снова научиться, чтобы вставая ото сна, не искать чужих новостей в смартфоне, а выходить в сад и думать свое, и быть собой, самой, вне и от.