Джо (не)живет в трамвае

Джо Мастерсон (не)живет в трамвае. Так давно, что уже и сам не помнит, когда взобрался на подножку и взялся за руль. Но знает, что никогда не остановится, чтобы сойти на какой-нибудь остановке. Сразу стоит сказать, что это особенное жилище вовсе не стоит где-нибудь в тупике на ржавых рельсах, однако и пассажиров в нем не развозят. Год за годом красный старинный трамвай неторопливо тащится по заданному маршруту без остановок и, поскрипывая на поворотах, оглушает близлежащую округу громким предупреждающим звонком. На корпусе вагона ярко сверкает начищенный номер "1916", подсвечиваемый снизу мощным фонарем-глазом. На обоих этажах пустого салона вольготно гуляют прохладные сквозняки; на потолках важно раскачиваются ржавые светильники; а на продавленных сиденьях вповалку лежат чемоданы, коробки и ящики, внутри которых обитают самые различные звуки и запахи: от невероятно приятных до прямо-таки тошнотворных.

И, конечно же, необходимо упомянуть о Джо, важно сидящем в кабине в новенькой форме с блестящими пуговицами и в фуражке с начищенным козырьком. Преотличное зрелище, между прочим. Самая строгая комиссия, вроде Женского христианского комитета, не нашла бы к чему придраться, если бы не ботинки. У него никак не получается оттереть их от грязи и глины. Просто проклятье какое-то. Джо мог бы стать идеальным вагоновожатым, однако грязь на обуви сводит на нет любые усилия. Но он не сдается и верит, что рано или поздно его старания увенчаются успехом. И вот тогда его не в чем будет упрекнуть. А все потому, что он неукоснительно следует наставлениям отца. Джентльмен должен выглядеть безупречно, обычно говаривал тот. И Джо совершенно согласен с ним, так что при первой возможности снова и снова начищает свои старые, разбитые ботинки.

Временами ему бывает немного одиноко. Честно говоря, Джо не отказался бы от дружеской компании какого-нибудь веснушчатого сорванца или прелестной юной леди с хорошими манерами. Но он понимает, что это очень эгоистично. И, конечно же, ему стыдно за такие желания. Надо же подумать и о родителях, которые будут безутешны. Или на крайний случай сойдет общество любого взрослого, хоть они и до ужаса скучные за редким исключением, ведь поговорить с ними особо не о чем. Никакого полета фантазии, мечты и надежды похоронены под грузом лет, крылья жестоко обломаны и упакованы в оковы благопристойности, ханжества, лицемерия и тоски. Нет, нет, Джо не осуждает никого из них. Просто это очень скучно.

В любом случае, никто не горит желанием разделить с ним путешествие по городским улицам. С жаждой жизни невозможно бороться. В самый последний момент у людей почему-то находятся невероятно важные личные дела, которые нельзя отложить на ближайшую вечность. Отчего-то им куда интереснее нянчить кукол и плюшевых медведей, устраивать гонки с игрушечными машинками, играть в футбол и в крикет, вышивать розы на наволочках, читать утренние газеты, смотреть телевикторины, строчить любовные письма, говорить о политике и о скандальном поведении младшей сестры королевы Елизаветы, выпекать овсяное печенье, копаться в саду, рыбачить, охотиться, ходить на распродажи в ближайший магазин, посещать службы в церкви, просиживать все вечера в пабе, пить чай и сплетничать с соседями, лежать в постелях и видеть десятый сон.

Впрочем, Джо не особо огорчается. На самом деле у него нет ни одной свободной минуты, чтобы погрустить или подумать о превратностях судьбы. Он постоянно находится в пути, в любое время дня и ночи, в любую погоду, выполняя очень важную миссию. И поэтому с легкостью пренебрегает ненужными мелочами вроде грустных мыслей. Ведь нет ничего важнее вовремя доставленных мечты или воспоминания в сон каждого горожанина: от невинного младенца до дряхлого старика, пусть даже и стоящего одной ногой в могиле. Его мама считала, что каждый англичанин должен относиться с ответственностью к работе, выполнять свои обязанности и не подводить тех, кто на него надеется. И Джо очень старается не забывать о мудрых наставлениях.

Приятнее всего проезжать сквозь сны маленьких детей. Их желания простые и чистые, как вода в горном ручье. К тому же до пяти лет они могут видеть Джо, и он с удовольствием общается с каждым юным мечтателем. Они без страха и удивления делятся с ним всем, что у них на душе и сердце, и радуются своим снам. Самые дерзкие малыши частенько выпрыгивают из кроваток, прямо в пижамах бегут за трамваем и пытаются вскочить на подножку. К счастью для них, это совсем не просто. Ведь сойти с трамвая дальнего следования почти невозможно. А потом дети взрослеют, слепнут, открывая глаза в мире, освещенном ярким солнцем реальности, и напрочь забывают о красном трамвае.

Но есть исключения. Они случаются редко, на памяти Джо было только трое взрослых. Леди Элизабет — жена графа Элдона — видела трамвай наяву. Ее мучила бессонница после того, как на войне погиб любимый сын. С тех пор она сторонилась светского общества и жила затворницей, не допуская к себе ни дочерей, ни внуков. Джо побаивался проезжать мимо ее неизбывного горя и ненависти к тем, кто оказался более удачливым и вернулся с фронта. Пусть даже и калекой. Без сомнения, у леди Элизабет было каменное сердце ведьмы. Она страстно, не боясь Божьего гнева, желала видеть других людей несчастными и собиралась вернуть мертвеца с того света. Но у нее не было власти над Джо. Поэтому он с легким чувством злорадства проезжал с плотно закрытыми окнами мимо запущенного графского сада, потому что для исполнения темных желаний нужно обращаться совсем к другой силе. В свою последнюю ночь в мире живых леди Элизабет в первый раз соизволила заговорить с ним.

— Ты пустой, никчемный мальчишка, Джо Мастерсон, — хрипло пробормотала она, отчаянно дымя сигаретой. Сверчки в траве испуганно умолкли, а луна закатилась за тучу. — От тебя нет никакого толку. Но я наконец-то решилась. Да... Сегодня я уйду к своему Уильяму. А ты еще долго будешь болтаться на привязи. И поделом.

Напоследок леди Элизабет вознамерилась разбередить его душевные раны, но потерпела неудачу, потому что не знала главного. Не ведала истину. Джо вежливо приподнял фуражку, нажал на звонок, приветствуя идущую на смерть ведьму, и поехал дальше по маршруту.

На следующий день весь городок бурлил от печального известия о том, что леди Элизабет отравилась насмерть, выпив целую пачку снотворного. А маленькие дети впервые за долгое время спали спокойно и не видели кошмаров, в которых огромная красноглазая змея проглатывала их целиком. И Джо радовался за малюток.

Местная дурочка Салли Гилмор росла на глазах Джо в двадцатых. Он с удовольствием привозил простенькие мечты в ее спальню и в ответ получал маленькие подарки.

— Спасибо, Джо! Я люблю тебя. Очень сильно, — сияя от радости, лепетала она. И бросала в окно кабины букетик фиалок или дарила воздушный поцелуй, ненадолго согревающий его остывшее сердце.

Лишь в снах Салли бывала хоть немного счастлива, убегая от реальности, в которой живые причиняли боль. Перед второй большой войной она умерла, не дожив до пятнадцати лет каких-то двух недель. Не стоило миссис Гилмор отправлять ее поздними вечерами в бакалейную лавку. Тогда примерный семьянин Фред Беррингтон не решился бы изнасиловать и утопить слабоумную дочку соседей в пруду, опасаясь разоблачения. Конечно же, Джо знал о его грязных желаниях, но не мог предупредить никого ни в реальности, ни через сны. Мечты и желания каждого человека — дом, запертый на крепкие засовы. Поэтому он заранее грустил из-за расставания с другом, однако понимал, что жестокая и несправедливая смерть освободит бедную девочку. Ничего хорошего не ожидало ее в жизни, полной обид и одиночества. На этом свете она не была нужна никому. Даже родителям, которые давно тяготились обузой и подумывали отправить Салли на пожизненное содержание в психбольницу.

Третьим был и остался Том Коу. С самого начала он видел Джонни в своих снах. Ведь их дружба была крепче закаленного железа. С тех самых пор, как их крестили в местной церкви одного за другим. С тех самых пор, как они на спор ловили лягушек в пруду, соревнуясь, чья добыча окажется богаче. С тех самых пор, как учитель выгнал их из класса за хулиганство на уроке. С тех самых пор, как они делились мечтами о том, кем станут, когда вырастут. С тех самых пор, как они подрались на танцах за внимание прекрасной Марианны. С тех самых пор, как восемнадцатилетними добровольцами ехали на материк, чтобы воевать против немцев и их союзников. С того момента, как спустя два года Джо умирал на руках у Тома под чужим небом Франции, истерзанной пулями и снарядами.

— Не умирай, только не умирай, Джонни. Не бросай меня, дружище. Мы же всегда вместе. Как же я буду без тебя? — вытирая с его губ кровавую пену, просил Том и плакал, не стесняясь слез.

И Джо остался на трамвайных путях, на границе между миром живых и мертвых. Уже почти пятьдесят лет он (не)живет в трамвае и развозит мечты и желания в сны горожан. Ему только в радость нести эту службу. И почти каждую ночь Джо встречается с Томом, выполняя его желание. Всегда одно и то же. Тот хочет встретиться с лучшим другом.

Только Том видит его в окровавленной и грязной солдатской форме. Только ему Джо показывает свои страшные раны.

— Привет, друг. Ты совсем не меняешься. Все такой же желторотый юнец, — отдавая честь, раз за разом повторяет Том.

— Есть немного, — отвечает Джо и заботливо интересуется: — Как здоровье, Томми?

— Радикулит замучил, а так скриплю потихоньку. Удалось отчистить ботинки?

— Пока нет, но я стараюсь изо всех сил.

— Ты всегда был упорный, с самого детства, — кивает Том и просит: — Ты только дождись меня, Джо.

Они понимающе улыбаются друг другу, и Джо уезжает, чтобы вернуться. Снова и снова вернуться. Все эти годы он ждет, когда придет время, и Том сядет в трамвай. И тогда они отправятся в последнее путешествие. Вместе.

2017