Душа сирени

О, весна, без конца и без краю!
Я шёл по залитой солнцем вечера, улочке, и читал эту строчку Блока.
Весной, сердце — без конца и без краю! Оно бьётся во все стороны света и хочется любить всех-всех, всем признаться в любви, и моей милой подруге и сирени и даже вон той прохожей, улыбнувшейся мне возле сирени.
У каждого человека, весна ассоциируется с чем-то особенным, что нежно говорит о самых трепетных глубинах души.
С другими временами года, такого нет. Разве что… с осенью.
Если весна похожа на солнце, зарю времён года, то осень… на месяц в ночи. Лунная заря!
Осень, таинственно отражает свет весны.
И почему принято отмечать день рождение, в тот день, когда мы родились, а не когда были зачаты?
Я был зачат весной, а родился осенью. В этом смысле я чуточку странный: предпочитаю отмечать день зачатия ( который я не знаю, но лишь смутно, пасьянсно догадываюсь о нём), а дату моего обыкновенного день рождения, не знают даже друзья, словно меня и нет на свете.

С чем у меня ассоциируется весна?
С тёплым, зеленоватым запахом солнца в воздухе, цветением воздуха, в котором нежнейшей рифмой ощущается запах вдруг ставшей невесомой, Земли, словно бы блаженно приподнявшейся на цыпочках, и запах неба.
С серёжками тополя, на чуть влажном, приветливо потемневшем после дождя, асфальте.
Вечер асфальта и этот неземной запах серёжек… безусловно, они — любовники.
Так откровенно, доверчиво-нежно, безмолвно, словно всё уже сказано в жарких объятьях, невозможно лежать рядом без страстных отношений.
И ещё весна ассоциируется у меня с сиренью.
Не просто с сиренью, а сиренью, мимо которой идут чудесные женские ножки в юбочках и платьицах, цвета счастья.
Это не ножки. Они даже не принадлежат людям.
Это какой-то сокровенный пейзаж весны, подсмотренный сон весны.
Я порой даже не поднимаю глаза выше ножек.
Нет, это точно не ножки, это… разноцветные, неземные колокола юбочек, с язычками тонких, белых коленей.
Хочется упасть перед ними на колени, и замереть, закрыв глаза, а они проходят рядом, словно ангелы, позванивают своим ярким теплом, запахом сирени, счастья и солнца, целующего тебя в лиловую темноту закрытых глаз…
Рай. И женский голос в раю: молодой человек, что с вами? Вам плохо? Почему вы на коленях посреди дороги?

- Мне очень хорошо. Спасибо. Какие у вас… необычные глаза, чайного цвета.

Если бы рай был, то входя в него, босые, счастливые ноги, ступали бы на влажную темноту асфальта, покрытого тополиными серёжками.
Я люблю писать стихи — деревьям.
Весной я пишу стихи, сирени и тополю.
Не так давно, вечером, я полулежал в постели, по-привычке приподняв правое колено, к которому приложил карий томик Пастернака и писал на листочке, стих.
Жена разделась, легла в постель и с грустной улыбкой, сказала: опять пишешь ей стихи? Сирени своей?

- Милая, но я же… писал тебе стихи, вчера.

- А позавчера — тополю своему. Или.. своей.
Я знаю, почему ты так любишь тополь. Это андрогинное дерево.
Когда ему больно и у него ломают ветки, он может поменять пол.
Мне однажды снилось…
Я узнала, что ты в нашей постели — занимаешься сексом, с любовницей.
Я бегу домой, ломая розовый каблук и хромая, словно меня ранили, словно целятся в меня из нашего окна.
Вот, ещё один каблук ломаю… ранено запястье, кровоточит.
Врываюсь в подъезд. Тёмный, долгий просвет, как на картине Босха о Том свете.
Нет времени и сил, души, ждать лифт.
Бег — душа лестницы. Бегу, лечу по ней наверх, бесшумно открываю дверь, врываюсь в спальню… а ты там, сидишь со своим смуглым другом, читаете «Идиот» Достоевского.
Странный сон. Тут что-то не так.
По логике, я должна была ворваться к вам в спальню, застать тебя с любовницей, кинуться на неё, обнажённую, мутузя её и обрывая ей космы (у любовниц почему-то, сразу, не волосы, а — космы), и… волшебным образом, её женский визг, грубеет, смуглеет, и вот, я уже держу за волосы, мускулистого, сердитого мужчину а-ля Мистер Хайд.

- Но ведь ты бежала раненая. Тебе причинили боль.
Было бы чудесно, с художественной точки зрения, если бы ты… ворвалась в нашу спальню — разгневанным и прекрасным, мужчиной.

- И в спальне было бы трое мужчин? Замечательно!
Ладно, пиши уже своей сирени, а я почитаю книгу.

- Какую?

- Идиот.

Утром я подхожу к сирени, и, словно серёжку на ушко любимой, вешаю на веточку, свёрнутый в маленький квадратик, стих.
Целую сирень и отхожу. Любуюсь ей.
Она так счастливо шелестит на ветру, вот, зарделась, милая, совсем по-девичьи, и взглянула на меня, и снова на стих, прижимает его к груди, блаженно прикрыв глаза.
А жена смотрит на нас из окна. Губы её что-то говорят, но мне не слышно, что именно.
Я ей улыбаюсь сиренью улыбки…
Мне чуточку стыдно. Иррационально, стыдно.
Улыбка гаснет на губах: кажется, что у меня губы… в сирени, словно в помаде любовницы.
Я стою в 9 шагах от сирени. Жена — в 9 шагах надо мной.

К сирени подходит очаровательная девушка с каштановыми волосами и сизой юбочке.
Приникает на миг лицом, к веточке сирени.
Похоже на картину Уотерхауса, если бы он родился в России: Душа сирени.
Но вот, девушка странно улыбается сирени, словно она ей, по-женски, что-то прошептала, по-секрету.
Тянется рукой к веточке и срывает… нет, не веточку — мой стих.
Срывает с изяществом Евы, робко оглянувшейся на заплечную синеву.
Стоит у сирени, огромной, как луна, и читает мой стих, моё признание в любви. Улыбается…
Я стою возле тополя, слегка его приобняв и скрывшись за ним, словно робкий любовник.
У окна, стоит жена и странно улыбается мне едкой улыбкой Настасьи Филипповны.

О любовь, что ты делаешь с нами? С людьми, деревьями, стихами!
Весь мир цветёт единым, ласковым цветом!
Нежнейшая синестезия любви: любишь женщину, а пишешь стихи — сирени. Идёшь на свидание к любимой, а целуешь… совсем другую женщину.

- Это какую ты женщину целуешь? (заплечный, крылатый, косматый голос)

- А, это ты, милая. Да это я так, фантазирую. Весна. Я пишу историю. Посмотри.

- Там есть я? Так так… и сирень твоя, тоже, тут. И тополь…
Всех собрал. Весь свой цветник. Молодец!

- Хочешь, я напишу не о сирени, не о деревьях и весне, а о моей любви к тебе, одной тебе?

- Хорошо, пиши. Мне будет интересно почитать (улыбчиво целует в щёчку).

……………………

Вчера вечером я шёл возле цветущей с…
Я шёл мимо дома, цветущего зажжёнными окнами.
Вечерние дома порой цветут такой весной счастья! Можно увидеть целые веточки цветения. Это не менее таинственно, чем подснежники. Это так же прекрасно, как...
Сердце было прижато к груди такой ласковой теплотой, словно веточка сирени в ночи, прижатая к окну.
Я был переполнен любовью к тебе, хотелось открыть грудь, словно окно… в ночной и лунный мир.
Я испытывал жизненно важную потребность, доверить своё сердце — сумеркам, прошептать какому-нибудь живому существу в сумерках — сумеркам!, — как сильно я тебя люблю!

Сердце билось так сильно, блаженно-прозрачно, что мне казалось, оно вот-вот покинет грудь, и, словно лунатик, придёт к тебе, а моё тело останется лежать возле цветущей с… просто, останется лежать на тёмном, после дождя, асфальте.
Проходя мимо арки дома, я увидел, сидящую в её карих, тускло освещённых сумерках (почти как на картине Босха) серую кошку с белоснежными лапками.
Воровато оглянувшись, я направился к ничего не подозревающей кошке, приветливо смотрящей на меня, улыбаясь одними усами.
Взял кошку в руки и нежно прижал её к тёмной стене: чудесные глаза чайного цвета, один, чуть темнее другого.
Слегка перепуганная кошка, думала бог знает что: сейчас будут насиловать….
А может, и наоборот, думала что-то нежное: может, заберёт меня домой.
Он вроде симпатичный, опрятный. Странный, правда… но и я, странная. Ах, знали бы люди, о чём мечтают кошки под крылом тёмной арки, что снится им весной!
Может потому некоторые из них так странно оглядываются на меня?
Ну давай уже, делай со мной хоть что-нибудь!

Примерно так думала кошка в моих руках, доверчиво и покорно, смотря мне в лицо.
Мои губы, нежно ей прошептали: я люблю тебя, всем сердцем, люблю!
Опустил удивлённую кошку на асфальт и пошёл дальше, в пастернаковский скверик. Обернулся.
Кошка сидела и… боже, с какой преданной нежностью она смотрела на меня!
Так на меня не смотрела ещё ни одна женщина, которую я любил!

……………….

- Ну, что ты там написал, милый мой непоседа?
Так-так. Я так и знала. Сплошные тени и запахи твоей сирени, тополя и… ты, целующийся с кошками в тёмной подворотне.

- Милая! Это всё синестезия весны! Я… тебе признался в любви, в тех боттичеллиевых сумерках арки!

- Почему… боттичеллиевых?

- Ах, милая, ты бы видела, какая возле арки, цветёт сирень под фонарём!
Лиловая нежность раковины, в прибое звёзд и неземной запах, словно бы выходящий из пены ночного прибоя!
Нет, Боттичелли был не прав. Рождение Венеры нужно было бы изобразить в сумерках.
Сумерки — вот где царство любви!
Жаль, что на Кипре не растёт сирень…
Ну как тебе история, милая?

- Закрой глаза и просто дыши мной, как если бы я была сиренью. Мои губы всё скажут без слов.

Джон Уотерхаус - Душа розы.