Анализ сонета «Озимандия» Шелли и контекст его цитирования в фильме Ридли Скотта «Чужой. Завет».

В картине Ридли Скотта «Чужой. Завет» один из главных героев андроид Дэвид цитирует строчки из знаменитого сонета Перси Шелли «Озимандия» (в нашем дубляже в переводе Николая Минского):

Я — Озимандия, великий царь царей.
Взгляните на мои деянья и дрожите!

Эти строки в исполнении актера Майкла Фассбендера звучат очень устрашающе и производят большое впечатление на зрителя, но каков контекст их употребления в фильме, что хотел сказать Ридли Скотт с помощью данной цитаты? Чтобы это выяснить, нужно проанализировать сонет Шелли.

I met a traveller from an antique land,
Who said—“Two vast and trunkless legs of stone
Stand in the desert. . . . Near them, on the sand,
Half sunk a shattered visage lies, whose frown,
And wrinkled lip, and sneer of cold command,
Tell that its sculptor well those passions read
Which yet survive, stamped on these lifeless things,
The hand that mocked them, and the heart that fed;
And on the pedestal, these words appear:
My name is Ozymandias, King of Kings;
Look on my Works, ye Mighty, and despair!
Nothing beside remains. Round the decay
Of that colossal Wreck, boundless and bare
The lone and level sands stretch far away.”

Существует множество переводов этого сонета и практически все они не передают смысл произведения точно, поэтому при анализе я буду использовать исключительно оригинал, самостоятельно переводя его построчно. Однако для удобства читателей в данной работе я приведу перевод.

Навстречу путник мне из древней шел земли
И молвил: средь песков — минувших дней руина —
Стоят две каменных ноги от исполина,
Лежит разбитый лик во прахе невдали.

Сурово сжатый рот, усмешка гордой власти,
Твердит, как глубоко ваятель понял страсти,
Что пережить могли солгавший им язык,
Служившую им длань и сердце — их родник.

А вкруг подножия слова видны в граните:
«Я — Озимандия, великий царь царей.
Взгляните на мои деянья и дрожите!»

Кругом нет ничего. Истлевший мавзолей
Пустыней окружен. Гуляет ветр свободный
И стелются пески, безбрежны и бесплодны.

(Перевод Николая Минского)

В первой строчке поэт рассказывает о том, что он встретил путника из далеких времен. Не просто далеких, а античных, что сразу настраивает нас на повествование, речь в котором будет идти о далеком прошлом, в контексте его связи с настоящим (для рассказчика-поэта).

I met a traveller from an antique land,

Путник говорит поэту об обломках огромной статуи, которые он встретил в пустыне. Разбитая на части, она, тем не менее, сохранила некоторые очертания того, в честь кого была воздвигнута. Путник рассказывает о хмуром взгляде и холодной повелевающей улыбке.

Who said—“Two vast and trunkless legs of stone
Stand in the desert. . . . Near them, on the sand,
Half sunk a shattered visage lies, whose frown,
And wrinkled lip, and sneer of cold command,

Читатель понимает, что скульптор хорошо уловил черты того грозного и жестокого человека, в честь которого была воздвигнута эта статуя, и который, вероятно, был могущественным правителем в очень далекие времена.

Tell that its sculptor well those passions read
Which yet survive, stamped on these lifeless things,
The hand that mocked them, and the heart that fed;

Итак, в сонете идет речь о некоем гордом, могучем и жестоком правителе, по приказу которого была воздвигнуто нечто выдающееся, мощное и, как считал правитель, вечное. Его статуя увенчала этот, быть может, город, полный громадных и величавых сооружений. И вот, путник рассказывает о той самой надписи, значение которой легко читается. Правитель, в честь которого была воздвигнута статуя, велел подписать ее словами о его бесконечном могуществе, он нарекает себя «царем всех царей» и повествует о том, что его деяния повергнут всех других царей в отчаяние. Это демонстрация абсолютной власти. Шелли рисует образ древнего правителя, которому не было равных в те времена.

And on the pedestal, these words appear:
My name is Ozymandias, King of Kings;
Look on my Works, ye Mighty, and despair!

А в финальной части сонета поэт пишет о том, что от былого могущества автора угрожающих строк не осталось ничего, кроме развалин в пустыне. Статуя разбита, нет и следа того громадного и величавого города, в центре которого, она, вероятно, была воздвигнута. Кто был тот царь? Сохранилось лишь его грозное имя, да и то только благодаря работе скульптора.

Nothing beside remains. Round the decay
Of that colossal Wreck, boundless and bare
The lone and level sands stretch far away.”

Смысловая суть этого сонета сводится к тщетности всего земного, в том числе и величия даже самых могущественных из людей. Мотив времени, которое стирает и уничтожает все. Мотив, заключенный великим поэтом в грозные строки, несущие в себе привкус чего-то пророческого или же … извечного…

Так зачем Ридли Скотт цитирует «Озимандия»? Что хочет сказать Дэвид, звучно произнося строки сонета Шелли? Речь идет о конфликте между Создателями (так в фильме называют древних существ, которые создали людей и которых разыскивала экспедиция в фильме «Прометей» Скотта) и созданиями, а точнее – одном уникальном создании андроиде Дэвиде, который бросает вызов Создателям и в картине «Чужой. Завет» уничтожает их поселение (которое, кстати, очень напоминает те самые руины в пустыне из сонета Шелли). Ничье могущество не вечно. Дэвид словно бы говорит «Что осталось от вас, от вашего былого величия? Лишь руины». Теперь Дэвид принимает на себя роль нового Озимандия, но и его в конце фильма заместит другой андроид, который, в свою очередь, возьмет на себя его роль. В картине есть множество деталей, указывающих на то, что не Дэвид, а андроид Уолтер возвращается на корабль в финале, но его поведение и поступки дублируют Дэвида, он берет на себя роль Озимандия.

И здесь хотелось бы отметить, что смысл цитаты данного сонета в фильме, отличается от того смысла, который несет непосредственно сам сонет. Шелли говорит о тщетности и временности людской власти, в фильме же режиссер существенно раздвигает смысловой контекст, и я не уверена, что это выглядит очень уместно. Хотя, с художественной точки зрения цитирование в «Чужом. Завете» Шелли, Вагнера и Шекспира, безусловно, очень красиво.