Размышления о "Небесном замке Лапута"

Благодаря книжке Сюзан Нейпир пересматриваю фильмографию Хаяо Миядзаки в хронологическом порядке. Любопытно, как уже первые три фильма демонстрируют тесное единство и развитие тем и мотивов и зачатки образов последующих картин. Правда, автор творческой биографии знаменитого аниматора отмечает почему-то далеко не все сходства и переклички. «Небесный замок Лапута» (третье по счёту полнометражное творение Миядзаки) – это, я бы сказала, улучшенная версия дебютного «Замка Калиостро», в котором и сценарий, и рисовка оставляли желать лучшего. Зато уже первой своей работой мэтр заявил о любви к зáмкам – вместе с «Ходячим замком Хаула» получилась своеобразная трилогия, которая, между прочим, становилась всё более романтической. Героини «Лапуты» и «Калиостро» очень похожи: обе аристократки, чья судьба связана с древним пророчеством и магической силой, заключённой в таинственных артефактах (соответственно кулоне и кольце). Интересно, что и в том и в другом случае говорится о двух ветвях древнего рода – светлой (к которой принадлежат девушки) и тёмной, представленной мужской фигурой. Суть противостояния этих двух сторон, не вполне очевидная в «Калиостро», проясняется в «Лапуте»: та же самая энергия, что связывает героиню с предками и спасает жизнь ей и её другу, в руках злодея может устроить ядерный апокалипсис.

В более позднем «Ходячем замке», напротив, хранителем энергии является персонаж-мужчина, и конфликт, усложняясь, становится внутренним: Хаул, втянутый в страшную войну, должен использовать магическую силу для помощи своей стране, но постепенно сам превращается в чудовище. Огромные роботы – единственные обитатели покинутой людьми Лапуты – напоминают и человека-птицу Хаула (ибо умеют летать), и грозных титанов из «Навсикаи». В них тоже заключена дихотомия: с одной стороны, роботы с трогательной нежностью заботятся о природе, а с другой – они же по приказу антагониста Муски превращаются в смертоносную орду. В ипостаси хранителей Лапуты роботы вызывают неожиданную ассоциацию с кодама – духами деревьев, которые позже появятся в «Принцессе Мононоке»: несмотря на критическую разницу в размерах, они похожи своей молчаливостью и странными несимметричными лицами. Словом «кодама» называют не только духа, но и дерево, в котором он живёт, и в таком случае сходство заметить несложно: цвет робота совпадает с оттенком древесной коры, плечи его покрыты мхом, а сцена, где лица давно погибших роботов выглядывают из-под корней деревьев, более чем красноречива.

Нейпир замечает, что «для разных персонажей Лапута символизирует что-то своё»: кто-то видит в ней источник военной мощи, кто-то – остров сокровищ, а главные герои-дети – память о доме и семье. Однако в итоге утопический небесный замок не достаётся никому. Прямой цитатой из «Калиостро» предстаёт затопленный в сердце Лапуты древний город – «сокровище, которое нельзя унести в кармане». Но если в «Калиостро» наследство Клариссы в конце концов освобождается из подводного плена и предстаёт взору как «символ красоты, благодати и цивилизации в продажном и жестоком мире», то Лапута улетает в облака, не приняв людей – даже юных «Адама и Еву». В этом смысле третий фильм Миядзаки, замечательно красивый и полный ярких приключений, менее оптимистичен, чем «Калиостро» или даже «Навсикая». С другой стороны, герои, утратив «рай», обретают друг друга и, вероятно, построят собственный дом уже не на небесах, а на Земле – прекрасной зелёно-голубой планете. Её панораме отданы финальные кадры фильма, и ей же посвящены слова главной темы, написанные самим Миядзаки (в переводе Виктора Дроздова): «Пусть новый оборот Земли нас унесёт в края, где наши встретятся пути, где я найду тебя».