Больше историй

24 ноября 2019 г. 15:13

2K

Биография одного разговора в ночи

Горб - трагический комок на спине сложенных и не развившихся крыльев.
Эсмеральда это чувствовала, когда во сне поцеловала горб Квазимодо...
Когда я рядом с тобой, мне хочется дышать глубоко; грудь наполняется тем же воздухом, которым дышала и ты... и тогда мне кажется, что моя нежно огорбившаяся воздухом грудь, томится нераскрытыми и озябшими крыльями.
Рассказать тебе прекрасную и грустную историю в духе Гюго, если бы он жил в 21 веке в России?

Байрон писал, что хотел бы в одном поцелуе поцеловать уста всех женщин мира.
А я бы хотел... в одном поцелуе поцеловать в тебе... целый мир.
Когда я целую тебя и закрываю глаза, я слышу ветер, запахи цветов и пение птиц.. мне кажется, я целую и их тоже ( не ревнуй, родная).
В этой прирученной, мгновенной ночи, ты касаешься меня как бы из ниоткуда, из-за переулочков солнечных, пения птиц, смеха ребёнка или шума листвы - взошло солнце и нежно коснулось моего лица, полупрозрачного и доверчивого существования.
Твои милые руки, губы, на миг стали частью солнца, пения птиц... чудесные руки и губы!
В поцелуе с закрытыми глазами есть... тайна синестезии любви и даже рая.

А помнишь, когда ты поцеловала меня на той осенней остановке, мы оба синхронно закрыли глаза, и оказались как бы на другой планете, совсем крошечной, с ресничной округлостью вогнутой тьмы космоса, еле держащей нас на себе: от каждого нашего сердцебиения, пульсирующего словно в странной и густой воде в космосе, отталкиваясь от её упругой синевы ладонями ослепшего дыхания, мы поднимались вверх, не чувствуя притяжения земли.
Сначала поднялись твои руки к моему лицу.. потом, мои руки... ещё через миг поднялись наши сердца... твоя правая ножка.
Я мысленно посмотрел на нас со стороны: тебя уже почти ничего не держит на земле...
Так в фильме Тарковского "Зеркало", полуобнажённая женщина лежала в воздухе над раскрытой постелью.
Её мужчина удивлённо спросил: почему ты летаешь?
И она, чудесной улыбкой голоса: это так понятно, милый, я люблю...

Подъехал вечерний трамвай, улыбнулся синей звездой на проводах, и тронулся в путь как бы к той самой звезде, по воздуху, словно гумилёвский заблудившийся трамвай...
Казалось, притяжения больше не стало и все пассажиры в том чудном трамвае, поцеловались разом; все простили друг друга, все полюбили друг друга и обнялись...
Мимо нас, к звезде, искре путеводной, пролетал в ночи влюблённый трамвай.
Ты уже тоже почти оторвалась от земли к той самой звезде...
А меня уже ничто не держало на земле: сначала вверх запрокинулась моя левая нога ( я левша в поцелуях), словно головка удивлённого ребёнка что-то разглядевшего в небе; потом.. правая нога оторвалась от земли.
Я стоял как бы на коленях в воздухе перед тобой: меня на земле держали одни твои губы.

Знаешь, поцелуи вообще безумная и страшная вещь.
Мы просто к ним привыкли и не замечаем уже экзистенциального трагизма и ужаса поцелуев.
Когда французский натуралист, долгое время живший в одном африканском племени влюбился в одну девушку и поцеловал её ( в этом племени не знали поцелуев), она чуть не умерла от страха.
Её мама рассказывала ей в детстве сказки о белых каннибалах, пожирающих человеческую плоть..
Я вегетарианец, но когда я закрывая глаза целую тебя ( боже, я даже в ночи закрываю глаза! густая ночь моих поцелуев... осветить которую не смогли бы обычные звёзды), ощущая во рту твою тёплую и влажно-алую плоть, я чувствую себя нежным и древним язычником, в прямом и переносном смысле этого слова.
Я боюсь своих поцелуев в ночи, родная!

Мне хочется... буквально откусить от тебя кусочек твоей плоти и проглотить.
Чувствовать тебя на губах... мало. Мне хочется проглотить нежный кусочек тебя и ощутить... как ты тепло проходишь через моё горло, мимо неустанно бьющегося каким-то несчастным и чумазым работягой, сердца, как бы обернувшегося на тебя и улыбнувшегося грустно на миг, прекратив свою работу... оперевшись на лопатку свою.
Не смейся, мне иногда кажется, что моё сердце - шекспировский гробовщик: он и пошутит над смертью и пофилософствует..
Вот так и нежный кусочек тебя он бережно закопает: каждое сердцебиение - шелковистая тяжесть соскальзывания с блестящей лопатки рыхлого и влажного полумрака, и.. глухой и упругий удар "земли".

А какое могло быть нежнейшее кладбище из одной тебя!
Если бы моё тело обладало зримым и деятельным разумом памяти, сердце бы похоронило тебя в самых разных и нежных местах, а не просто в желудке.. хотя и так, было сладко ощутить теплоту прилива крови от ощущения тебя внутри ( я целовал бы тебя изнутри, всем сердцем и кровью, всеми моими органами, принадлежащих одной тебе) - я был бы нежно беременен тобою, а потом бы ты слилась со мною в той же мере, в какой душа человека сливается с миром, становясь всецело тем, что она любила при жизни: вечерним дождём, сиренью на ветру, закатом в декабре, стихом Есенина...
Когда тело человека умирает в поле, его волосы становятся частью травы; его вены и жилы - корнями цветов и деревьев, а глаза - голубыми цветами.
Ах, словно нежно сошедший с ума андрогин, я бы... оглядывая своё обнажённое тело, целовал бы в нём те места, в которых ты была бы теплее и ярче всего: плечи, сгиб локтя и запястье..
Да, я бы целовал твою нежность в себе... а потом, упав на колени, заплакал бы... перед твоим гробом, ибо ты умерла, моя родная!

За окнами - звёзды и ветер. За стенами комнаты - смех ( плач?) детей и голоса счастливые мужчины и женщины... а я... один, в тёмной комнате, склонился над твоим гробом, этим мрачным и страшным горбом посреди комнаты, и обнимаю, целую тебя всю, с головы до ног...
Наверное, я схожу с ума, милая!
Вчера задремав рядом с тобой, всё так же тебя обнимая даже во сне, бледную, тихую.. мне приснился странный сон.
Мы были на кухне. Я сидел за столом в позе Есенина ( накинув на плечи что-то похожее на тёплые крылья), на его известном и фантасмагорическом фото в Англетере, где он сидит за столиком с пером в руке при свечах, которое многие почему-то принимают за реальное

Ты стояла на стульчике возле окна в чудесном красном платье и копалась в шкафчике.
Я спросил: что ты ищешь? Повернувшись ко мне, ты улыбнулась: варенье малиновое. Ты болеешь, тебе нужно лечиться... помоги мне.
Я удивился: болею... я? Встал, подошёл к тебе и стал придерживать тебя за бедро, нежно прижавшись лицом к твоему животу.

Боже, век бы так простоял! Если бы рай существовал.. где-нибудь в нём была бы такая награда: просто стоять рядом с тобой в красном платье на стульчике, прижавшись лицом к твоему животу...
Согласен, это был бы странный рай... да может и не рай это вовсе.
Как сладостно было слушать твой живот, родная!
Учёные и поэты так не слушают звёзды, ловя сигналы с далёких звёзд, как я тепло и нежно слушал тебя.. именно тепло, слушал!

Помнишь, мы с тобой гуляли по вечернему льду после ссоры, как юные боги идущие по воде, отразившей звёзды.
Тебе показалось, что под ногами что-то проплыло.
Мы опустились на колени и стали слушать тех, кто водится среди звёзд, похожих на заледеневшие пузырьки от странной и неведомой жизни.
Мы смотрели друг на друга, тепло касаясь друг друга кончиками пальцев и слушали ласковый космос глубин и себя, тёплую тишину меду нами, нежно подтаившую с краю от наших дыханий.
Что мне сияние звёзд, Чайковский и пение жаворонка? Я слушал твой живот, милая!

Ты съела яблоко, рыбу, хлеб и выпила бокал вина...
И вот, в твоём животе, словно на полянке бледной рая, заколосилась пшеница, зажурчала весёлая речка с мотыльково плеснувшим в её синеве плавником рыбы. Виноград тянулся к звёздам алыми ноготками ребёнка.
Я сердцем и губами гладил эти тёплые и доверчивые колоски звуков в тебе!
У нас с тобой словно был один желудок на двоих... нежный желудок ангела!
Ты ела хлеб, рыбу... а я ощущал тёплую красоту ощущений, чувствовал нежнейшее движение твоих кишочек, словно сонных и прекрасных рыб в ночи реки подо льдом.
На моих губах оживала красота всего того, что ты поглощала губами. Я читал тебе странный и нежный стих о том, что было у тебя в животе...

Ах, как я любил эту рыбу, которую мне нельзя было есть и это вино в тебе! Любил их и самих по себе, какими они были в жизни, и какими они стали после смерти в тебе, нежно сливаясь с твоей кровью, дыханием и тёплой ладонью, коснувшейся моего лица, прижатого к твоему животу: что ты там делаешь?
Помоги мне достать малиновое варенье. Ты же болен, милый.

И как часто бывает во сне, его пространство крылато и райски изогнулось кошачьим изгибом моста через реку, как бы сладко потягиваясь.
Я одновременно держал тебя руками, стоящую на стульчике, почему-то плача... и я же, последовал за твоими милыми руками в шкафчик.

В шкафчике была солнечная полянка, по которой мы шли с тобой улыбаясь и собирая дикую малину.
Улыбался рыбами ручей возле росшей рядом яблоньки, возле которой, в цветах, была змея, кобра, почему-то похожая на верёвку.
Ты достала алую банку с малиной и показала её мне в своих руках. В моих руках была ты, в малиновом платье.
А потом мы ели с тобой малиновое варенье из банки руками, как счастливые дети, и ты, улыбаясь, протягивала мне в своих пальцах алую, сладкую мякоть, говоря, что мне нужно лечиться.
Проснулся я от довольно сильной поллюции, обнимая тебя мёртвую, тихую...
Я плакал и целовал тебя, стоя на коленях перед гробом твоим, а по внутренней стороне бедра, к левому колену, тепло и сиротливо стекало моё семя, словно сок от надломленного цветка одуванчика.
Это было невыносимо и чем-то напоминало экзистенциальную менструацию мужчины или даже выкидыш в ночи женщины у которой недавно умер любимый.

Вобрать бы тебя всю в себя, став тёмной землёй и травой..
Знаешь, я никогда не понимал чувство ревности: в ней нет доверия любимому.
Но теперь... я познал иную ревность, инфракрасное качество ревности, неведомую многим влюблённым: я ревную тебя к земле, солнцу, ветру и траве, что обнимут тебя, вдохнув в себя.
А может... предать твоё тело огню, похожему на листву в октябре? Ты любила осень...
Да и с небом ты была в ссоре, не любила религиозных обрядов.

И правда, милая, хочешь, я предам твоё тело огню, как Байрон когда-то на морском берегу итальянской Специи предал огню тело Перси Шелли, утонувшего в бурю?
Он потом кинулся в море, желая бросить вызов морю, погубившего его милого друга, не умевшего плавать.
Я тоже не умею плавать... жить без тебя, родная.
Куда мне броситься? Разве что.. в синие волны искусства.

Помнится, Байрон хотел.. из черепа Шелли сделать бокал для вина, оправив его в серебро.
Жена Шелли, Мэри... ужаснулась этой мысли.
Знаешь, а я бы.. был не против сделать из твоего черепа такой бокал для вина. Меня всегда опьяняли твои нежные мысли. Как ты там говорила? - я чувствую мозгом...
А я мыслю сердцем. Мы идеально дополняли друг друга.

Помнишь, как я однажды на море пил из тебя? Ты набрала в свой рот вино и приоткрыла его... с той же нежной и забавной мимикой, словно готовилась в первый раз поцеловать ангела, и толком не знаешь, как это делать.
Я сорвал соломинку, надломил её и стал пить из твоего рта: так иногда поят птиц...
Ты не выдержала и рассмеялась, обрызгав алым меня, воздух и ангела.
В 19 веке всё это казалось бы романтичным...А сейчас? Меня сочли бы маньяком и больным человеком.
А я просто...люблю тебя.

Нет, всё же это дурная идея. Родная, смотри, я принёс тебе в бокале вино. Хочешь?
Обмакиваю и подношу алые пальцы к твоим губам, как ты тогда, в моём сне, подносила к моим губам малиновое варенье.
Хочешь ещё? ( наклоняю бокал к твоим губам). Алые веточки влаги растекаются по твоей шее, щеке и груди: виноградная лоза на заре... Твоё белое платье на груди окрашивается в алое.
На губах задержалось вино: пью из твоих милых уст, обхватив твою карюю головку руками, как драгоценный бокал: поцелуй сливается с глотком. Алый, пьянящий глоток поцелуя..
Закрываю глаза: глоток ночи и сердца... захлёбываюсь тобой и ночью.
Пузырьки звёзд всплывают из моих губ в окно, покрывшееся лёгким ледком.
Что-то похожее на рыб прохладно касается моей груди и лица...

Открываю глаза: ты сидишь на кровати рядом и касаешься моей груди, меняешь влажную повязку от жара на лбу.
Градусник во рту, как соломинка, через которую твои руки пьют что-то красное, тёплое, поднимающееся к тебе, твоим раскрытым губам.
Ты говоришь с грустной улыбкой: милый, ты болен, не двигайся. Ты бредил всю ночь.
Целуешь меня... На тебе алый халатик.
Может, я и правда брежу и ты жива?
Или я... сошёл с ума возле твоего гроба среди ночи?
А может... это и есть, рай... сумасшедших?

картинка laonov
Кадр из фильма Тарковского "Зеркало"