Больше историй

25 апреля 2019 г. 10:34

817

Хроники еще одного чтения

Занятная приключилась история у меня с самым известным романом Федора Михайловича.
Помню, как, будучи старшеклассником, читал эпилог "Преступления и наказания", не прочитав самого романа. Читал, могу предположить, по диагонали. Могу даже предположить, что в руках у меня был не роман с эпилогом, а позорное "краткое содержание" - грешен.
Воспоминания дрожат, очертания тают, детали исчезают с негромким "бульк" - так исчезает с поверхности реки поплавок при клеве.
Могу ошибиться, но кажется, это чтение происходило накануне урока, на котором прочитанное подлежало обсуждению.
Я ходил по дедушкиной комнате, старался читать как можно внимательнее, но, кажется, то и дело отвлекался на купленную только что аудиокассету, которая так и просилась в магнитофон.
В итоге я слушал музыку, а на уроке... Плавал? Как-то проплыл, с минимальными потерями, не утонул.
Если я скажу, что ничего не запомнил из эпилога, то, вероятно, совру - в памяти осталась зыбкая полупрозрачная картина в холодных тонах: широкая река, перевернутая вверх дном лодка на берегу, какие-то фигуры.
Сейчас я думаю, что это вполне может быть отражением тени эха вот этой части эпилога:
"Раскольников вышел из сарая на самый берег, сел на складенные у сарая бревна и стал глядеть на широкую и пустынную реку. С высокого берега открывалась широкая окрестность. С дальнего другого берега чуть слышно доносилась песня. Там, в облитой солнцем необозримой степи, чуть приметными точками чернелись кочевые юрты. Там была свобода и жили другие люди, совсем не похожие на здешних, там как бы самое время остановилось, точно не прошли еще века Авраама и стад его. Раскольников сидел, смотрел неподвижно, не отрываясь; мысль его переходила в грезы, в созерцание; он ни о чем не думал, но какая-то тоска волновала его и мучила. Вдруг подле него очутилась Соня. Она подошла едва слышно и села с ним рядом. Было еще очень рано, утренний холодок еще не смягчился. На ней был ее бедный, старый бурнус и зеленый платок. Лицо ее еще носило признаки болезни, похудело, побледнело, осунулось. Она приветливо и радостно улыбнулась ему, но, по обыкновению, робко протянула ему свою руку".
В школе я ВООБЩЕ не читал. Ну, почти вообще. Я бездельничал, считал ворон, валял дурака, бил баклуши и делал все это, не сходя со скейтборда.
В университетской аудитории я слез со скейтборда (со сломанной рукой) и покосился на книги (в детстве, до старших классов, я читал много), по чуть-чуть начал возвращаться в мир литературы.
А через год после окончания университета, пройдя удивительный путь и претерпев значительные изменения, я вышел к подножию горного хребта под названием "Русская классика".
И как же я порадовался, что в школьные годы я к этой горе так и не приблизился!
Первым пунктом восхождения был сериал "Идиот". Я охал, ахал и не верил, что такое вообще возможно.
Потом были "Братья Карамазовы". Потом "Идиот" - первоисточник.
А потом, примерно летом 2014-го, - "Преступление и наказание".
Простецкое недорогое издание - сероватая шершавая бумага, на обложке только буквы. Иллюстраций - нет.
Помню, что все никак не мог уйти спать - сидел ночью на кухне, под лампой, и читал-читал-читал.
"Еще страницу, еще одну, эта последняя, нет - эта".
Буквально не мог оторваться.
И еще - помню. Темный вечер, полупустая парковка гипермаркета. Я встречаю жену с работы, сижу в машине, жду ее - и читаю "Преступление и наказание" под резким светом салонного светильника.
Это два самых ярких воспоминания о чтении великого романа.
Дочитывал - последние страницы - в отчем доме, в комнате, которую до свадьбы делил с братом. Светлым днем. Вероятно, в контексте сюжета это несколько символично - ночь, ночь, электрический свет ламп, а потом, в эпилоге, не яркий, не солнечный (простите, если ошибусь), но все же светлый, "белый", день.
Спустя пару-тройку лет я скачал аудиоспектакль - но прочел в комментариях, что текст приведен не целиком, что целые фрагменты просто вырезаны.
И слушать не стал.
Экранизации - еще не смотрел.