Больше историй

20 января 2019 г. 22:04

7K

Ремарк как пропаганда курения и "Житан" как повод для знакомства

В 1990 году женщина-библиотекарь из Калининского политехнического института подсадила меня на Ремарка. Тогда многие библиотекари подходили к своей работе творчески и с довольно высокой степенью точности умели определять, что понравится читателю. Я начал читать "Ночь в Лиссабоне" и остановился только после того, как прочел все 10 романов Эриха Марии Ремарка, переведенные к тому времени на русский язык.

Читая Ремарка, я порой жалел, что не курю. Сигареты и крепкий алкоголь играют важную роль в книгах этого автора. Курение и выпивка описаны так романтично, что по нынешним временам впору запрещать книги Ремарка за пропаганду табакокурения и употребления алкоголя. Вот, например, шикарная сцена из "Триумфальной арки" (сбежавший от нацистов из Германии в Париж доктор ночью спасает от самоубийства красивую молодую женщину, которая хотела броситься с моста; разумеется, у них начинается роман, который завершается трагически).

– Дайте и мне сигарету, – бесцветным голосом произнесла женщина. Равик выпрямился и показал пачку.
– Алжирские. Черный табак. Его курят солдаты Иностранного легиона. Пожалуй, для вас слишком крепок. Других нет.
Женщина покачала головой и взяла сигарету. Равик поднес ей горящую спичку. Она сделала несколько глубоких затяжек. Равик бросил спичку через парапет. Словно маленькая падающая звезда, спичка пролетела сквозь тьму и погасла, достигнув воды.

В 1992 году я начал курить, а в 1993 стал зарабатывать столько, чтобы покупать тот самый черный табак.

До сих пор не знаю, какие сигареты курил в ту ночь доктор Равик. В 1993-м я покупал себе "Голуаз" и "Житан", надеясь, что именно ими Равик угощал роковую красавицу Жоан Маду.

Обе марки действительно были чрезвычайно крепкими. В те времена (1991 - 1995 год) небогатые студентки (а таковых было подавляющее большинство) не могли себе позволить качественные импортные сигареты. Поэтому они пользовались каждым удобным случаем, чтобы стрельнуть хорошую сигаретку. Иногда я использовал это обстоятельство как способ знакомства. Шел во время большой перемены к универу, доставал пачку "Житана", начинал рассеянно вертеть ее в руках и ждал, пока какая-нибудь симпатичная девчонка с факультета романо-германской филологии попросит закурить. После просьбы долго извинялся, что могу предложить только "Житан". Девушки не понимали, в чем подвох — пачка-то красивая, импортная, наверняка дорогая, брали сигарету, затягивались и начинали кашлять. А я с виноватым видом предлагал прогуляться до ларька и купить девушке в качестве компенсации какие-нибудь "More" или "Салем" с ментолом. По дороге цитировал девушке приведенный выше фрагмент из "Триумфальной арки" (типа у меня не только деньги есть, я еще и книжки читаю). Завязывался разговор о книгах. А там уж можно было и номер телефона попросить. Врать про то, что вариант был безотказный, не стану, но иногда срабатывало.

Комментарии


Каждому свое, я вот курение в романах Ремарка не замечала (надо будет обратить внимание), а вот про алкоголь - согласна на все сто, очень он красиво описывает употребление. Когда читала "Триумфальную арку" кальвадос стал для меня просто навязчивой идеей.)


Да, это точно. Я после "Трех товарищей" мечтал настоящий коньяк попробовать. Почему-то был был уверен, что коньяк в книгах Ремарка и советский коньяк — это далеко не одно и то же. Думаю, про какой-нибудь "Белый аист" даже гений не смог бы так вкусно написать. К слову, мечта сбылась довольно скоро, года через три. А вот кальвадос я впервые попробовал только в 1998 году, в разгар кризиса. Зато это был кальвадос, который товарищ лично привез из Нормандии.


Кстати, совсем недавно про алкоголь у Ремарка читал в свежем романе про 90-е
("Не здесь и не сейчас"):

В дебюте застолья хмурый отец налил Максу граммов пятьдесят из бутылки с надписью «Napoleon». Макс, который до сих пор только читал про коньяк подобного класса у Ремарка и еще слышал про засилье поддельного польского «Наполеона» в современной России, с большим аппетитом выпил и восхищенно заметил, что сей нектар явно не польского происхождения. Юля расхохоталась, а отец посветлел лицом и принялся расспрашивать будущего зятя о планах на жизнь, не забывая для большей душевности разговора время от времени подливать в рюмки. За «Наполеоном» последовали «Камю» и «Мартель», во время употребления которых Макс по просьбе отца с чувством описывал букет и послевкусие, упирая на индивидуальность каждого напитка. После «Мартеля» Юля начала похрюкивать от смеха и по-английски прошептала в ухо недоумевающему Максу, что они пьют «moonshine», то есть самогон папиного производства, но раскалываться не надо, все идет просто отлично, так как отец свято верит, что гонит нечто выдающееся, и искренние восторги Макса пришлись очень кстати.