Воскресение прошлого

Знаете эти старые издания книг, от которых так и веет историями? Историями, которые раскрываются в вечерние часы негромким голосом на кухне. Историями, которые отдаются в душе обжигающим чаем и песочным печеньем. Историями, которые пропитаны горечью в прошлом и зыбкими воспоминаниями в настоящем.
Бывают, конечно, обычные старые книги. С по-осеннему желтоватыми страницами, пятнами кофе в оглавлении, загнутыми уголками. Самые обычные, нормальные, читанные по школьной программе или просто для удовольствия.

Беря в руки "Воскресение" я точно знала, что эта книга не из таких. Шершавая обложка картонно мялась под пальцами. Вдавленные буквы названия увлекали куда-то в особые уютно-тревожные миры Толстого, знакомые по "Анне Карениной" и "Войне и мире".

Об этой книге мне рассказывала мама. Теперь с "Воскресением" невольно ассоциируется ее печальная улыбка, задумчивый взгляд, обращенный на что-то невидимое мне в настоящем, и слова, складывающиеся в историю. Историю о моей прабабушке, которая болела часто и подолгу. Она лежала в кровати, не могла встать, а порой и открыть глаза. Иногда максимум подвластных ей движений были короткие просьбы и кашель. Дома очень часто никого не было за исключением моей десятилетней мамы, которой разрешали не ходить в школу, чтобы остаться с бабушкой. Мама рассказывала все известные ей истории из жизни класса и двора, посвящала в случайные факты из учебников и в красках описывала погоду на улице. Вслед за оживленным монологом тянулись часы тягучего молчания. Мама скучала, зачитывала вслух газетные отрывки и бессмысленно водила карандашом по печатной бумаге. Она знала, что оставить бабушку никак нельзя, поэтому с каждым разом старалась придумывать все новые и новые истории, но и они со временем исчерпывались.
Однажды бабушка попросила ее почитать. На столе с легкой руки маминого папы оказался Толстой и его "Воскресение". Маме тогда показалось, что книга появилась перед ней сама собой.
И началось чтение.
Повествование периодически сбивалось просьбами принести попить или невнятными зевками читателя. О да, маме было скучно. Она продиралась через дебри строк, стараясь проскакивать размышления автора бегло, выхватывая самую суть и нередко зажевывая отдельные фразы. Она радовалась любой возможности отложить книгу и с тоской вновь плелась к ставшей неудобной табуретке и светлому томику. Мама скучала и ждала, когда кончится это "Воскресение" и можно будет провести рукой по истертой зеленой обложке "Незнайки". А потом книга ее захватила. Резко, нагло и безвозвратно. Бабушка слабо улыбалась, казалось даже не вслушиваясь в знакомый текст, а мама летала по строчкам, стараясь забежать вперед на этот раз, чтобы узнать, что будет дальше. Она с нетерпением дожидалась нового дня и погружалась в мир Толстого на несколько слишком коротких часов.
Возможно, она не все понимала в этой тяжелой истории. Возможно, рассказанное совершенно не отложилось в ее памяти, и теперь она с трудом воскрешает обрывки сюжета. Единственное, что мама помнит четко и ясно - ей нравилось. Нравилось настолько, что она просыпалась с мыслью об этой книге. Но самостоятельно за книгу не бралась - ей хотелось поделиться историей с бабушкой, которая встречала уже знакомый ей сюжет с все той же слабой улыбкой.

Дочитывала мама уже одна.

В этом году книге сорок шесть лет. Она, также как и мою прабабушку, а потом и маму, встречает меня печальным шелестом страниц и отзвуками далекой истории.