Старик и Байрон

Это история о гордости и предубеждении, такая вот исповедь маленькой жадницы.

В ролях: биография сэра Джорджа Гордона Байрона, написанная Андрэ Моруа, семейство Г., которым эта книга когда-то принадлежала, я и мама.
Надо сказать, моя мама — агент.

Далее последует много слов, ироничных или пафосных — это я оставляю на ваше усмотрение, — но сразу хотела бы договориться о масштабах и обстоятельствах. Во-первых, мы с моей мамой — уникальные специалисты для наших мест. Но так как «наши места» — понятие растяжимое, то воспользуемся числом в семь тысяч — примерно столько людей живёт в нашем маленьком, но гордом городке. Во-вторых, однажды весной на соседней улице некое семейство Г. продавало дом и собиралось навсегда уехать в Россию, более того: ходили слухи о неплохой библиотеке, которую они не собирались тащить с собой.

Спрашивается, какое нам с мамой до этого дело? Мама — единственный агент по продаже недвижимости, а я — единственный профессиональный книголюб на всю округу (школьный библиотекарь не в счёт). Мы с мамой отличная команда: мама продаёт дома, а я в это время граблю их библиотеки. Впрочем, в нашей глуши жильё продают и покупают не так уж часто, поэтому маму не всегда зовут на помощь (тем более, ей платить надо), меня при продаже библиотек зовут почаще — благо, от меня можно откупиться парочкой книг, — но тоже не всегда. Но в этот раз звёзды сошлись, и позвали нас обеих.

Семейство Г. оказалось респектабельной парой в респектабельном возрасте из респектабельного микрорайона, такие семьи обычно сами собирают, холят и лелеют свои библиотеки. Когда я их увидела, жадно выпучила глаза, но пришлось сделать вид, что фотографирую дом и двор (я ж фотограф на полставки). Терпение, только терпение... Мне не приходилось рассчитывать на многое, разве что на возможность присвоить парочку никому не нужных книг — наверняка такие найдутся для одной маленькой и бедной меня? Поэтому представьте себе степень моей жадной пучеглазости, когда я узнала, что могу забрать любые понравившиеся мне книги! Любые! Эти Г.*пииииип* не собрались продавать библиотеку, они хотели просто оставить её, выбросить, избавиться!..
*пип*
Жадные люди по определению очень сильны. Сильны, осторожны, адски предусмотрительны и коварны. Жадные книголюбы — тем более. Я предусмотрительно, ещё не зная, достанется ли мне вообще хоть что-то, и, разумеется, не представляя масштабов библиотеки, которая выпадет на мою долю, захватила с собой несколько пакетов и сумку. Официально в сумке путешествовало фотооборудование, на самом же деле — мои надежды. Но узнав судьбу книг, я мужественно решила забрать себе всё, что смогу утащить. Жадность победила. Правда, ненадолго, и дело было даже не в том, что ради всей библиотеки мне пришлось бы вызвать машину, а в том, что примерно одна треть книг не имела никакой ценности (фуфло и хлам, о которых можно тут же забыть), а вторая треть — была в неподобающе ветхом состоянии, отсыревшая, поплывшая, рассыпающаяся или загрызенная насмерть. Возможно, такие «раритеты» и представляют для кого-нибудь библиофильский интерес, но поверьте, их состояние наводило на мысли даже не про мумии с музейных полок, а про милосердную эвтаназию в родной постели. Зато при взгляде на последнюю треть жадность разыгралась не на шутку.

Наступил момент сортировки. Пришлось попотеть: хорошие книги иногда входили во вторую треть, а иногда в третью. Я чахла над зачитанными в буквальном смысле до дыр книгами и не хотела их бросать, зато с лёгкостью отметала насколько новые, настолько и никчёмные издания. В итоге полтора десятка разваливающихся книжных блоков и сотни пыльных страниц, которые невозможно прочитать, не заработав хроническую аллергию, уехали на моём горбу в домашнюю библиотеку. Проще всего оказалось с биографиями: для меня это самый интересный жанр на свете, поэтому биографии Эйнштейна, Чехова, Фицджеральда, Наполеона, Ленина, Гашека и даже Байрона, который никогда мне не нравился и которого я никогда не читала (тут начинается предубеждение), в тот день я забрала с собой. Оговорочка про Байрона не случайна. Увидев именно его фамилию, я призадумалась, что же за птицы наши клиенты.

Байрон всегда казался мне уделом юных дев, любительниц английской литературы, и мрачных утончённых юношей, желающих казаться нигилистами и мизантропами. Имея такое представление, я не могла не поинтересоваться у хозяев, кто именно собирал книги в домашнюю библиотеку. Оказалось — тесть Г., который последние годы жил с ними под одной крышей. После смерти Старика его дочь, которой не нравилось ветхое наследие, решила при первой же возможности избавиться от библиотеки. Ох уж эти любители всего нового, красивого и удобного! И как горек удел старой книги!

Но в тот момент я задумалась о другом. Желание похватать как можно больше хороших книг сменилось вдумчивой оценкой домашней библиотеки, предоставленной мне на разграбление. Домашняя библиотека — это вам не тварь бессловесная, она может многое рассказать о своём хозяине. Поэтому я притушила во взгляде алчные огоньки и постаралась мыслить логически. Условно собрание можно разделить на две группы. В эпицентре первой группы оказалась горстка биографий, вокруг которой сгрудились книги соответствующих авторов. Разве что Ленин стоял одиноко: ни тебе 55-томного собрания сочинений, ни сборничков избранного, вообще никакой советской литературы. В эпицентре второй — серия «Библиотека всемирной литературы» издательства «Художественная литература». У Старика было всего томов 50–55 из БВЛ, без суперобложек и с погрызенными переплётными крышками (причём, поруганные мышами товарищи по несчастью прятались в самых тёмных углах). Набор авторов и произведений — разношёрстный. Единственное, о чём говорил, на первый взгляд, этот набор, — так это о том, что хозяин библиотеки очень любил читать. А состояние книг — что после смерти хозяина о них практически не заботились. Впрочем, некоторая система была: практически всё принадлежало XX веку, три пятых — переводы с английского, ещё одна пятая — с французского, остальное — по-разному. Ко второй группе ещё прибивалась литература вне серии, и, что характерно, — единственным русским писателем был Чехов в восемнадцати томах. Серьёзно: только Ленин и Чехов, никакого тебе Пушкина (Пушкина!!!), Толстого, Достоевского, Шолохова, Пастернака, Солженицына или Булгакова. Пожалуй, теперь вы представляете себе эту библиотеку так же хорошо, как я. И понимаете то же, что и я: вполне логично, что у хозяина такой библиотеки оказалось несколько книг Байрона и про Байрона. Намного страннее другое: как сюда затесалась биография Ленина? Вовремя не выбросили что ли? Или у Старика была тайная комната с полками русской литературы, где по каким-то причинам не хватило места собранию Чехову и книжке про Ленина? Как знать, как знать... В любом случае, это уже совсем другая история.

Так вот, Байрон не только остановил бездумное и беспорядочное разграбление домашней библиотеки незнакомого мне книголюба, но и стал первым из награбленного, кого я взялась читать. Природа моего предубеждения против Байрона проста и чем-то похожа на предубеждение против Пушкина — слишком растиражированный образ, множество ушедших в народ стереотипов, которые не интересно развеивать, полное или частичное незнание творчества. Тем более что Пушкин — это тот же Байрон, а значит и Байрон в каком-то смысле — тот же Пушкин. Каюсь, каюсь, грешна.

Уже примерно представляя, какие книги нравились Старику Ж. и почему Байрон мог его заинтересовать, я ухватилась за благоприятную возможность, предоставленную апрельским заданием в «Долгой прогулке», прочитать книгу Моруа и убедиться, что у Старика всё-таки был хороший вкус. Да-а, Байрон предсказуемо оказался сложнее, чем мнилось мне, ослеплённой предубеждением. Вот за что люблю биографии, так это даже не за правдивость, а за возможность увидеть человека в новом свете. И хотя сам Моруа — тот ещё фрукт, и биографии пишет соответствующие, всё же ему удалось раскрыть многогранность и противоречивость биографируемого, показать значимость его творчества в сиюминутном и историческом контекстах, убедить, что Байрона есть за что уважать (размышления по теме есть в моей рецензии).

Такая вот история однажды весною случилась со мной. И если бы не Байрон, я бы просто отфотографировала дом на продажу, забрала книги, поблагодарила хозяев и ушла. Не было бы, о чём рассказывать, размышлять (разве только над тем, что в последнее время меня всё чаще зовут ровесники, горящие желанием продать книги, доставшиеся им от родителей). А так: предубеждения у меня поубавилось, понимания — прибавилось, а секундное замешательство из-за собственных стереотипов привело к неожиданному и интересному знакомству. Нет, не с Байроном, он всё-таки не в моём вкусе, а со Стариком: я смотрю на его книги, читаю их и не могу избавиться от иллюзии, что хорошо понимаю их бывшего хозяина. И что если книга — это мнение автора, то библиотека — это мнение читателя.