Воннегут, прошедший войну, писал о том, что этот печальный роман ему не удался, ибо его написал оглянувшийся на ад соляной столп. Но следующая книга - продолжает он, - будет радостной, смешной.
Не очень удались и моя печальная рецензия с историей на этот роман... Обещаю, что следующая рецензия будет весёлой.

Закрыл книгу, глаза. В душе тоже что-то зашторилось : сумерки сердца.
Перед внутренним взором стоит воннегутовый образ страдающей лошади в немецком Дрездене после кошмарной бомбёжки : стёртые в кровь копыта, губы, изрезанные удилами : жуткий, почти гуимпленовый призрак кровавой улыбки и красного смеха войны.
Это вечный призрак страдающей лошади, природы, загнанной жизни, мелькнувший однажды в ПиН Достоевского, появляется теперь вечным укором человеку в самых разных книгах 20 и 21 века. Где граница безумию и жестокости человека? Дай ему волю, и он замучает даже коней апокалипсиса...
В памяти стоит другой апокалиптический образ, тоже из 2 мировой : бомбардировка кладбища в ночи. Кресты в небе и кресты на земле. В каком-то кошмаре и бреду воскрешения, мертвецы выходят в тёмный воздух из могил, и снова умирают, смешиваясь с осколками ангелов, их крыльев...
От этого зрелища можно сойти с ума. Возможно, после адской бомбардировки Дрездена ( унёсшей 135 тыс жизней, т.е. почти столько же, сколько при бомбардировке Хиросимы и Нагасаки), превратившей город в жуткий, лунный ландшафт, главный герой романа и сошёл с ума.
А возможно - мир давно сошёл с ума, и потому после войны, живя и чувствуя по привычке, не неся ответственность за мир и себя, в какой-то контузии сердца, правда, бывшей ещё до войны ( вспышка мира при рождении..), наш герой сел в самолёт, самолёт разбился, и он уцелел, но мысленно пропутешествовал назад в прошлое, потом, на далёкую звезду, к разумным до безумия существам, затем - в будущее... и вот так блуждая по лабиринтам времени своей судьбы, умирая и вновь сознавая себя в постели жены ли, на койке ли в немецком плену, он, виток за витком этой сошедшей с ума орбиты сердца, сознавал свою жизнь и себя чуть иначе, с каждым новым витком зачерпывая кусочек прошлого ли, будущего ли, расширяя тем самым память сердца, словно бы этими стежками блужданий во времени, сшивая какую-то изначальную для человека рану в душе.

Однажды, от скуки, Пилигрим ( наш герой), смотрел военный фильм задом наперёд : пули выходили из тел людей, и они воскресали, оживали...
Если Фаусты 19 века мечтали остановить мгновение, то Фаусты безумного 20 века, желали накренить, уронить мгновение в поиски утраченного, мирного времени, которое они и мир не ценили.
Возможно, что на небесах именно так видится всё земное, и потому небеса молчат, как и Христос в романе Воннегута : они не знают что творится на земле, и словно жители той далёкой звезды, зная, как умрёт вселенная, что было и что будет, не вмешиваются ни во что, и смотрят лишь на полезное, прекрасное.
Надежда - память о будущем ( по-Ходасевичу) : жизнь легко, взбыстренно двигалась в фантомное, лёгкое отражение утраченного не то будущего, не то прошлого : озарённый закатным солнцем крест самолёта в синеве, словно бы брал на себя все ужасы и грехи земли : волшебно и светло вдруг вырастали из земли разрушенные здания, из облаков пыли и огня, живым чудом, невредимой выходила женщина с ребёнком на руках, так похожая на дрезденскую Сикстинскую Мадонну... Яблоко в руках Евы, невесомо и ласково поднималось к листве древа жизни...

Пилигрим, блуждая во времени, понял, что смерти - нет, и потому смотрел на себя, сквозь себя, в каждом времени так, как жалостно душа смотрит на оставленное ею тело, которое она порой не ощущала, так же как и тело порой не ощущало душу, а теперь, посмотрела и полюбила его, как своего ближнего.
В этом плане и жена и сын героя, и многие другие "разумные" люди, также не ощущали не только душу, себя, но и жизнь, словно бы они ещё и не родились, и потому за них жили другие, другое : тёмная инерция жизни. Отца считают почти "идиотом" Достоевского. Сын ударяется в военщину вьетнамской бойни. Жена.. её душа, как и многих других, "нормальных", мерцает ещё где-то среди далёких звёзд, пылинок в тихом луче, пробившегося сквозь разбитое окно от бомбы в 21 веке. Её, их, ещё нет в этой жизни. Где блуждают их души, на манер нашего героя?

Продолжение.

Мне подумалось : а что, если бы Землю, раз в год, в ночь на 14 февраля, накрывала бы голубая волна времени, неба, и каждый, каждый человек ощущал бы себя в теле того, кому он причинил боль, кому хотел причинить боль, и видел, жил бы его сердцем... Может, тогда и войн, зла на земле было бы меньше?
Человек впервые ощутил бы себя в нравственном протяжении времени, а не просто в пространстве, словно бы давно порванная нить Ариадны - безумная нить перерождений, вновь натянулась и ожила кардиограммой новой, общей орбиты жизни, пульсируя вон той далёкой звездой, тёмным, кротким сердечком дворняжки, которую когда-то обидел, кричащим взором девушки на тёмном мосту, мимо которой прошёл, и свершилось страшное.. и дальше, дальше! Как там у Набокова? "Спираль - одухотворение круга". Душа покидает орбиту своей судьбы.
2-я Мировая. Немцу, перед атакой снится сон : он - русский солдат. Вечерний бой. Ракетницы - апокалиптическими звёздами падают в тёмные волны полыни. Русский бежит по полю, держа перед собой ружьё со штыком. Рукопашная схватка. И вдруг, из за покачнувшегося сумрака тел, поднимается немец, и пронзает русского ножом. В этот миг, немец, задремавший перед боем с ножом, которым он чистил яблоко, просыпается с криком, хватаясь за сердце : он - убил человека, себя. Нет, он не пойдёт сегодня в атаку. Он уйдёт в ночь.
Бомбардировщики летят бомбить Хиросиму. У американского лётчика Клода Изерли, на миг что-то хрустально поплыло перед взором, он произносит что-то по-японски...
Следующий миг темно накренился, и земля словно бы столкнулась со звездой.
Прошло время. Этот лётчик попал в клинику для душевнобольных. Перебирая фотографии Хиросимы, Клод говорил что-то о безумии войны и о какой-то японской девочке по имени Кийоми... читал по вечерам "Диалоги" Платона, плачущим голосом, подёрнутом какой-то тёмной рябью печали, называл иных врачей и тех, кто отдал приказ о бомбардировке - нравственно, сердечно отсталыми, больными, и говорил о том, что будет, обязательно будет то время, когда нравственно отсталых будут лечить в специальных домах, и не допускать их в политику...
Он рассказывал о жизни на далёких звёздах, о том, что понятие "человек" - вовсе не ограничивается телом. И когда человек осознает себя, своё высшее "я" в самых разных временах и пространствах, только тогда он будет нести ответственность за мир; только тогда любовь и душа расправят крылья, и не будет больше крестовых походов детей, не будет креста и иных символов казни и боли, и многие звёзды жизни, словно ржавые звёзды, вколоченные в измученное, тёмное тело Земли, упадут, рассыпятся в прах, и Христос, словно прикованный Прометей, освободится, и самые заветные, по-детски чистые и светлые слова, что томились в сердцах людей, в романах Воннегута, Достоевского, Толстого, прорвутся наружу, и многое тогда будет искуплено, прощено.
Душа, как и главный герой, тоже будет пилигримом, но путешествующей по звёздным чувствам и по далёким, мирным звёздам вселенной, ощущая её - Родиной, которую нужно защищать и беречь от безумия войн.