***

С утра прошли два дождя и студент.

Саша, Сашенька! Радость моя, солнце моё!
Нашёл минутку, чтобы написать тебе пару строк (а получится как всегда четыре листа с двух сторон). Присел за краешек стола на веранде. Сижу на этом неудобном краешке, хоть и весь стол свободен, но именно сюда попадают лучи зимнего солнца и я в них греюсь, так как дома, как всегда, не натоплено. (Надеюсь, ты уже привыкла к моей любви к описанию незначительных подробностей. Ты уж потерпи (что значит восторгайся моей художественной одарённостью и оригинальностью, конечно). Решил выпить чайку, поставил на огонь нашего пузатого эмалированного старичка без свистка – он что-то булькает, шипит, вроде хочет рассказать мне что-то, а я только и понимаю из всех этих звуков, что вода вскипела и можно заваривать чай. Вот в этом и вся суть людей – понимаем только то, что им, то есть нам нужно.
Та книга, про которую писал тебе в прошлый раз, теперь лежит в морозилке, рядом с нашими запасами мороженого мяса и малины. Как дочитал, так и положил сразу – так мне стало страшно, что мы с ней в одном доме находимся. А в морозилке оно как-то надёжнее. Книга меня пугала, конечно, всю ту неделю, что я с ней мучился, но пока оставались непрочитанные страницы, оставалась и надежда. Помнишь, мы как-то говорили с тобой на тему смерти и о том, в каком месте и как нам бы хотелось умереть, если бы была возможность выбора. В духе ответа на вопрос «Вам осталось жить всего один день – как бы вы его провели?» И я тогда сказал, что провёл бы его где-нибудь на берегу моря-океана в компании с хорошей книгой. Так и вижу себя со стороны, сидящим в шезлонге, закутанным в одеяло (ибо старичков всегда так закутывают, я в кино видел), читающим увесистый томик. Взгляд то скользит по строчкам, то переводится на набегающие волны. Но вот руки слабеют, глаза закрываются, и книга выпадает из моих похолодевших пальцев прямо на песок. А волны продолжают перекатывать у берега мелкие камушки и белую пену. И вот вчера читаю я эту книгу, мучаюсь, и тут, как пишут в романах, холодею от одной мысли – умру я прямо сейчас, а не в старости, в нашей холодной гостиной на продавленном диване, а не в удобном шезлонге на берегу океана-моря и найдут у меня в руках томик Шишкина в мягкой обложке, а не Достоевского или Толстого. О, Господи! Пощупал руку в районе запястья, схватился опять за книгу, да и «добил» её в тот же вечер от греха подальше, пока хорошо себя чувствую.
Ты прости меня, Сашенька, что я всё о плохом, да о плохом. Ведь в мире же больше хорошего. Солнце вот совсем ушло с веранды и я пойду. Оденусь сейчас потеплее, выйду на речку. Поброжу по тем местам, по которым раньше мы с тобой гуляли. Намучился и больше не тянет любопытствовать. Взял с собой томик Достоевского. Так, на всякий случай.