Больше историй

2 ноября 2016 г. 22:09

1K

Когда «Хуррамабад» у Андрея Волоса ещё не сложился в роман-пунктир, а был всего лишь отдельными рассказами, - уже тогда он, вернее они, были удостоены нескольких престижных наград – премии журнала «Знамя», русско-итальянской премии «Пенна». А буквально на следующий год после опубликования романа-пунктира отдельной книгой, весной 2001 года, ему была присуждена Государственная премия России. Всё это говорит о том, что произведение высоко оценено и коллегами Андрея Волоса по писательскому цеху, и государством. А вот чем «Хуррамабад» ценен его читателю? Мне, конкретно, чем он важен? 

Как посчитало достаточно большое число литературных критиков, роман Андрея Волоса – о положении русских в Таджикистане. Формально – может быть. Да, «на протяжении более полувека – с конца двадцатых годов, когда в Среднюю Азию вслед за Советской властью двинулись русские, до наших дней, когда они еще более массово откатились назад в Россию», действие «Хуррамабада» разворачивается на территории Таджикистана. На этой земле живут герои произведения. И она для всех них, вне зависимости от национальности, – родная.

«Горбатая земля была сухой и звонкой. Сюда, на эти криволинейные, взметенные к вечно ясному небу пространства они отправлялись когда-то, на эту желтую звонкую землю, – и упрямо жили на ней, треща своими тракторами, царапая плугами ее грудь, чувствуя при каждом шаге, как тянет ремень кобура, и получали порой пулю в лоб или темное лезвие уратюбинского ножа в загорелый бок. И, принимая в себя их мертвых, эта желтая земля, прежде чужая, мало-помалу становилась родной».

«Хуррамабад» – роман о родной земле. Родной для всех, живших и живущих на ней. Не только таджиков, которые, кстати, очень разные. В Хужанде – совсем не такие, как в Гарме. А кулябцы разительно отличаются как от жителей Памирских гор, так и Гиссарской долины... Это произведение Андрея Волоса о той земле, которая, как это ярко и образно сказал автор в приведенной выше цитате, стала родной для русских, татар, корейцев, немцев. И была родной и любимой на протяжении многих поколений, ложившихся, когда приходил срок, или до его прихода, в эту жёсткую, но уже не чужую для них землю.
Неужели многим из нас не так давно только казалось, что она «не чужая»? Потому что как-то вдруг резко, неожиданно наступило время – и она стала чужой. Хотя это не так. Она родная... Как говорит старый Васильич – герой главы пунктира «Чужой» – уезжающему куда-то в неведомую Россию Дубровину:

«Ты приедешь – там все чужое! Понимаешь? Ты ведь даже представить себе не можешь, насколько там все чужое! Воздух! Трава! Небо! Люди! Все!.. Пойми! Там у воды другой вкус, у земли другой запах! Ты там сойдешь с ума, вот что я тебе скажу… Я тебе точно говорю! Пойми, здесь все кругом – свое, родное!.. А там кем будешь?!»

Кем там будешь?.. Чужой... Русский среди русских. Но – чужой. Потому что их земля – не родная тебе. Ну, так получилось. Не родная. Для тебя. Может, когда-то она станет родной для твоих детей, внуков. Тем более, что они родились на ней. Поэтому она уже априори должна быть родной. Не может. Должна. А тебе – не должна. Только может. Может – да. Но может и нет.

А родная для тебя земля почему-то вдруг стала чужой. Кто? Кто это определил, установил и ввел в силу закона?! Кто? Почему?! Она ведь – родная, не потому, что это кто-то определил. Ведь там - могилы родных людей. Тестя, младшей сестры тёщи, бабушки жены по материнской линии. Они лежат там. А мы – здесь. И даже на Радоницу не можем прити и помянуть. Просто посидеть у могилы, поговорить, рассказать: как мы тут, без них. И спросить – как они. Там. И успокоиться в душе, даже не получив ответа на этот вопрос. Потому что они – вот, рядом. Протяни руку и коснись нагретого жарким таджикским солнышком земли могилы. Мы здесь, рядом. Недалеко. Если что – услышим.

Но они далеко. И не слышим их мы через три границы. Это – больно. Иногда – очень больно.

Поэтому «Хуррамабад» - это не только книга памяти. Книга о том, что было. И какими были мы. Но и книга надежды. Надежды на то, что родная земля не может и не должна быть чужой. И когда-то настанет время и она позовет нас к себе – придите, дети мои. И мы придем.

Хотя бы потому, что «Хуррамабад» - не только о родной земле. Он – о многом. Например, о том, как любовь и дружба могут превратить одну из самых ядовитых змей Средней Азии – гюрзу – в добродушного ужика. И убить его, после того как любовь уйдет, оставив в опустевшей без человеческой души комнате высохшую змеиную кожу и косточки скелета...

А я – не хочу скелетом. Хочу, чтобы меня – любили. И дорожили дружбой со мной. Так же, как и я – дорожил бы дружбой со своим соседом. И мне было бы глубоко безразлично, кто он – таджик, татарин, кореец или немец. Достаточно того, что он сосед. И для меня не проблема - попросить у него щепотку зиры, чтобы добавить её в плов, которым я потом его угощу. Точно так же, как это – не проблема и для него.

Поэтому «Хуррамабад» это книга надежды. Надежды на то, что когда-то, но мы вернемся на эту, родную для нас землю. Пусть простыми туристами. Может даже, на небольшое время. Но вернемся. Вернемся, чтобы увидеть, как жила эта страна без нас. Как жила и какой стала.

Вернемся, чтобы не только увидеть, но и понять её, почувствовать. Если не кончиками пальцев, то своими душами. А когда вернемся первое, что скажет случайно встретивший нас простой прохожий: «Здравствуй, брат»...

И так хочется в это верить.