О СТРАННОСТЯХ РЕДАКТУРЫ.

Читать Сельму Лагерлёф по-шведски: на какую часть это интерес к языку и желание освоиться в его пространстве в большем, чем: "Я бы хотела что-нибудь съесть. И чего-нибудь выпить не откажусь. - Йог виль яна ну гот ат этта. Йог виль яна ну гот а дрикка оксо". На какую - радость от осознания: ты можешь делать то, о чем прежде и мечтать не могла. Читать книгу на шведском, перекатывать на языке странные, похожие на острые камушки, слова, улавливать его чуждую мелодику, понимать: сходу мало, после больше, потом ловить себя на том, что из контекста умеешь восстановить большую часть смысла, не прибегая к ежеминутной консультации с программой-переводчиком.

На какую - тщеславие: ты можешь то, чего другие не сделают ни под гипнозом, ни под наркозом (ну не нужно этого другим, они, в отличие от тебя, всей головой о филологию в различных ее формах не ударены, полезным вещам досуг посвящают: носки вяжут, сериалы смотрят, водку пьют)). Так или иначе - читаешь. Благо, у романа есть литературный перевод и не приходится маяться с прогоном страницы через гугл и яндекс переводчики, дающими одинаково кошмарный результат, как это было с двумя книгами Исабель Альенде, когда на испанском читала ее.

То есть: прежде коротенький кусочек по-русски, на абзац или пару предложений, потом тот же в оригинале: ага, вот так это звучит, а вот это означает. По мере освоения, фрагменты удлиняются, уже страница текста или целая глава для того, чтобы составить представление о содержании, а потом: здесь вот это место, умгум - а там вот то. С точки зрения академической науки, понимаю - шарлатанство, но какая мне разница, если в конкретном моем случае работает? Люди, коим случалось переезжать в чужие края, не зная языка, осваиваются, не на науку опираясь.

С переводом повезло. Он именно таков, что не хочется забросить к чертям собачьим жутко трудный оригинал и читать, не возвращаясь к нему более, русский вариант; как это было с обоими романами Ремарка. Очень хороши на русском языке "Три товарища" и "Черный обелиск", оба культовые для советского читателя (когда еще шестая часть суши равно свободно владела великим могучим). И назад к длиннющим сложносклеенным словам немецкого текста, отрываясь от перевода, невыносимо порой было. Ближе к финалу заглядывать в русский вариант почти перестала. Частью от того, что понимание на порядок улучшилось, частью - душу не травить.

Но немецкий учила и читала на нем почти восемь месяцев, имея в помощь идеальный курс Дмитрия Петрова и кучу аудиоуроков. Со шведским сложнее - трудно найти удачный курс (очень повезло с уроками шведского радио, земной поклон), учу и читаю чуть больше двух месяцев и уровень понимания текста хорошим пока не назову. Иерусалим - роман, состоящий из отдельных новелл, объединенных сквозным действием. Рассказы о шведских крестьянах и их обстоятельствах. Есть более и менее удачные, есть такие, которые назову подлинными жемчужинами: яркими, стильными, с пружинно скрученным внутрь себя действием. Да ведь недаром Сельма Лагерлёф нобелевский лауреат, даже с поправкой на пристрастность комитета к скандинавской литературе.

Перевод, сказала уже, простоват. Да и ладно. Не всем авторам и книгам везет воплотиться в такой фейерверк, каким стала для "Щегла" Тартт Анастасия Завозова. Русский вариант "Иерусалима" - это просто бубнеж, такое: "Бу-бу-бу..." Вот и радуйся. Радовалась, до конца первой части. Потому что со второй начались чудеса и диковины. Отдельные фрагменты мозаичного романа выпали из русского перевода, некоторые оказались переставлены местами (в самом деле, какая хер разница, если кусок из конца книги, где героиня обретает новую любовь, окончательно разобравшись - к разбившему ее сердце человеку чувств не питает, окажется прежде тягот и лишений, к пониманию этому приведших?)

Или один из ключевых персонажей второй части, Габриэль Эрикссон. Ценой разрыва с отцом и в силу отсутствия лепты, внесенной в реализацию проекта, занимающий одну из нижних ступеней иерархии колонии; пережив смерть любимой девушки и обретя новую любовь в лице героини - этот человек странной причудой лишен имени. Исчезает из второй части Габриэль, появляется какой-то Бу. Бу - и все тут, и хоть ты об стенку убейся. В оригинале Габриэль, в переводе - Бу. И боль, с которой он смотрит на отца Хока Матта Эриксона, корчующего из неласковой родной земли камни в момент, когда повозка сына проезжает мимо в конце первой части. Отца, не удостоившего сына (они, возможно, не увидятся больше никогда) взглядом - эта боль пропадает навсегда.

Что за странная причуда переводчика? - думаю. Принимаюсь искать, ну да, перевод еще дореволюционный и ничего о В.Федорове, авторе его, найти не удается. Так он ведь почил давно уже, надо полагать. Но а-га, есть некто Василий Чернов и его предисловие к изданию книги от 2008 года. В котором с гордостью сообщает, что к полуторавековому юбилею писательницы старый перевод отредактирован и осовременен. Боюсь попасть пальцем в небо, но рискну предположить - господином Черновым. Небескорыстно, думаю. Тоиссь, он решил, что так лучше будет для всех и придумал Бу, ах - молодца!

Ну и чего ты копья ломаешь, все равно тот "Иерусалим" никто не читает, не "Гарри Поттер", чай? Не ломаю. Просто понимаю теперь, почему читаю его на шведском. Хорошей книге нужен хотя бы один, достойный ее русскоязычный читатель. Не функционер от литературы. который уродует текст редактурой или рецензированием, чтобы разжиться денежкой на халтурке.