Говорят, что моя соседка Генриетта Иосифовна Штангенциркуль скуповата. Не то, чтобы она считала каждую копейку, но с деньгами она расставаться совсем не хотела. Во всяком случае именно так и думали о ней все работники ЖЭКа, которые приходили чинить ей чуть ли не ежедневно протекающие трубы, ломающиеся краны, дверные замки и всякую мебельную фурнитуру. Более того, они считали ее не просто жадиной, а мастером высшего пилотажа в области скупердяйства. В своем жлобстве (как бы грубо это ни звучало по отношению к даме) она достигла таких высот, что, преследуя желание не платить всяким сантехникам, электрикам и прочим наемным повелителям отвертки и разводного ключа, она притворялась Таис Афинской и делала различные намеки. Мастера сначала терпеливо делали вид, что намеков не понимают и ждали, когда к хозяйке вернется ее собственная личность или когда ее совесть соизволит проснуться или, на худой конец, когда их внутренний экстрасенс мысленно уговорит Таис заплатить за работу, которую они по наивности сделали раньше оплаты. Затем наступает вторая стадия нетерпения мастеров и они принимаются потихоньку ругаться, затем ругаться громче, затем еще громче, и в момент, когда они уже начинают срывать голос, стараясь разубедить женщину в ее стремлении не платить, Генриетта Иосифовна оголяет плечо и призывно подмигивает. Ругательства тут же прекращаются. А слегка поседевший мастер стремглав убегает из негостеприимного жилья, дав себе обещание никогда больше не связываться с полоумными тетками. А еще лучше - вообще бросить неблагодарное ремесло и податься в рэкетиры. И долго еще по ночам он будет видеть оголенное плечо госпожи Штангенциркуль и укоризненный взор Родиона Раскольникова.

С первого взгляда на Генриетту Иосифовну можно было подумать, что она вполне себе счастливый человек, а паскудство ее характера - следствие неуемного желания паскудствовать. Только и всего. Но, как любой человек, который прожил достаточно, чтобы иметь секреты и тайные желания, Штангенциркуль имела достойную причину, чтобы вести себя подобным образом. Не то, чтобы причина была явной и достаточной, но Генриетта Иосифовна свято верила, что так оно и есть. А дело вот в чем.

Дальше...

В соседней парадной проживает лучшая подруга - да что там подруга, - наперсница и практически душеприказчик Генриетты Иосифовны Раиса Григорьевна Огородова, которая в минуты кокетства, которое случается крайне редко и исключительно по великой надобности, называет себя Снежаной Викторовной или Эльвирой Палной (именно Палной, а не Павловной). В общем и целом Раиса Григорьевна - дама непримечательная, а в некоторых случаях, так и вовсе незаметная, но в ее биографии имеется один случай, который навсегда внес свою обладательницу в анналы истории дома 10 по 11-ой Советской улице. А конкретнее: в картотеку обид, унижений и оскорблений, которую яростно заполняла Генриетта Иосифовна, слюнявя карандаш для бровей.

Это случилось, когда Раисе вдруг ни с того ни с сего захотелось сварить варенье. Не то, чтобы она была такой сладкоежкой, но желание варить варенье было настолько сильным, что она отказывалась с ним бороться. На беду в доме совершенно не было ягод и фруктов. Не было даже кабачков, моркови и мало-мальски приличной тыквы. Внезапно ее, окутаный безумной страстью, взгляд наткнулся на мешок позапрошлогодних кедровых шишек. Мгновенно в голове родилось нечто, отдаленно напоминающее алгоритм действия, а руки сами потянулись в заветный мешок. Стоит ли говорить, что варенье у нее не получилось? Нет, рецептов из шишек в этом безумном-безумном мире множество, но во всех говорится и даже подчеркивается двумя красными чертами, что приступать к этому мероприятию стоит с холодной головой, трезвым расчетом и строго придерживаться, официально опубликованного в журнале о вкусной и здоровой пище, рецепта.

Получившееся... варево имело консистенцию комковатого битума, запах умершего в кедровом бору от диатеза скунса и неизвестно какой вкус. Неизвестный, потому что никто – ни сама Раиса Григорьевна, ни дух ее далеких, возможно имеющих отношение к шаманам Алтая, предков попробовать на вкус сей выкидыш кулинарного искусства не осмелился. Десятилитровая эмалированная кастрюля, пережившая не одно поколение Огородовых, задушенная в смертельных объятиях битумного варенья, сделала последний бульк и навсегда затихла. Наша кулинарка с полчаса поплакала, горюя над безвременно почившей в неравной схватке домашней утвари против вселенского зла в лице и прочих телесах шишкового… шишечного... варева, и понесла все пятнадцать килограмм неприглядной субстанции на помойку. По дороге ей повстречался доцент кафедры прикладной математики Стамескин Александр Гаврилович, который тут же вызвался помочь Раисе с ее тяжкой ношей. И так распомогался, что попутно решил проблему и тяжкой бабской доли одинокой незамужней женщины, у которой даже кота нет. Попросту говоря, женился на ней. Ну, конечно, он не по дороге на помойку сделался Раисе мужем. Не такая уж эта дорога длинная. А впоследствии, когда она пригласила его домой, почтить память некогда прекрасной кастрюли и впустую переведенного сахарного песка. В тот вечер он несколько раз брал ее в жены. Через месяц они стали супругами официально. И более любящего и покладистого мужа Раиса и представить себе не могла.

Вы спросите, а при чем тут характер Генриетты Иосифовны? А при том, что доцент кафедры прикладной математики Стамескин Александр Гаврилович – давняя... да что там давняя... древняя, практически античная любовь госпожи Штангенциркуль. И теперь, когда Рая Огородова вероломно натянула на себя фамилию Стамескина, Генриетта никогда не перестанет быть Штангенциркуль. Раиса, сама того не подозревая, взрастила в сердце Генриетты страшную горькую зависть. Ядовитой змеей она плотно обвила пламенный мотор хозяйки и периодически давит на пульмональный клапан, играется с миокардом, прыгает из правого желудочка в левый и то и дело пытается сымитировать инфаркт. Подколодную змею горькой зависти наша дама принимала за грудную жабу, которую ученые мужи и тетки называют стенокардией. И борясь с сим недугом, она частенько прибегала к настойке боярышника. И однажды переборщив с лечением, госпожа Штангенциркуль, не в силах удерживать себя в четырех стенах своей квартиры, под испепеляющее танго артериального давления – продукт любви подколодной змеи и настойки кардиотонического действия с семидесятипроцентным содержанием этилового спирта – наша дама вылетела в мир, который представлял собой двор-колодец дома 10 на 11-ой Советской улице. И словно по случайному стечению обстоятельств, которое хитрое провидение и судьба-злодейка подстроили намерено, Генриетта Иосифовна в самом центре двора застала милующихся давно уже не молодоженов в лице и прочих телесах Раисы Григорьевны и Александра Гавриловича Стамескиных. Сначала нашу героиню (ту, что постервознее и скорее всего постарше) от увиденной картины посетил господин Когнитивный Диссонанс, затем мадам Прострация и под завязку, раскидав всех конкурентов, ею овладел в самой изощренной форме простой и немногословный товарищ Ступор. Но и он ненадолго задержался. Как любая нормальная женщина (даже в случае с Генриеттой), она должна оскорбиться, впасть в депрессию и уйти в дождь, или, на худой конец, взобраться на подоконник с холодным кофе и уставиться в окно, за которым этот самый дождь стоит. Или хотя бы покусывая локти, заломить руки и броситься под поезд, предварительно уйдя в монастырь и прокутив в прибрежных кабаках гонорар за мемуары, написанные после восхождения на Эльбрус без страховки, костра и гитары. Вмиг перед ней пролетела вся ее дальнейшая жизнь: она была точно такой же, как и раньше, поэтому наша дама не сразу поняла, то ли ей показывают отрывки из прошлой жизни или это уже ее неприглядное будущее. Как прежде, так и до скончания времен спать ей ложиться нецелованной, кашу варить на одну персону и палаты в санаториях бронировать исключительно одноместные. Буквально на секунду она подумала, что неплохо бы записаться на тяжелую атлетику, чтобы в перерывах между штангой, гирей и аппаратом искусственного дыхания петь самым заунывным голосом самую логичную для Генриетты песню «Знаать, судьбааа таакаая – век одной кача-аться».

«Змея - ты, Раиса, - подумала Генриетта Иосифовна, - и кикимора!»

От мыслей она перешла к словам: - И гадина!

А от слов перешла к делу. Безудержным торнадо, на какой только способна женщина бальзаковского возраста, она набросилась на соперницу, вонзив свои пальцы и по возможности ногти в волосяной покров непокрытой головы Раисы. А та ни сном, ни духом не предполагала, что в столь приличной с виду даме могут произойти такие стремительные психоневрологические изменения сознания. Раиса даже удивиться толком не успела, не прочувствовала всей гаммы эмоций, облаченной в разъяренную фурию некогда бывшей ее разлюбезной подругой. Она только и смогла, что ойкнуть, прежде чем великий художник постэкспрессионист не разукрасил ее физиономию. С маниакальной одухотворенностью ван Гога и с творческим безумием Мунка Генриетта Иосифовна оттачивала свои скудные навыки в армейском рукопашном бое. Через пятнадцать секунд бабского карате госпожа Штангенциркуль удивилась покорности, с которой принимает удары судьбы, представленной в данном случае кулаками и ногтями Генриетты. Но больше всего она удивилась совершеннейшему бездействию Александра Гавриловича Стамескина. Она прекратила свои наступательные действия и повернулась в сторону мужчины, который, предполагалось, должен защищать честь и достоинство своей второй половины, а вместо этого сбежал с поля боя и в данный момент, замерев, прятался в проеме двери в дворницкую. Через какое-то время и супруга соляного столба и по совместительству доцента перестала удивляться атаке Генриетты и переключила свое внимание на Александра Гавриловича. Мысли о причинах, побудивших госпожу Штангенциркуль к несвойственным ей действиям, больше не беспокоили Раису. Ей куда интересней было узнать, отчего же дорогой и обожаемый товарищ муж вдруг как маленькая девочка убежал в сумрак.

А работник интеграла, заклинатель логарифмов и господин корня из трех, ни капли не стесняясь, дрожал всем своим тщедушным телом. Он нервно прижимался к самому темному углу дверного проема и молился, чтобы богиня возмездия с мечом в руке (во всяком случае, именно так рисовалась в его трусливом воображении мадемуазель Штангенциркуль) его не заметила, и буря улеглась, пройдя мимо него, не задев его самые тонкие душевные струны. И ребра.

Наблюдая неприятное зрелище падения мужчины в глазах женщины, наши героини переглянулись:

- И вот это тот самый идеал мужчины, ради которого я готова была на все и даже больше! – воскликнула Генриетта Иосифовна и сухо сплюнула.

- А… эм… - Раиса Григорьевна и вовсе не знала, как реагировать на сложившуюся ситуацию. Вроде, как и муж родной, а, вроде, и тряпка. Поэтому она не стала напрягаться и придумывать какие-то членораздельные слова и просто сплюнула.

А потом обе дамы пошли в гости к Маргарите Аркадьевне. Она всегда славилась добрыми советами, правильными словами поддержки и чистейшим самогоном. По иронии судьбы, выдержанном на кедровых орехах.

И совсем скоро госпожа Штангенциркуль почувствовала, как зеленая змея горькой зависти сползла с ее сердца к самым ногам и растворилась в узорчатом рисунке ковра местной самогонщицы.

«Раковина засорилась. Нужно вызвать сантехника. Завтра», - подумала Генриетта Иосифовна и подхватила второй куплет песни, про то как «напилася я пьяна…»

А Раиса Григорьевна вернулась к мужу, который после того случая стал еще более шелковым и любящим. Но ненадолго. В какой-то момент Раисе Григорьевне надоел ее суженый и она захотела себе расширенного. А расширенный ее не захотел. Поэтому Стамескина вернулась в нестройные ряды одиноких женщин, стала снова Огородовой, возобновила приятельские отношения с Штангенциркуль и увлеклась судоку. А Генриетта Иосифовна продолжила свои амурные изыскания в области сантехники, столярного дела и среди прочих весьма мужских профессий.