Многотомное издание «Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Собрание сочинений» — 12 книг

Первый том первого полного собрания сочинений мастеров отечественной фантастической прозы.
Произведения братьев по праву считаются "золотым фондом" русской фантастики. Никогда не пытаясь быть в мэйн-стриме, братья задавали тон всей отечественной фантастической прозе. Более тридцати лет их романы, выходя с завидной регулярностью, будоражили умы советской и российской общественности.
В данное собрание вошли все основные и наиболее известные произведения авторов.

Первый том первого полного собрания сочинений мастеров отечественной фантастической прозы.
Произведения братьев по праву считаются "золотым фондом" русской фантастики. Никогда…

В конце пятидесятых - начале шестидесятых годов Стругацкие пишут повесть за повестью, как бы не спеша испытать все возможности традиционной НФ, прежде чем решительно отступить от традиций. "Полдень, XXI век" и "Далекая радуга" - завершение этого этапа поиска. все ещё научно-техническая фантастика, нет пока философской и психологической глубины, которой отмечены вещи зрелых Стругацких, но перевал рядом, за поворотом. Отступают в тень привычные атрибуты - киберы, звездолеты, скафандры. - и на авансцену выходят живые люди: их удачи и утраты, счастье творчества и беда бесталанности, муки совести, выбор между бесчестьем и смертью.
В этих повестях ещё звенит бравурная медь Утопии. Они принадлежат своему времени - оттепели, короткому периоду надежд в нашей истории. Надежды оказались тщетными, и сейчас, четверть века спустя, и надежды, и повести кажутся нам наивно-оптимистичными. Но, может быть, этого нам сейчас, в пору смут и страхов, как раз и не хватает. Не хватает полуденного солнца, многоцветья радуги, радостных ожиданий.

В конце пятидесятых - начале шестидесятых годов Стругацкие пишут повесть за повестью, как бы не спеша испытать все возможности традиционной НФ, прежде чем решительно отступить от…

Стругацкие нередко дают своим вещам названия в несколько слов. Почитатели и знатоки привычно сокращают их - порой до аббревиатуры: "Попытка", ТББ, ХВВ - три повести, собранные в этом томе.
"Попытка к бегству" и в самом деле была попыткой порвать с традицией бодренькой советской фантастики - первая проба пера в настоящей литературе, повествующей, по выражению самих Стругацких, не о "приключениях тела", а о "приключениях духа".
ТББ - "Трудно быть богом". В нарядной оболочке "мушкетерского романа" - жесткий, беспощадный анализ революций, кровавых вмешательств в историю. Здесь фантастический сюжет послушно следует за реальными, отнюдь не фантастическими нравственными проблемами, которые ставят перед нами писатели.
ХВВ - "Хищные вещи века". Эта повесть тоже о революции, о ее нравственных последствиях. Стругацкие предсказали "черные дыры" научно-технического прогресса, ловушки для миллионов и миллионов людей.

Стругацкие нередко дают своим вещам названия в несколько слов. Почитатели и знатоки привычно сокращают их - порой до аббревиатуры: "Попытка", ТББ, ХВВ - три повести, собранные в…

Хохот метался между полом и потолком, прыгал от стены к стене, как огромный цветной мяч. В редакции читали "Суету вокруг дивана" - первую часть "Понедельника...". Было это добрых четверть век назад, сразу после выхода "Трудно быть богом", поэтому хохотали ещё и с облегчением: одумались-де Стругацкие, решили не ходить по лезвию ножа, а заняться делом веселым и безопасным. Писатели позволили себе наконец-то повеселиться от души. Может быть, пробовали силы в новом жанре, да и 1961 год, когда повесть была начата, ещё сулил радость: в стране - оттепель, у самих Стругацких - первые книги, первые успехи... Но годом-двумя позже стало не до смеха: накатывалась волна того, что они называли "торжествующей серостью". Следующие книги уже трудно назвать смешными - скорее черными и беспощадными, как у почитаемого Стругацкими Салтыкова - Щедрина. Над "Сказкой о Тройке" членам редакции уже не удалось посмеяться - заведующий быстренько вернул её авторам, приговаривая: "Забирайте, забирайте, и никому не показывайте...". Забрали. Так и вышло, что эти две повести выходят вместе только сейчас, спустя 25 лет.

Хохот метался между полом и потолком, прыгал от стены к стене, как огромный цветной мяч. В редакции читали "Суету вокруг дивана" - первую часть "Понедельника...". Было это добрых…

В этом томе три фантастические повести. В руках мастера фантастика может всё. Как бы в доказательство здесь представлены три разных жанра: философская трагедия в духе Франца Кафки, философская сатира в духе булгаковской школы и простодушный приключенческий триллер. Между ними, по-видимому, нет точек пересечения; читая одну вещь за другой мы вынуждены перестраиваться на ходу: после сложнейших символических построений "Улитки" привыкать к иронически-прямолинейным ходам "Второго нашествия", а затем - к детективным шарадам "Отеля "У Погибшего Альпиниста". Стругацкие, видимо, не могут работать, не переходя от жанра к жанру. Как художники-модельеры они облекают в новое платье каждую свою новую идею. Идея "Улитки на склоне" - пугающая непостижимость нашего мира, чудовищного леса, каждый шаг в котором опасен. Главная мысль "Второго нашествия": человеку негоже уподобляться дереву, пассивно ожидая своей участи. "Отель "У Погибшего Альпиниста": лес жизни меняется слишком быстро, теперь нельзя полагаться на устоявшиеся правила - только на ум и человечность. Эти три книги открывают новую в творчестве Стругацких тему гражданского чувства и гражданского мужества, тему насущную - по знаменитому присловью "не стоит деревня без праведника".

В этом томе три фантастические повести. В руках мастера фантастика может всё. Как бы в доказательство здесь представлены три разных жанра: философская трагедия в духе Франца…

Стругацкие пишут странные робинзонады. Их герои-путешественники оказываются одинокими среди людей, в кипении чужой жизни - на "обитаемых островах" Вселенной. Понятно, что на деле это не фантастические планеты, а все та же наша единственная Земля, а одиночество не робинзоново, а всем нам знакомое; как писал Арсений Тарковский: "У человека тело одно, как одиночка..." Вечная тема литературы - безмерное одиночество человеческого существа, заблудившегося в гуще ему подобных. Так что название первой повести этого тома - "Обитаемый остров" - выбрано неспроста, как и заголовок первой её части: "Робинзон". Пусть это роман-пафлет, жесткий, разоблачительный, беспощадный - и все же это роман о человеке, затерянном в чужом мире. Правда, он не умеет быть одиноким и потому пытается строить вокруг себя достойный человека мир, как делал это почти 270 лет назад герой Даниэля Дефо.
Вторая же повесть, "Малыш" - как бы предельный вариант робинзонады: рассказ об абсолютном, звенящем в ушах одиночестве. Долгожданный корабль наконец-то причалил к острову, но Робинзону не дано подняться на его борт.

Стругацкие пишут странные робинзонады. Их герои-путешественники оказываются одинокими среди людей, в кипении чужой жизни - на "обитаемых островах" Вселенной. Понятно, что на деле…

В этом томе соседствуют совсем непохожие друг на друга повести - четыре горошины из разных стручков.
Первая - знаменитый "Пикник на обочине". Книга жесткая, очень глубокая, философская - лишь на первый взгляд это рассказ о жизни лихого парня, презревшего законы божеские и человеческие.
Вторая - "Парень из преисподней" - действительно о юнце крутом, но до потери разума законопослушном. Он беззаветно предан дурным установлениям своей страны, и в этом его трагедия как личности. На некоторой внешней похожести героев сходство между двумя повестями кончается: фантастическая нарядность "Парня..." контрастирует с беспощадной реалистикой "Пикника...", и необходимо эмоциональное усилие, чтобы перейти от одной вещи к другой.
"За миллиард лет до конца света" - в сущности, не фантастика, а социальная трагедия, и сюжет её знаком каждому творческому человеку и в просторечии обозначается "не высовывайся". Не смей свободно мыслить, не погружай пытливый взор во Вселенную - сиди тихо в своей норке, иначе будет плохо...
И совсем уж неожиданна "Повесть о дружбе и недружбе". Милая, добрая сказка - дети, да и многое взрослые прочтут её с удовольствием.
Будем читать и не будем удивляться: талант всегда многообразен.

В этом томе соседствуют совсем непохожие друг на друга повести - четыре горошины из разных стручков.
Первая - знаменитый "Пикник на обочине". Книга жесткая, очень глубокая,…

Эти строки пишутся в августе 1991 года, после краха переворота. Роман, которому они предпосланы, был создан двадцать лет назад. Уже тогда, в года молчания и лжи, писатели предвидели сегодняшний день: разруху, братоубийства, путчи. Эта книга преисполнена безнадежности - и надежды. Сегодня мы надеемся, мы верим, что страна наконец-то вырвалась из концлагеря, свернула с черной полосы истории, с такой болью, гневом и всепониманием описанной Стругацкими. Может быть, впервые в мировой литературе они обнажили главную пружину коммунистического эксперимента - бесстыдную эксплуатацию людской надежды на лучшее будущее. Этот эксперимент привел к "насилию" над основами "бытия", над Временем и Пространством. Мы знаем, что на баррикадах России были тысячи людей, выросших на книгах братьев Стругацких. Вместе с писателями мы надеемся, что наша страна и все человечество будет мужественно и терпеливо строить единственно достойный общий храм - храм Культуры.

Эти строки пишутся в августе 1991 года, после краха переворота. Роман, которому они предпосланы, был создан двадцать лет назад. Уже тогда, в года молчания и лжи, писатели…

Жизнь непонятна.
Почему человек боится неведомого?
Почему трусливо уходит в свои мелочные заботы, когда ему открывают дорогу в вечность - к тайнам Страшного суда, к тайне бессмертия?
Почему он старается выглядеть заурядной личностью, и прячет в стол, и запирает на три замка свое истинное существо?
Как некогда сказал Исаак Бабель - скандалит за письменным столом и заикается на людях...
Стругацкие рассазывают о душе человека. О втором "я", запрятанном в Синей Папке, - лихом, бесстрашном, готовом на риск. Такая тетрадь есть, наверное, у каждого из нас - но! Как во всех романах Стругацких, это - всего лишь пресловутая часть айсберга.
В обеих повестях, составляющих роман "Хромая судьба", писатели задают нам - и себе - мучительный вопрос: как жить дальше? Что будет с человечеством, если оно забывает о воспитании следующих поколений? Если писатели пишут лживые книги и заискивают перед власть имущими? Если детей уродуют эти книги, школа и родители?
Пора отодвинуть мысли о политике, о наживе - наконец, даже о хлебе насущном - и задуматься о будущем.
Если бы братья Стругацкие предпослали этой книге посвящение, оно могло бы звучать так: "Посвящается тем, кто честно и бесстрашно думает о будущем".

Жизнь непонятна.
Почему человек боится неведомого?
Почему трусливо уходит в свои мелочные заботы, когда ему открывают дорогу в вечность - к тайнам Страшного суда, к тайне…

Крушение надежд - вот знак, под которым последние два десятилетия работали Стругацкие. В начале пути они верили, что когда-нибудь, пусть в отдаленном будущем, люди создадут здоровое общество, где каждый будет свободен и счастлив.
Но настал момент, когда писатели пришли к мысли: жизнь никогда не будет безоблачной. «Где это вы видели прогресс без шока, без горечи, без унижения?» - спрашивают нас Стругацкие со страниц этой книги. В нее вошли три вещи; между первой и последней - 10 лет, но они связаны одной идеей: мир людей живет по законам, неподвластным людям. Он глух к призывам пророков и даже велениям Божества. Служа обществу, человек вынужден переступать через свое «я» - так становится убийцей герой «Жука в муравейнике». По воле неумолимого прогресса герой «Волн...» расстается со всеми, кого он любит на этой земле.
В «Отягощенных злом...» - последнем большом произведении Стругацких - человек вынужден пойти против общества. Вечная драма: мудрец один знает истину. Он приносит в жертву себя, пытаясь остановить зло, с которым не под силу справиться Демиургу, властелину Вселенной. Как сказано в Евангелии: «Я есмъ пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец...»

Крушение надежд - вот знак, под которым последние два десятилетия работали Стругацкие. В начале пути они верили, что когда-нибудь, пусть в отдаленном будущем, люди создадут…