5

   А сам печати ставит, поступления контролирует, приложения регистрирует, шлет приказов ворох без всяких разговоров, жилетка нараспашку, жидкого чаю чашка, куда ни глянь - паутины нити, кто там следующий - входите, галстук в стол запрятан, кругом беспорядок, вот новые поступления, сорок четыре, и при всех приложения, нужны четыре новых шкафа, а там кому-то взятку дали, кого-то бюрократом обозвали, заседание перенесено с пятницы на субботу и целых семь печатей - разберись, кому охота...
 Станислав Лем. "Путешествие пятое А, или Консультация Трурля"

   С первых строк книги понятно, что речь пойдёт о борьбе с непробиваемой мощью бюрократии. Персонажи, входящие в ТПРУНЯ и олицетворяющие безграничную влать воистину эпические: престарелый отупевший военный генерал, хам-подхалим, бездушный буквоед и председатель -- всем председателям председатель. Бумажная волокита, косность, глупость и некомпетентность, протекторат и кумовство, личностное отношение и отмежевывание -- вполне стандартный набор пороков бюрократической машины, высмеиваемый сатириками во все годы правления советской власти.
   Чем же так отличились Стругацкие, что написанную в 1967 "Сказку" издали только при перестройке? Да тем, что копнули они гораздо глубже остальных. Некоторые моменты "Сказки" бросают тень не только на делопроизводство, но и на ключевые моменты советской морали. Взять хотя бы полемику Говоруна с Федей, где мораль клопа противопоставляется морали человека. Нетрудно догадаться, что под "человечеством" подразумевается советское общество. Заезженная метафора, мол, буржуи "сосут кровушку", "паразитируют на трудящих" с точки зрения клопа-паразита проявляется в совсем другом свете.

Вас можно назвать СВЕРХПАРАЗИТАМИ, ибо никакой другой вид не додумался еще паразитировать на самом себе. Ваше начальство паразитирует на подчиненных, ваши преступники паразитируют на так называемых порядочных людях, ваши дураки паразитируют на ваших мудрецах. И это – цари природы

   За дальнейшие рассуждения Клопа о разности целей у разных населяющих Землю видов, при Сталине братьев, скорее всего, расстреляли бы. Кусочек диалога:

--...я не устаю восхищаться той смелостью и тем хитроумием, с которым человек уже создал и продолжает создавать так называемую вторую природу. Человеческий разум – это… это… – Он помотал головой и замолк.
–- Вторая природа! – ядовито сказал Клоп. – Третья стихия, четвертое царство, пятое состояние, шестое чудо света… Один крупный человеческий деятель мог бы спросить: зачем вам две природы? Загадили одну и теперь пытаетесь заменить ее другой… Я же вам уже сказал, Федор: вторая природа – это костыли калеки.

   Никаких ассоциаций? А у меня, когда я прослушал эту тираду, чуть волосы дыбом не встали -- внутренний голос пропел строки Интернационала: "Весь мир насилья мы разрушим, До основанья, а затем. Мы наш, мы новый мир построим, Кто был никем — тот станет всем!". И самым крамольным в этом диалоге стал аргумент, выдвинутый Приваловым в ответ на выпады Клопа: он с удовольствием предъявил Говоруну свой указательный палец, а затем сделал движение, словно бы стирая со стола упавшую каплю.
   Хотелось бы ещё сказать о культе личности спрута Спиридона и его разоблачении, о диалоге старика с козой и Тройки, но это всё -- дела давно ушедших дней и злободневные политические аспекты "Сказки" нынче не актуальны. Что же осталось в ней такого, что заставляет издавать и переиздавать эту книгу? Остался всё тот же тонкий юмор, тот же едкий, отлично завуалированный сарказм, сделавший фразы «Народу не нужны нездоровые сенсации. Народу нужны здоровые сенсации» и «не позволим бросаться старичками!» поговорками. Осталась "многослойность" книги -- поверхностный читатель найдёт в ней сказку, более вдумчивый -- философское эссе. Остались яркие и запоминающиеся образы интеллигентов и бюрократов, осталась, наконец, неповторимая атмосфера полусказочного мира Полдня Двадцать Первого Века. И -- мораль: победа над бюрократией возможна. Но -- только бюрократическими методами.