4 Тьма и Свет

Книга произвела на меня двойственное впечатление. На первый взгляд, это обычный дуализм чтения: что-то понравилось — но не настолько, чтобы книгу превозносить, что-то не понравилось — но не настолько, чтобы книгу хулить, отсюда и смешанное впечатление. Но мне бы не хотелось отговариваться от книги подобными банальностями, да ещё и не совсем честными. Честно будет сказать, что книга мне не понравилась, но закончив её, обдумывая прочитанное я была вынуждена признать, что книга хороша. Эмоциональное впечатление борется во мне с логическим рассуждением, и ни одно из них не побеждает.

Эмоция
Где-то внутри меня (было бы преувеличением сказать, что в голове) живёт стервозная дамочка, поглощающая истории ради окрыляющих и животрепещущих сюжетов. Именно она отвратительно ругалась, пока я читала «Огненного ангела». Потому что с эмоциональной точки зрения истории такого типа мне никогда не нравились: все эти девушки, страстные, даже умные, но эгоистичные и непоследовательные, манипулирующие всеми вокруг с видом самым смиренным, мне омерзительны — и слава ктулху, что я с такими никогда не встречалась. Сильнее них я ненавижу только мужчин-истеричек. Наверное, можно порадоваться, что в этом романе из неприятных мне типажей была только девушка, и я даже могла выносить её присутствие в сюжете, подозревая, что Рената попросту больна. Впрочем, рассказчик, главный герой, Рупрехт — тоже не подарок, особенно начиная с той части книги, где перенял ухватки своей возлюбленной Ренаты и причинял боль окружающим в попытке облегчить собственную. Их устремления, их образ мыслей, их злоключения были сформированы эпохой XVI века, но характер и страсти придумал для них автор, чего я никак не могу ему простить. Но без этого характера и без этих страстей не было бы «Огненного ангела», поэтому с ними должно смириться, как смиряешься с тем, что Рупрехт в месту и не к месту щеголяет своей учёностью, сыпля именами, названиями, цитатами виднейших учёных мужей того века направо и налево. Вот уж не знаю, что они друг в друге нашли.
Таким образом, на протяжении всего романа у меня не было эмоциональной привязки к персонажам, ни разу моё сердце не дрогнуло (если только от негодования), и я была даже сильнее Ренаты рада, когда всё закончилось. И будь я той самой дамочкой, которая всего лишь часть меня, на этом закончилась бы и моя рецензия, — но разум протестует.

Разум
Протестует он против первого впечатления и бездумного негодования. Услышав гневные вопли моего маленького внутреннего седовласого профессора логики (да, кого во мне только нет), я одёрнула себя, утихомирила эмоции и постаралась осмыслить прочитанное (во время чтения это было практически невозможно).

И тогда отношения между Ренатой и Рупрехтом открылись мне с новой стороны. Не важно, что Рената смахивает на шизофреника в периоды спокойствия и обострения, а одержимость демоном один в один похожа на приступы эпилепсии. Не важно, была ли Рената порочной и какими уловками привязала к себе Рупрехта. Не важно даже, существуют ли ангелы и демоны на самом деле — хотя книга вроде бы о них и о магии. Не важно, был ли шабаш или пригрезился. Я до сих пор не знаю, к какой из сторон принадлежал огненный ангел, да и это не важно. Возможно, это была битва за одну-единственную душу, возможно, это была эгоистичная игра одной-единственной девушки. Всё это (а значит, и характеры, и страсти героев) не важно.
Главное — это выбранное автором время, диктующее свои правила. Время, которое Брюсов так любил и о котором знал столь многое. Главное, что в те времена люди верили в то же самое, во что верили Рената и Рупрехт. Рената верила, что любит огненного ангела, но демоны одолевают её. Рупрехт верил, что готов душу дьяволу отдать ради Ренаты.
Истина — не главное, главное — история.

Конечно, Рупрехт при всей своей эрудированности наивен, будто ему лет 16, но это компенсируется тем, как Брюсов иронизирует по его поводу в Предисловии — ведь по сути это самоирония, а для самоиронии нужно быть лишённым иллюзий невинности. Вот и получается, что Рупрехт довольно далёк от искренности, на которую претендует, потому что искренним можно быть только при участии разума — а герои (не только Рупрехт, но и Рената) об этом даже не догадываются; — и что Брюсов искренен, только описывая эпоху.

Возможно, единственная проблема этой книги изначально заключалась только во мне, потому что мне явно не хватает знаний, чтобы оценить всю масштабность и великолепие осуществлённой Брюсовым мистификации. Он написал роман от лица ландскнехта первой половины XVI века; этот роман якобы попал к нему в виде списка конца того века с оригинальной рукописи; утверждалось, будто роман существовал в единственном экземпляре, посему, «переведя» его с немецкого, Брюсов оправдывал этим то, что перевод публиковался раньше оригинала. Причём, мемуарная форма произведения, повествование от первого лица, обильные ссылки на актуальные события, на распространённые в те времена книги и теории, на реальных людей, а также то, что Брюсов был известен своими переводами немецкой литературы, и мало кого могло удивить, что он откопал где-то никому не известную немецкую рукопись, — всё это способствовало успеху мистификации.

«Огненный ангел» — роман не об отношениях героев (искренне сочувствую Брюсову, коли он пережил нечто подобное на собственном опыте), а об эпохе перемен: о том, как Средневековье взяло курс на Реформацию и Возрождение, как суеверие превратилось в научные поиски истины, как человек разумный стал гуманистом. В связи с этим обращают на себя внимание две (на самом деле три, но кто же будет считать дьявола?) фигуры в романе: Агриппа Неттесгеймский и Иоганн Фауст. Первый был реальным человеком, пусть даже его и считали чернокнижником, оккультистом (хотя слово «оккультизм» появилось позже), а вот второй был личностью полулегендарной, и реальные факты в биографии исторического Фауста невозможно отделить от выдуманных и растиражированных в искусстве. И с ними обоими Рупрехт встречается на страницах романа, обе встречи описаны с детальностью очевидца, оба персонажа воспринимаются живыми людьми из плоти и крови, со сформировавшимися взглядами и желаниями. Фауста даже сопровождает Мефистофелес: насмешливый и остроумно злой монах, которого в детстве звали Иоганном Мюллином (то есть у него есть будто бы позабытое историей настоящее имя, а есть и широко известное шутливое прозвище) и который похож на такого же реального человека, как и все остальные персонажи в книге (кстати, этого достоинства у неё не отнять). И из текста можно было подумать, что шутки у реального Мефистофелеса были дурные, но поражающие воображение, вот молва и приписала ему дьявольские силы. Были в книге и другие светочи разума, образованные, начитанные, с революционным для тех времён образом мыслей. Все вместе они создавали в романе и в реальности эпоху познания, гуманности и перемен.
Даже магия рассматривалась новой эпохой с новой точки зрения. Агриппа пытался объяснить это Рупрехту, но тот был ещё слишком суеверен (несмотря на развитый обширным беспорядочным чтением ум), и не смог понять, что же такое истинная магия:

Наука, которая рассматривает и изучает эти вселенские отношения, которая устанавливает связь всех вещей и пути, которыми они влияют друг на друга, и есть магия, истинная магия древних.

А Рупрехт затевал с Ренатой сомнительные ритуалы и позволял ей себя дурачить. Но подлинно тёмными людьми (и Рупрехт это понимал, если меня не подводит память, по сюжету он даже был знаком с «Письмами тёмных людей» ) на страницах романа показывали себя монахи, теологи, экзорцисты и инквизиторы. И вот за противостоянием мысли наблюдать было поистине интересно; мне кажется, Брюсову отлично удалось ухватить самую суть скрытых течений и перемен того времени.

В «Огненном ангеле» подлинная битва разыгрывается не между демонами и ангелами за душу одной смертной, а между тьмой и светом, между тёмным невежеством и просвещённым гуманизмом, между Средневековьем и Возрождением.
И самое великолепное в этом то, что роман предлагает полное погружение, пусть и воссозданное спустя почти три века. Моей внутренней любительнице интересных эмоций этого конечно не понять, но мой внутренний седовласый профессор остался в восторге.