4

Самым неожиданным для меня, пожалуй, стало то, насколько близко, местами почти буквально Маринетти перекликается с Баллардом. Конечно, из "Автокатастрофы" и "Выставки жестокостей" и так довольно прозрачно вычитывается зловещее выворачивание наизнанку модернистского культа скорости и техничности, но сравните сами:

Женщине с её вековыми привычками домохозяйки суждено было обрести в стремительной автомобильной скорости сильнейший афродизиак. Полуоткинувшись на сиденье, под покрывалом, прижатая мужским телом, она переживает ни с чем не сравнимое чувство полёта, словно на обезумевшей постели, соскальзывает вниз в пучину водоворота, развернувшегося на горизонте. Ветер, шумящий у неё в ушах, словно в двух морских раковинах, транслирует в её ошеломленный мозг ритм самой бесконечности, непрерывности и вечности.

Или вот:

Пуля - это второй отец раненого. Она формирует его характер... Слава человеческой коже, содранной картечью!.. Научитесь восхищаться лицом, расплющенным, словно морская звезда!.. "Я хочу вернуться с прекрасной раной, достойной её. Я хочу, чтобы сражение изменило моё тело для неё!" Это не романтизм, презирающий тело во имя абстрактной аскетики. Это футуризм, превозносящий преображенное и прославленное благодаря войне тело... Воспламеним тихие и мирные города жестокими огненными контурами, выжженными войной в человеческих телах. Хирургия уже приступила к этой грандиозной трансформации.

Разница, конечно, в тоне: в отличие от Балларда с его звериной, иногда удручающей серьёзностью, Маринетти весь - пафос, переходящий в бафос (мы ведь итальянцы, горячая кровь, ничтоже сумняшеся поясняет он). Вообще, здоровой (само)иронии и весёлой, игровой изобретательности здесь гораздо больше, чем можно было бы ожидать; казановианско-донжуанские похождения из титульной повести напомнили мне "Moravagine" Сандрара, только намного лучше и без смертоубийств, а футуристическая кухня - и вовсе с давних пор моя любовь. Одно из самых приятных впечатлений за последнее время.