4.5 Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает

О, это произведение-таки преподносит читателю несколько сложных нравственных дилемм, в общем и целом сводящихся к вопросу о том, может ли правда сделать человека счастливым, и правильно ли обманывать его, пытаясь всё же добиться того самого счастья? В этом заключается главный конфликт. И хотя людям всегда хотелось знать, как не ошибиться, они не любят скучные, морализирующие направо и налево произведения. Так что ничего удивительного, что Касона по большему счёту написал хорошую комедию.
В ней есть несколько конфликтов попроще — то, что буквально происходит на сцене. В семье Бальбоа есть проблема: непутёвый внук, превращённый сеньором Бальбоа для его бабушки Эухении в путёвого и очень славного малого, которого — вот беда! — не существует. А настоящий внук тем временем никуда не девается и даже собирается приехать. Навестить, понимаете ли, бабушку. Может быть, потребовать их деньги или жизни. Сеньор Бальбоа, прокрутив в голове сотни сценариев этой встречи (ни один из которых не приводит его в восторг), решает обратиться в таинственное агентство добрых дел. Корабль, на котором плыл его внук, очень удачно разбивается, но Эухения уже ждёт этой встречи, и без посторонней помощи никак не обойтись.
Поначалу не совсем понятно, чем агентство — по виду: обыкновенная большая контора, которых в конце 1940-х были тысячи, — вообще занимается, почему это и борьба, и опасность, и магия? Почему герои — и артисты, и жертвы своей работы? На выяснение этого, а также на выяснение предыстории семьи Бальбоа уходит весь первый акт. Актов в пьесе три: директору агентства добрых дел поступает сложный заказ; он начинает работать благовоспитанным внуком, заодно просвещает новичка — свою так называемую жену, — и вместе они переживают первые трудности; совместные действия персонажей приводят к жесточайшей кульминации и получают неожиданную развязку. Во втором и третьем акте наконец-то назревает конфликт: можно ли рукотворное волшебство считать обманом? Автор отвечает и на этот вопрос, и на вопрос с заглавием — почему для него так важно, что деревья умирают стоя?
Между героями весьма конфликтные отношения: между Маурисьо и Мартой-Изабеллой что-то среднее (среднее испанское) между негодованием и любовью; между ними и Эухенией Бальбоа трогательная забота, из общечеловеческой превращающаяся в очень личную; между стариками Бальбоа и их настоящим внуком — глубокое чувство вины. Чувства зарождаются и умирают, любовь, доверие, радость витают в воздухе рядом со страхом, неприятием и печалью, Маурисьо отчаянно шутит направо и налево, а ты не можешь не задаваться вопросом (ещё одним из длинной череды), к каким отношениям герои придут в конце. Страх и интерес этого вопроса возвращают к первому и самому главному: может ли обман сделать кого-то счастливым? В последнем акте автор даёт разгадку, разрешение и развязку поставленному вопросу, проблеме и отношениям.

В итоге история получается и смешная, и печальная. У героев, особенно директора этого таинственного агентства, потрясающие суперспособности: каждый день превращать в чудо. Текст читается на одном дыхании и уверяет меня, что золотые времена для испанской драматургии не закончились со смертью Лопе де Веги. Наверняка, пьесу сложно поставить на сцене, но в живую она должна производить ошеломляющий эффект. И все эти простые рассуждения, то есть происходящее на сцене (или перед внутренним взором), не слишком сложное для понимания по природе своей, нечто дающее простую конфликтную ситуацию и сентиментальный ответ на неё, — всё это снова и снова разбивается о вопрос, почему у пьесы такое странное название?
Ответ, конечно, следует искать в тексте:

Изабелла: Тогда, значит, ты, правда, веришь, что искусство важнее, чем жизнь?
Маурисьо: Это всегда так. Посмотри на тот палисандр, там в саду. Он теперь значит что-то, потому что от него тень и он цветёт. А завтра он умрёт, как умирают деревья: стоя и молча, и никто не вспомнит о нём. Вот если бы его написал великий художник, он жил бы вечно.
<…>
Маурисьо: У тебя слишком много сердца. Ты никогда не будешь настоящей актрисой.
Изабелла: Спасибо. Это самое лучшее, что ты сказал мне за сегодняшний вечер. [Идёт по лестнице, останавливается.] А ты не обидишься, если я тебе тоже кое-что скажу?
Маурисьо: Говори.
Изабелла: Если когда-нибудь исчезнут все деревья, и останется только одно… я бы хотела, чтобы это был тот палисандр.
<…>
Бальбоа: Ты не хочешь им говорить?
Бабушка: Ни за что. Я обязана им лучшими днями жизни. А теперь я могу сделать что-то для них. [Встаёт, зовёт громко.] Маурисьо! Изабелла!
Бальбоа: Откуда ты возьмёшь силы?
Бабушка: Это последний день, Фернандо. Пусть не видят меня побеждённой. Жизнь моя кончилась, но я стою. Как деревья.

Я очень долго думала о том, что же всё это значит. Такая короткая пьеса — и так много усилий, чтобы понять её. Есть много ответов, сегодня я выбираю один.
Можно превозносить искусство, например, палисандр, написанный кистью великого художника, — яркую картинку, которая лишь краткий миг совпадала с реальностью, а всё оставшееся время была ценна как воспоминание и мечта об утраченной красоте мгновения. Но реальность такова, что дерево живёт так же, как и умирает: стоя и молча — и в этом есть благородство, которое не сможет передать ни одна в мире кисть.
Можно превозносить искусство, например, обман Эухении Бальбоа, придуманный, чтобы не позволить разбить ей сердце, — яркую картинку, которая лишь одним единственным фактом поначалу совпадала с реальностью: у Эухении действительно был любимый внук. Но реальность такова, что сердце всё равно разбивается, и в том, как стойко Эухении продолжает отыгрывать роль счастливой бабушки, чтобы не разбить сердца поддельному внуку и его пока ещё поддельной жене, есть своё непередаваемое благородство.

Парадокс (и на него нельзя не обратить внимание — а значит, нельзя и прекратить думать об этом) заключается в том, что Касона всё-таки попытался передать это трудноуловимое чувство на сцене, посредством искусств — литературы и театра. Именно благодаря этому (обман в обмане) конфликт в пьесе так цепляет. Цепляться за пьесу продолжает и мысль: зачем автор это сделал?
Всем известно, что добрыми намерениями вымощена дорога в ад. Даже зная это, люди всё равно готовы рискнуть. И все эти штуки — вроде «обман во благо», «ложь во спасение», «я хотел уберечь тебя от боли» — априори относятся к тем самым добрым намерениям, которыми грешники выкладывают персональные мостовые. Поэтому когда читатель/зритель узнаёт, что Бальбоа хочет обмануть свою жену — ради её же блага, — ему кажется очевидным, на чём будет построен конфликт пьесы. Остаётся только дождаться финала и посмотреть, окажутся ли герои там, где положено быть грешникам, — в аду.
Ещё один парадокс заключается в том, что люди почему-то забывают истинный смысл этой фразы: в ад попадают те, кто только намеревается совершить добро, рай же открыт для всех, кто добро делает. Так и герои этой пьесы — позволяют обманывать себя и обманывают сами, потому что этим они действительно могут друг друга защитить. Желание сотворить для кого-то чудо, пусть даже и посредством обмана, — действительно может спасти и продлить чью-то жизнь. В ад попадают лишь те, кто ничего не делает.