4 Антрополог на Луне

Японцы, про которых все прочие земляне привыкли думать, что они-де особая форма жизни, процветающая в непроницаемом заповеднике эксцентриков, ни в коем случае не понятная для самого искушённого стороннего наблюдателя, сами эту легенду охотно культивируют, а также не прочь получить дополнительные сведения по этому вопросу из компетентных источников. Отец структурной антропологии, Клод Леви-Стросс, знаменитый небезуспешными попытками привести различное человечество к общему знаменателю и извлечь из него корень, - на роль celebrity quest star подходит как нельзя лучше. Не являясь сертифицированным специалистом-профессионалом по японской культуре (основное направление исследований - «коренное» население Америк), он всю свою долгую жизнь "оставался в любителях", был её страстным почитателем и неоднократно посещал острова по настоятельному приглашению коллег. Там он осматривал достопримечательности, с удовольствием кушал рис с водорослями, вёл приятные учёные беседы об истоках мифов, музыке, изобразительном искусстве и рассказывал японцам, почему они не такие как все. Те внимательно слушали.

Эта небольшая библиографическая диковинка (раритет?) (попробуйте найти — поймёте) — толково составленный сборник как раз тех самых речей, обращенных непосредственно к японскому учёному сообществу на симпозиумах и коллоквиумах, посвященных поискам легко усваиваемой гипоаллергенной самоидентификации. Осмысление вполне в стиле перипатетиков, тем более, что собеседники никаких контраргументов не выдвигают, лишь вносят порой вежливые ремарки, задающие должное направление мысли. Присутствовать на этом празднике хороших манер, тонких комплиментов и взаимного уважения — большая честь, сплошное удовольствие и ощутимая польза, если вы тоже вдруг задаётесь вопросами, в чем же, собственно, оригинальность японской культуры, как получилось, что веками изолированная на периферии ойкумены страна умудрилась стать "перегонным кубом цивилизации» и выдавать её чистейший дистиллят, «редкую и более тонкую сущность, чем те субстанции, которые перемешивала», почему только Япония не испытывает дискомфорта, сохраняя «равновесие между верностью прошлому и преобразованиям, порожденным развитием науки и техники», насколько соответствует действительности японофильский миф, что мудрые японцы живут в гармонии с природой и можно ли доходчиво перевести на местный язык погубивший европейцев лозунг старика Картезия: «Я мыслю, следовательно, существую». Но не стоит забывать, что вас сюда особенно не приглашали, вести себя прилично, подслушивать незаметно, конфетными обёртками не шуршать и не возмущаться излишней идеализацией и весьма вольными сближениями и противопоставлениями, не редактировать со своей колокольни чужое признание в любви, одобренное адресатом. Хозяин дискурса тут — Леви-Стросс, пусть и приглашенный. И если ему понадобилось вдруг конструировать биполярный мир, на глобусе которого существуют только Франция и Япония, то дипломатическому протоколу это нисколько не противоречит. «Две сходные формы критического ума развиваются на двух концах Старого Света» Ура? Конечно. Мысль о глубинном сходстве истории Гэндзи и «Новой Элоизы» Руссо преподносится как до неприличия банальная, у Энгра наблюдается тот же дуализм красок, что и на японских гравюрах, ставящие разум в тупик дзен-коаны вполне свойственны французской университетской традиции (изящная шутка), в «Опытах» Монтеня масса точек соприкосновения с буддизмом: «...как симметричный образ нас самих в зеркале. Мы обнаруживаем себя в каждой детали и тем не менее отражение не совсем тождественно нам.»

А то, что кастинг на роль зеркальных двойников с куда большим успехом прошли бы другие островитяне-эксцентрики: с империалистическими замашками в анамнезе, повёрнутые на традициях, не принимающие чужаков и всенародно празднующие день рождения королевы (нет, не муравьи) — неважно же, удовлетворять потребность японцев видеть своё отражение в глазах гайдзина позвали галльского Леви-Стросса, поэтичного, влюблённого и печального. И посулили ему за это 100 лет жизни.