4.5 Город Брежнев: хроника эпохи, роман-взросление, производственный роман.

Было мне годика четыре и стояли мы с мамой в бесконечной очереди за сыром, который в те времена считался дефицитным товаром и отпускался в строго ограниченном количестве. По справедливости, мы могли претендовать на двойную порцию, но такие абстрактные понятия, как справедливость, розничной торговлей советских магазинов в расчёт не принимались, а потому нам отпустили только один брусочек.
Мама возмутилась: «А ребёнку сыр не полагается? Ребёнок не человек, что ли?»
«Нет», – сказала, как гильотиной отрезала, продавщица гастронома.

Шамилю Идиатуллину в романе «Город Брежнев» удалось очень точно передать это унизительное и беспомощное состояние «не человека» в системе агонизирующего советского государства восьмидесятых годов.
Книга интересна прежде всего бережным и детальным воссозданием исторического контекста, в котором разворачиваются события романа. И мастерство автора заключается не только в упоминании знаковых событий и явлений того времени (война в Афганистане, запрещённое каратэ и пустые полки магазинов), но и в умении достоверно передать восприятие мира и образ мышления советского человека.

«Город Брежнев» не только своеобразные исторические хроники, но и в некотором смысле производственный роман. Главы, посвящённые КамАЗу, тяжеловаты для восприятия, но при этом очень динамичные и безумно интересные. Передовое предприятие отрасли, как и вся страна, жило и работало по двойным стандартам, когда возвышенные лозунги и заранее невыполнимые планы с треском разбивались о суровую экономическую реальность. И выкручивайся, как знаешь. Суетись, выбивай, договаривайся, но чтоб было.

В книге параллельно развиваются две сюжетные линии: тринадцатилетнего паренька Артура и его наставника – вчерашнего дембеля Виталика, который волею судеб попадает работать на КамАЗ.

Меня совершенно покорил Артурик – последний романтик эпохи, в котором чудесным образом сочетаются рыцарское благородство, детская ранимость и юношеский максимализм. Он толковый, чуткий и по-хорошему правильный парень, со своими задвигами переходного возраста и дворовыми представлениями о жизни. «Город Брежнев» во многом роман-взросление, позволяющий проследить постепенное превращение Артура из непоседливого ребёнка в молодого человека с твёрдыми убеждениями и чёткими приоритетами.

Если с Артуриком всё понятно буквально с первых страниц, то с Виталиком всё сложно и неопределённо. Прописан он уж больно непоследовательно: начинает за здравие, а кончает за упокой. Довольно невнятный и мутный персонаж, совершающий крайне противоречивые поступки и руководствующийся ущербной логикой солдафона. У него в голове какой-то непостижимый замес из афганского синдрома, тяжёлого детства и узкого кругозора. Но несмотря на всё вышеперечисленное, Виталик непостижимым образом умудряется положительно влиять на Артура и выручает его из всех передряг.

Одной из центральных тем произведения является ожесточение подростков в духе «Повелителя мух» и их междоусобные войны, переходящие в откровенную поножовщину. При слепом неведении и молчаливом попустительстве взрослых, задолбанных по самые гланды и разрывающихся между работой, домом и общественной нагрузкой. Может показаться, что автор утрирует ситуацию и намеренно сгущает краски, но в этом плане моногород Брежнев восьмидесятых мало чем отличался от рабочих окраин Петербурга девяностых, где ребята также собирались в дворовые шайки, устраивали разборки стенка на стенку, носили шапочки-петушки и не выходили на улицу без ножичка.

Повествование такое же, как воссозданная на страницах романа эпоха – серое, вязкое и удушливое. В него проваливаешься как под лёд и, либо отращиваешь жабры и начинаешь дышать, либо вовсе бросаешь книжку. Текст романа удивительно кинематографичен: словно не читаешь, а просматриваешь на диаскопе старые слайды, запечатлевшие уже такое далёкое и вместе с тем недавнее прошлое страны.

В конце очень тяжело расставаться со ставшими почти родными героями, понимая, какое «светлое будущее» им уготовано: уже где-то на горизонте маячит перестройка, Чернобыльская АЭС и распад Союза, поколение Артурика назовут потерянным, а такие высококлассные специалисты как его отец будут работать не в руководстве КамАЗа, а электриками в ЖЭКе… Хотя заключительные строчки романа звучат как гимн советскому человеку и вселяют какую-никакую надежду: «Но мы, наверное, что-нибудь придумаем».