4 Великая иллюзия

Возможны спойлеры! Потратив на эту книгу больше недели моего читательского времени, я так и не определилась до конца с ее оценкой. В планах она у меня лежала еще с тех времен, когда я прочитала «Воспоминания Элизабет Франкенштейн», так что приступала-то я к чтению с энтузиазмом, но…

Начинается книга со знакомства с главным героем – Джонатаном Гейтсом, человеком, которому обстоятельства его рождения прямо-таки предопределили весь жизненный путь – мама чуть ли не родила его в кинотеатре, так хотелось ей досмотреть в очередной раз «Унесенные ветром». И если поначалу его интерес к определенным фильмам, вроде "Найланы, девы джунглей", служит для подпитки его юношеских сексуальных фантазий, то позже, при знакомстве с кинотеатром «Классик» и его хозяйкой Клариссой Свон, его интерес к кино приобретает уже более серьезный характер. Его наставница выбрала совершенно безошибочный путь обучения молодого человека, совместив интеллектуальный интерес с сексуальным, поэтому все рассуждения о киноискусстве закрепились у бедного Джона на уроне базовых инстинктов.

Кроме первых сюжетных коллизий, автор с первых же строк обрушивает на читателя массу сведений об американском кино, поражая читателя своей способностью загрузить в художественный текст такое количество сведений академического характера. А потом в голову закрадывается мысль, что поразить-то он старался как раз не корифеев от киноискусства, их-то не поразишь, а таких, как я и большинство читателей, чайников, для которых узнаваемы в лучшем случае 20-25% из упоминаемых актеров и авторов (за что спасибо «Серебряному шару» Вульфа). И эта невеликая осведомленность читателя работает на популярность романа также, как работал мифический фликер в фильмах Макса фон Кастелла.

Макс Касл, как он себя стал называть в Америке - немецкий кинорежиссер, эмигрировавший в Штаты в 30- годы прошлого столетия перед Второй Мировой и станет интересом всей жизни Джонатана Гейтса. Эта любовь, начавшись с увлечения касловскими фильмами, превратится в одержимость самой личностью Макса Касла. Джона очаровывает странная атмосфера его фильмов, эта смесь ужаса и отвращения, которая ощущается во всех фильмах режиссера. Начав с серьезного кино, Касл потихоньку скатился к фильмам категории В про зомби, вампиров и прочую нечисть. И зачастую продвижению его фильмов на большой экран серьезно мешала как раз эта их особенность. Их запрещали, нещадно обкарнывали, вырезая самые одиозные кадры, но даже необходимость с каждым разом снимать всё более низкопробные фильмы, не мешала режиссеру сохранять в них ту же атмосферу.

Стараясь разгадать секрет такого необычного эффекта, Джон начинает охоту за фильмами Макса. Тут судьба посылает ему знакомство со стариком Зипом, который работал оператором у Касла и бережно сохранил множество его фильмов. Он-то и раскрыл Джону секрет творчества режиссера – использование в производстве фильмов технического приема, который он называл «фликером». Кстати, в оригинале роман Рошака так и называется. Источником авторского вдохновения здесь, несомненно, послужила теория Джеймса Викери о 25 кадре. И хотя современные ученые до сих пор ломают копья, то подтверждая, то опровергая эту теорию, сама задумка о воздействии «спрятанной» информации слишком соблазнительна, чтобы не использовать ее хотя бы в литературе.
В отличие от меркантильных целей изобретателя 25 кадра, фликер Касла давал предсказуемый и неизменный эффект – те самые отвращение и ужас. Но исследуя творчество режиссера, Джон не мог не задуматься над тем, зачем собственно, помимо усиления художественного эффекта, это ему понадобилось? Какова цель такого рода воздействия на зрителя у автора этих фильмов? И, как известно, ищущий да обрящет.

Этот великий соблазн – повелевать! С тех пор как цивилизация закрыла (а вернее, прикрыла неплотно) пути простого и грубого насилия, человеческий ум не перестает изыскивать способы подчинять людей воле того или иного «властелина» в опосредованной форме, а литература, как всегда, охотно откликается на актуальную тему, изобретая и описывая способы принудить к подчинению человека человеком. Тема эта неисчерпаема и кинематограф, а позже телевидение и без всяких фликеров предоставляют множество возможностей воздействия на человеческие умы. Это уже использовалось и в эпоху, когда творил Макс Касл, а со временем всякие дополнительные средства стали попросту не нужны – всё, что запрещала в его время цензура, со временем стало доступно и востребовано.

Рошак очень компактно разворачивает перед нами историю американского кино, захватывая с одной стороны эпоху Великого Немого, а с другой выходя практически уже на современное киноискусство. Эта масштабная кино-историографическая справка заворачивается в красивую обертку конспирологического сюжета. Как раз здесь на сцену выступают основные «кукловоды», у автора ими оказываются современные последователи катаров-альбигойцев, которые дожили до современности и с помощью своих сиротских приютов (привет Акунину!) под названием «Сироты бури», воспитывают новую касту повелителей мира со своеобразными конечными целями. Как выясняется, Макс Касл был одним из таких «сироток».

Вообще-то катары были последователями довольно мрачной средневековой ереси, которую папа Иннокентий III в XIV веке истребил в Альбигойских крестовых походах. О сути этого учения осталось мало информации и та лишь в архивах инквизиции, которая сжигала этих катаров на кострах. Поэтому каждый желающий может толковать их основную доктрину по своему разумению. До сих пор мне встречались очень лояльные этому учению толкования, а вот Теодор Рошак решил идти по линии демонизации катарской ереси и представил её последователей совсем в другом свете.
В основе катаризма лежит дуализм, то есть существование невидимого мира Бога и материального мира, сотворенного Сатаной и в котором мы живём. То есть по их учению "все, что исходит не из духовного источника, обречено на полную погибель и не заслуживает любви". Учитывая гонения, которым подвергались катары в те времена и способы борьбы с ними у Римско-католической церкви, их мрачная доктрина имела под собой основания. Из этого автор смастерил целый вселенский заговор, заключающийся в том, что с XIV века учение катаров выживало в безвестности, чтобы, улучив подходящий момент, уничтожить человечество. Причем его основная задача заключалась в том, чтобы отвратить человечество от воспроизведения себе подобных. В скобках замечу, что на мой взгляд, их методы слабоваты для обуздания основного инстинкта. Вообще-то я люблю конспирологические детективы, но их авторы всё сильно усложняют со своими теориями заговора по уничтожению человечества. Похоже, человечеству для этой цели никакие помощники не нужны.

Основная мысль автора о дуализме не только в религии, но и в искусстве – понятна, вот только воплощение сего постулата во второй части книги становится всё более и более тягомотным. Честно говоря, я плохо понимаю эту востребованность зомби, вампиров и прочей мерзости на экране (ну, далека я от этого, меня всегда в самые патетические моменты разбирает неприличный смех), в книгах и в других видах искусства. А тут на сцену выходят практически уже современные «творцы ужасного» в виде Саймона Данкла, преданного поклонника Макса Касла, имя которого намекает на связь с предполагаемым основателем дуалистических учений, героем одного из первых фильмов Касла – Симоном-Волхвом. У этого юного гения тоже из одного из приютов «сироток бури», отвратительное на экране уже почти не прячется в темных колодцах технических ухищрений, оно прёт на экран во всей первозданной своей мерзости (одна песня Вонючек чего стоит). И творения их становятся предметом уже не гонений, а восхищения определенной части публики, а за ней и критики. Мир уже почти готов к принятию их мировоззрения и вот тут-то вместе с героем и понимаешь, что "это" имеет все шансы поспособствовать приближению того самого Апокалипсиса. А я всё чаще начинаю ловить себя на желании отвлечься от чтения на что-нибудь более позитивное и сны по ночам мне снятся все более неприятные. Интересно, как Рошак это делает, ведь у него нет фликера?

Еще немного о главном герое, Джонотане Гейтсе. Поначалу герой безусловно симпатичен своей пылкой юной страстью к кинематографу и Клариссе, своей настырностью (в хорошем смысле) в сборе информации по захватившей его теме. Да и вообще он приятный такой мальчик, спокойный, наивный и доброжелательный. Но потом начинаешь замечать, что герой-то внутренне почти не развивается, а ведь перед нами проходит 15 лет его жизни. Наверное, это связано с выбранным им образом жизни – полное погружение в иллюзорное искусство почти не оставляет времени на все прочие жизненные потребности. И проводя полжизни в темноте зрительного зала, не очень-то захочешь выбираться из него к другим жизненным вызовам, ведь там почти также хорошо, как в темноте материнского чрева… и это затягивает. Исходя из такого развития образа, не очень логичен его личный "крестовый поход против альбигойцев". Но это позволяет автору блестяще завершить роман, ведь герой практически против своей воли пожизненно обретает то, к чему стремился. И здесь автор прямо-таки сует нас носом в аналогию с платоновской «пещерой идей», о которой я недавно читала у другого автора. А здесь в начале жизненного пути героя это был кинотеатр «Классик», а в конце – кинозал в пещере на острове. Можно еще вспомнить стремление Саймона Данкла прорваться на телевидение, где, как он говорит

Подлинный экран здесь — сетчатка глаза в черепной коробке. Черепная коробка — это пещера. Представьте себе душу, заключенную внутри ее собственного темного кинотеатра.

А вот сам Джонатан Гейтс так говорит об этом:

Я познакомился с работой этого гиганта в своеобразной пещере — вонючем киносклепе с названием «Классик». Теперь, сто лет спустя, где-то на краю рушащегося мира я входил в другую пещеру — уже настоящую — увидеть то, что он называет своим шедевром. В своих поисках я словно бы описал полный круг. Хотя и не совсем так. Круг превратился в нисходящую спираль, и я падал по ней в глубочайшую бездну.

Так что, хотя всё это и было несколько затянуто, завершил автор своё творение на высокой ноте, последую-ка и я его примеру.