5 Велика Россия, а отступать некуда

Начинать читать сиквел, когда первая часть очень понравилось, всегда немного страшно – а вдруг не оправдает надежд, вдруг будет хуже, и заодно испортит впечатление от первой книги. Это, однозначно, не случай "Тобола": обе книги одинаково сложно отложить, и каждое "ещё одну главу и всё!" заканчивается ближе к утру. Между собой книги тоже достаточно сложно сравнить в пользу какой-либо одной. То, что у автора получается хорошо, есть в обеих. А есть вот что

Масштаб и немасштаб
Сибирь огромна, и на её просторах через много лет после похода Ермака пытаются ужиться или наоборот изжить друг друга всякие разные люди: это и коренные народы остяки-ханты, вогулы-манси, и пришлые джунгары-калмыки, русские, татары, бухарцы, китайцы, и даже пленные шведы. Заняты они тоже разным: военные воюют, купцы ищут наживы, присланные столичные управленцы пытаются управлять так, чтобы и себя не обделить, и не попасться, священники обращают язычников в новую веру, язычники прячут старых богов, раскольники ищут способы коллективного самоубийства.

У всех в Сибири есть свой интерес и своя выгода. Конфликты этих интересов приводят к масштабным событиям, вроде войн, подковёрного изменения политической линии в отношении Китая, противостояния с джунгарами, провала гишпедиции на Яркенд. Основание Бухгольцем Омска, сейчас второго по численности города в Сибири, из сегодняшнего дня кажется значимым, а в книге упомянуто вскользь – солдаты разбитого войска, раздвинув границы России на двести вёрст, поставили острожек, чтобы хоть как-то умерить горечь поражения. А где-то далеко в то же время царь Пётр "созидает новую державу"... На контрасте со всеми историческими тектоническими сдвигами на сибирских просторах живут обычные люди со своими незначительными для Государства Российского заботами и радостями. И все эти нити - большие и маленькие – сплетаются в бухарский ковёр сюжета.

Герои и отсутствие героя
Первый план в книге занимают личности исторические. Это и губернатор князь Гагарин, и тобольский архитектон Семён Ремезов, и митрополит Сибирский и Тобольский Филофей. С Матвеем Петровичем Гагариным выходит, пожалуй, непонятнее всего. Он показан и через устроительство Тобольска, и через тёмные денежные дела, и через дружбу с Семёном Ремезовым. И из этого всего сухого остатка не получается – он не то крепкий хозяйственник, не то лихоимец, не то вообще сепаратист.
Владыка Филофей, наоборот, однозначен при всей неоднозначности темы с насаждением христианства и крещением инородцев, которое привело в итоге к потере культуры и этнической идентичности. Филофей – идеальное лекало для православного святого. Он обращает иноверцев в православие, но идёт к ним не с мечом, а со словом божьим, и даже когда вогулы встречают лодки стрелами:

– По лодкам бейте, не по людям! – громко сказал Филофей казакам.

Самый колоритный персонаж в книге – Семён Ульяныч Ремезов, архитектор Тобольска, историк и составитель карт Сибири. Мне показалось, что одна из задач Ремезова-персонажа - показать, как сам автор видит историю, сказать, что всё её часть:

Он, летописец Ремезов, удаляясь от суетности, описывал былое – судьбу Ермака, судьбу Тобольска, судьбу Сибири – и потому привык ощущать себя немного как бы Создателем: это он излагал историю, а не история излагала его. Он был могущественным судьёй событий, а не бессильной жертвой чужой воли.

А так Ремезов в семье – тиран, в покоях губернатора – упёртый скандалист, но главное в нём то, что больше всего на свете он любит своё дело:

Любимое дело и было восполнением неполноты, и восполнением стократ большим. В Тобольске нет кремля? Он сам построит кремль. Ему не увидеть Ермака? Он напишет о Ермаке летопись. Ему не побывать в Мангазее и Албазине, на Байкале и на Амуре, в Якутске и на Камчатке, в Мунгалии и Китае? Он составит чертежи. И чем красивее он это сделает, тем ближе будет к правде. Пределы судьбы преодолимы. Судьба – не каземат, и вокруг – божий простор. Надобно только жадно желать жить.

И вот из-за этого желания жить и любви к своему делу Семён Ульяныч достраивает-таки единственный каменный кремль в Сибири, они помогают ему пережить и смерть сына, и разлад с друзьями – дело оказывается важнее. Из-за этого же в финале книги, будучи глубоким стариком и едва оправившись от удара, он просит навигатора Петра Чичагова научить его рисовать ландкарты, и это самое духоподъемное завершение, которое только можно было выбрать.

Удивительно то, насколько человечными получились в книге исторические личности. Особенно пробирает финал главы "Родные люди", в котором Филофей и Ремезов месят тесто для блинов, чтобы Ефимья Митрофановна, жена Ремезова, которая слегла после смерти сына, опять захотела жить:

– Умрёт ведь Фимушка моя, – едва не заплакал Семён Ульянович.
– Может, покормить её? – как‑то простецки предположил Филофей.
Семён Ульяныч даже рассердился на такое глупое лечение.
– Разве ж мы не предлагали ей?
– А что она любит?
– Не знаю! – потихоньку понимая владыку, удивился своему неведению Семён Ульянович. – Всё ест… На Масленицу стопу блинов сметала.
– Давай тесто сделаем и блинов ей напечём.

Центрального героя в романе нет, и набор основных персонажей не ограничивается людьми, судьбы которых отпечатались в истории. Все, кто принимает участие в сюжетных перипетиях, выписаны детально и подробно. Все они разные, у каждого свои мотивы, и ни один из персонажей не отрицательный, просто правда у каждого своя.

Форма и смысл
"Тобол" – это, в первую очередь, очень качественный масштабный исторический роман, по градусу эпичности похожий на "Войну и мир". За текстом чувствуется огромная и очень детальная работа с материалом – от чтения приходится отвлекаться, чтобы найти тот или иной факт, прочитать побольше про проходного персонажа, посмотреть незнакомое слово. При этом книга сама по себе – это отдельная вселенная, населённая большим количеством героев, и эта вселенная больше похожа на отдельный мир какой-нибудь многосерийной фантастической эпопеи. Но у меня особое отношение к роману сложилось из-за того, что поверх эпичности и несмотря на то, что основные события диктует история, в нём осталось место для колдовства: не всё происходящее поддаётся логическому объяснению, живы еще старые мансийские боги а крещёный остяцкий князь вспоминает сказание о том, как Нуми-Торум создал всё.
Почти вся мистика книги сосредоточена в руках близнецов-остячек Айкони и Хомани, либо крутится вокруг них. К концу книги необъяснимого становится больше, а сюжет становится сумбурным, в разных местах скомкано и иногда бестолково гибнут персонажи: бухарцы топят в Иртыше Хомани, которая убила Ходжу Касыма, в вогульских болотах гибнут остяцкие князья Нахрач и Сатыга, тонет Новицкий, в верховьях Тобола Ремезовы убивают зайсанга Онхудая. Но даже это не портит послевкусие от книги.

То, что пунктиром проходит через оба тома книги – это притяжение Сибири. Для некоторых это любовь к родному краю, для других - любовь необъяснимая, а для третьих – страсть к познанию неизведанного:

Что ему надо? Зачем ему бросать всё и уходить с безумным мечтателем в дикие дебри? Там нет счастья. Там нет славы. Там ничему нет конца. А до возвращения в отечество сейчас уже рукой подать. Но отечество – данность. Отечество не выбирают. А ему, капитану Филиппу Табберту, судьба дарует возможность выбора.
Табберт горько усмехнулся. Что ж, тогда он выбирает Сибирь.