4.5

Любопытная книга о научном поиске (но не о неандертальце). Будет очень много всего – ранние мечты автора выделить ДНК из мумий, Восточная Германия, космополитические скитания по лабораториям, личная жизнь автора (в том числе нетрадиционная), но вот про древних людей почти ничего.

И это понятно, ведь речь о палеогеномике, о науке, крайне далекой от физических объектов, материальной культуры древних людей. Она может рассказать нам (и уже успешно рассказывает) о масштабных изменениях, о расселении человека и смешивании с другими формами людей. И все это по мельчайшим останкам (как в случае с денисовцем), по одной фаланге мизинца.

Поэтому не удивляйтесь вялому рассказу о злодействах Штази, о том, что профессор учил русский на военных сборах, готовясь допрашивать наших военнопленных, о том, что его мама сбежала из Эстонии от «советской оккупации». Еще он не любит фашистов, поэтому с настороженностью относился к старым профессорам в Мюнхене, многие из которых были членами НСДАП. Да-да, в конце 80-х – начале 90-х он вполне таких еще застал. Нельзя сказать, что в книге много политики, но все же она занимает изрядный слой повествования, вместе с борьбой за права геев.

Но все же важней современная наука, коммерциализированная и пропитанная борьбой за гранты и приоритет. Пэабо пишет о том, как выбивал деньги и ссорился с бывшими единомышленниками, как нанимал фирмы и расставался с ними в поисках более продвинутых технологий. О бюрократической машине (тут больше всего досталось Хорватии, чуть не помешавшей профессору реализовать мечту всей жизни о прочтении генома неандертальца), об академических условностях и прелестях (они тоже есть).

Любопытно, должно быть, работать в области, где технологический прогресс так стремителен, что его учитывают при составлении плана работ на ближайшие пару лет. Т.е. исследователь понимает, что при нынешнем уровне техники за год он сделает треть необходимых для прочтения генома существа операций, но более быстрые машины позволят прочесть оставшиеся две трети за второй год. Эта область действительно пережила (и вроде бы еще переживает) вертикальный прогресс, ученые еще не уткнулись в стену, которая остановит их до следующего витка знаний и техники.

Насколько я помню, в советской науке как-то и не ставили под сомнение происхождение человека современного их Африки. По словам Пэабо в западной науке противостояние мультирегионалистов и сторонников подхода «из Африки» только сейчас, после успехов палеогенимики, и разрешилось. Т.е. до сих пор там были сильны позиции тех, кто верил в возникновение схожих человеческих популяций из различных древних гоминид в разных частях света. Знаете, этот подход так недвусмысленно пахнет расизмом, что для меня странно, что он до сих пор если не доминировал, то просто котировался в западном мире.

Но это не волновало шведского профессора, волею судеб сделавшего свои мирового уровня открытия в Лейпциге. Он хотел, пользуясь генетическими технологиями, выделить из древних костей целый геном вымерших существ. И дело именно в том, что у него это несколько раз подряд получилось, с потрясающими научными и медийными последствиями.

Он не только установил, что в людях вне Африки есть небольшая неандертальская примесь, но еще и случайно, с помощью российских палеонтологов, обнаружил еще одну форму вымерших людей, тоже оставивших во внеафриканском человечестве свой след. И достались эти открытия ему в большой, тяжелой борьбе с техникой, с загрязнениями образцов, с бюрократией и просто с самим собой. Думаю, что Сванте Пэабо – счастливый человек.