5

«Прилежный аккомпаниатор».

«…частями смешно, а в целом серьезно».
Леонид Костюков

Считается, что для Кибирова характерны насмешка, пародия, установка на скрытое и открытое цитирование как классической литературы, так и советских идеологических или рекламных штампов. В то же время Е. Фанайлова отмечает: «Кибирова все почему-то считают ироничным и остроумным поэтом. Между тем он типичный моралист». Мнения критиков об этом авторе до сих пор высказываются самые противоречивые. Например, С. Гандлевский утверждает, что он «поэт воинствующий. Он мятежник наоборот, реакционер…», а Н. Александров – что поэтике «робкого Кибирова» свойственна «декларированная застенчивость, нежность, чуткость и ранимость…».
Так каков же он на самом деле – поэт Тимур Кибиров? Попытаемся разобраться на примере книг его стихотворений – «Парафразис» (1997) и «Нотации» (1999).
«Парафразис», пожалуй, прежде всего удивляет, даже шокирует. Первое стихотворение книги – «Игорю Померанцеву. Летние размышления о судьбах изящной словесности (вторая редакция)» - начинается строками:

Нелепо сгорбившись, застыв с лицом печальным,
овчарка какает. А лес как бы хрустальным
сияньем напоен. И даже песнь ворон
в смарагдной глубине омытых ливнем крон
отнюдь не кажется пророческой. Лесною
дорогой утренней за влагой ключевою
иду я с ведрами. Июль уж наступил.

Столь резкое несоответствие картин, образов и слов, в которых они воплощаются, вызывает не то смех, не то отвращение. И этой тональности Кибиров придерживается до последних строк книги. Через ее призму автор осмысляет и оценивает происходящее в современной ему и читателю России, касаясь различных сфер человеческой жизнедеятельности:

Меж тем семья растет, продукты дорожают,
все изменяется. Ты, право, б не узнал
наш порт пяти морей. Покойный адмирал
Шишков в своем гробу не раз перевернулся
от мэрий, префектур, секс-шопов. Развернулся
на стогнах шумный торг – Гонконг, Стамбул, Тайвань
соблазнов модных сеть раскинули и дань
сбирают со славян, забывших гром победы.
Журнальный балагур предсказывает беды.
А бывший замполит (теперь политолОг)
нам демократии преподает урок.

В своих стихотворениях Кибиров постоянно обращается к классике, и, несмотря на грубовато-насмешливый тон, о котором уже говорилось выше, в них не чувствуется отрицания ее. Скорее Кибиров по-своему приобщается к вековому наследию русской культуры.
Это отчетливее ощущается в его «книге новых стихотворений» - «Нотации». Здесь читатель уже не найдет «очень длинных повествовательных стихов», о которых говорила Е. Фанайлова: строки короче, некоторые стихотворения могут состоять из одного четверостишия. Но авторская позиция в этой книге выражена более полно, приобретает ясные очертания. Возможно, в этом многие критики и видят стремление Кибирова к нравоучению.
С первых же строк поэт заявляет:

Время итожить то, что прожил,
и перетряхивать то, что нажил,

– тем самым подчеркивая зрелость «Нотаций».
В этой книге поэт размышляет о судьбе уже не только России, но и Европы, не только отечественной культуры, но вообще мировой:

Если бы Фрейду бы вылечить Ницше,
вместо того чтобы нас поучать,
если бы Марксу скопить капитал
и производство организовать
ну там, к примеру, сосисок
вместо социализма –

то-то бы славно зажили они,
счастливо прожили б долгие дни
и в окруженье жены и детей
мирно почили в кровати своей!

Только вот мы б не узнали тогда,
как нас влечет нашей мамы постель,
мы б не узнали, сосиски жуя,
то, что Бог умер, тогда никогда.

Вот ведь какая беда.

Очевидно, что насмешливому и подчас даже грубому тону рассуждений Кибиров остается верен и в «Нотациях». Еще одно подтверждение этому – очередная (далеко не единственная) колкость в адрес чрезмерного увлечения современного общества фрейдизмом:

Какой это символ? – скажи мне, мудрец.
Неужто фаллический тоже?
А с виду не скажешь. Совсем не похоже.
Ишь, как затаился, хитрец.

Но «Нотации» особенны тем, что в них появляется и лирическая линия:

Можно я все же скажу –
на закате
в море мерцающем тихо
застывшие лебеди.
Целая стая.

Я знаю,
пошло, конечно же! –
но ты представь только –
солнце садится,
плещется тихонько море,
и целая стая!!

Кроме того, в «книге новых стихотворений» Кибиров пытается определить, какое место его творчество занимает в мировой поэзии:

Это, конечно же, не сочинения
И не диктанты, а так, изложения.

Не сочинитель я, а исполнитель,
Даже не лабух, а скромный любитель.

Кажется, даже не интерпретатор,
Просто прилежный аккомпаниатор.

Так и писать бы:
«ПОЭТЫ РОССИИ И МИРА
аккомпанирует Т. Ю. Кибиров на лире».

В Шубинский писал: «Публика и критика дали Кибирову основания считать себя гением… Кибиров, что ни говори, был рожден поэтом, но – маленьким-маленьким… И стал он большим – если не в художественном, то в социокультурном измерении. Сейчас уже он большой, пожалуй, лишь на свой собственный взгляд. Волшебство закончилось. Но при маленьком росте он сохранил повадки уставшего от подвигов великана». Что ж, доля истины в этом есть.
Но уместно ли столь категоричное суждение о Кибирове? Ведь и в «Парафразисе», и в «Нотациях», несмотря на все различия этих книг, грубость и злая ирония, своеобразный эпатаж не являются отрицанием окружающего мира и превознесением «Я» поэта. Это все – лишь попытка обратить внимание читателя на то, во что превращается мир вокруг, попытка пробудить своих современников от равнодушия:

Если долго не курить –
так приятно закурить!

И не трахаться подольше
хорошо, наверно, тоже.

Может, если не пожить,
слаще будет дальше жить?

Так ведь ты подумай, милый,
сколько ж мы уже не жили?

С сотворенья мирозданья
мы с тобою жизни ждали.

Воздержанья вышел срок.
Так живи уж, дурачок.

И неужели призыв жить, пока эта жизнь дана тебе, можно расценить как морализаторство?
«Поэта — любой эпохи и любой страны — вдохновляют одни и те же вещи: любовь, смерть, жизнь, Бог, Родина», – сказал в одном из интервью сам Тимур Кибиров. Таким образом он еще раз подтвердил, что не отрекается от культурного наследия предыдущих эпох, не высмеивает его как бессмысленное и бесполезное для современности, не ставит себя превыше всего, что было и будет в литературе. Скорее наоборот – он по-своему стремится вернуть классику в наше искусство, в нашу жизнь, и в этом видит свое назначение «аккомпаниатора». И здесь трудно не согласится со словами С. Гандлевского о Кибирове: «Образно говоря, буднично одетый поэт взывает к слушателям, поголовно облачённым в жёлтые кофты». В таком положении нет ни капли робости или ранимости, о которой заявляют некоторые критики, в нем –смелость, решительность, уверенность в правильности своего выбора, осознание своей миссии как поэта:

От Феллини – до Тарантино,
от Набокова – до Сорокина,
от Муми-тролля
до Мумий Тролля –
прямая дорожка.

Но можно ведь и свернуть.