5

Прочитала, наконец, быковского «Пастернака». Вот уж действительно большая книга. Честно говоря, я осталась немного разочарована. Хотя, конечно, вызывает уважение и даже восхищение огромный труд, проделанный автором. Меня несколько смущает жанр литературоведческой биографии, когда «домыслы» и трактовки критика плавно перетекают в жизнеописание и наоборот. То есть, это скорее книга о творчестве Пастернака, чем о его человеческой жизни. Вообще, ЖЗЛ при всей своей фундаментальности и гарантированном качестве – это какие-то уж больно «целомудренные» биографии. «А из зала кричат – давай подробности!» :) В этом смысле совсем уж анекдотично выглядит захваленная критиками жезеэловская биография Бродского от Льва Лосева (собственно и захваленная как альтернатива бесконечным воспоминаниям многочисленных «лучших друзей» поэта). Ну уж совсем никакой личной жизни – одно сплошное творчество и социальные обстоятельства, его обусловившие. «Непростые отношения с Мариной Басмановой» - это практически все, что написано о той мучительной и долгой любви, благодаря которой появились стихи, принесшие Бродскому известность. Наверное, про творчество и у Лосева, и уж конечно у Быкова все написано литературоведчески безупречно, и их вклад в науку весом, но где же биография? Читатели-то, покупая ЖЗЛ, не жаждут получить вместо жизнеописания критический том.
Быков все-таки дает свой, очень авторский, портрет Пастернака, пытается, соединив его внутренний мир, воспринятый через стихи, письма и реплики, сохранившиеся в памяти современников, с фактами биографии, показать читателю «живого» Патренака, плюс передать атмосферу эпохи. Местами читается как детектив. Но все равно раздражает ощущение, что автор знает гораздо больше, но недоговаривает, чтобы не опускаться до сплетни и не понизить степень фундаментальности собственного труда.
А мне при чтении подумалось о том, что в те времена, когда мы читали поэтов запоем и отношение к стихам было горячечным, на хрестоматийный вопрос «Пастернак или Мандельштам? Цветаева или Ахматова?» я однозначно отвечала «Мандельштам! Цветаева!»… От этих «жизняночка и умиранка» просто голова кружилась. Пастернак казался слишком многословным, слишком «гладким», чуть ли не старомодным (за исключением, пожалуй, живаговских стихов). Теперь же, при отношении к поэзии почти равнодушном, совершенно ясно, что мировоззренчески Пастернак гораздо ближе. Гармоничность его мира и отношения к жизни понятнее и роднее, чем бесконечный надрыв и античная трагедийность. У Пастернака трогательное сочетание мудрости и наивности. Вообще, он вместе с Ахматовой продолжает линию Пушкина в русской литературе, тогда как Цветаева и Мандельштам – лермонтовские наследники. Хотя это, наверное, очень упрощенное и избитое разделение. Стихам как-то совсем не осталось места в жизни, из разряда необходимого они перешли в разряд дополнительного.