3.5 Игра на понижение

Кажется, пришла пора знакомиться. Меня зовут Вика, и я... да, и алкоголик тоже. Но важнее то, что я блондинка. Можете представить мою радость (а и заодно и степень везучести), когда всемогущий рандом предложил на выбор большую книгу про художников или маленькую про экономическую теорию. Еще был Делез, но один том Делеза у меня уже есть: он вполне годится для пускания инста-пыли в глаза или кухонных битв с тараканами. А у меня нет даже тараканов. Да и кухня не моя, потому что от моей, строящейся рядом со свалкой на Коменде, построили только свалку. Я люблю платья, корейские мелодрамы и красный лак для ногтей. Я не люблю политику, экономику, а мою любовь к философии убил преподаватель-шовинист на первом курсе университета. И если вы сейчас подумали, что все это абсолютно лишняя информация в игре на 200+ человек, то нет. Просто книга «Мистер Смит и рай земной» написана будто специально для меня.

Георг фон Вальвиц делает примерно то же самое, что пару лет назад мы могли наблюдать в фильме «Игра на понижение», где Марго Робби, утопая в мыльной пене, рассказывала про финансовый ипотечный пузырь, а Селена Гомез на примере игры в казино пыталась объяснить что-то про ставки на CDO. «Изобретение благосостояния» написано дружелюбным и абсолютно ненаукообразным языком. Более того, автор всеми силами старается сделать чтение увлекательным, не гнушаясь байками про тех самых людей, которые за пару веков создали современную экономическую теорию. Вот выскочка Вольтер неудачно получает по морде, сбегает в Англию и рьяно начинает строчить философские письма об отсталости Франции и необходимости буржуазной революции. Вот пучеглазый Адам Смит трясет головой под маминой юбкой и ему является невидимая рука рынка. А вот Йозеф Шумпетер разъезжает по нищей Вене в открытой карете с блондинкой на левом колене и брюнеткой на правом, рассуждая в перерывах о созидательном разрушении и пассионарности предпринимателей. Все это безобразие выглядит так, будто четвертая стена сейчас рухнет, и пролетарии всех стран начнут строить баррикады из томов Делеза.

Дополнительного плюса к карме Вальвиц заслуживает благодаря множеству литературных отсылок. И дело не ограничивается достаточно предсказуемым анализом библии либертарианцев «Атлант расправил плечи». Вальвиц вполне логично выводит неолиберализм из романов Кафки. Последние, с их вязкой боязнью бюрократии, повсеместного и порой сюрреалистичного вмешательства государства во все сферы жизни, послужили почвой для анархистского «Движения чаепития», с которым были тесно связаны и либертарианцы. Чтобы доступнее проиллюстрировать достаточно далекое от нас начало ХХ века, Вальвиц подробно прослеживает, как всеобщая алчность оживает на страницах, например, «Отца Горио» Бальзака. Или как «капитал пьет кровь бедняков» в «Жерминале» Золя. Тем самым он анализирует такие социально-экономические последствия индустриализации, как обезличивание труда, всеобщую механизацию и зреющее бездушие. А прежде чем приступить к разбору теорий Кейнса, Вальвиц подробно исследует героев Томаса Манна, чья мягкотелость и склонность к саморазрушению приводит мировому экономическому кризису.

Кроме забавного преподнесения биографических фактов и игры с литературными отсылками, Вальвиц уделяет значительное внимание анализу каждой эпохи, в которую возникали рассматриваемые им теории. Отчаявшаяся Virginia Company позволяет родиться в Джемстауне современной демократии, чтобы Смит и Рикардо смогли создать свои труды. Первые буржуазные революции в Европе приводят не только к смене правящих классов, но и к растущему чувству неудовлетворенности тех, кого благосостояние миновало. На этой почве зреет и натурфилософия Руссо, и утопизм Сен-Симона, и анархизм Бакунина. Разруха Первой мировой, Великая трансформация, а затем беспечное возвращение золотого стандарта, биржевой крах и наступление Великой депрессии подталкивают Кейнса к переосмыслению теории Адама Смита и изобретению новой модели, приспособленной к изменившемуся нестатичному миру. Политическая обстановка, царящие умонастроения и даже желание среднестатистического человека приобрести автомобиль на кредитные средства – все это рассматривается не менее пристально, чем голые научные тезисы. Вальвиц стремится объяснить не просто экономические законы, но и саму природу и необходимость их появления. Показать, что передовые взгляды Вольтера устарели не потому, что в свое время он ошибался, но просто потому, что его время прошло. Автору не чуждо изрядное упрощение и популизм, но и назвать «Изобретение благосостояния» пустышкой было бы большой ошибкой. Это очень, извините за нецензурную брань, постмодернистский подход, когда игра на понижение ведется вполне осознанно. Выбранная форма повествования, быть может, не слишком серьезна, но хорошее чувство юмора всегда симпатичнее унылого снобизма.