3

Продолжение прекрасного исторического романа "Я, Клавдий". Первая часть закончилась тем, что Клавдий, неожиданно для самого себя, стал императором древнего Рима. Здесь же повествуется о времени его правления вплоть до его смерти. Книга значительно слабее первой части. Если "Я Клавдий" - это роман, который просто невероятно интересно читать, настолько описываемые там события удивительны - правление извращенного Тиберия, беспредельно жестокая Ливия, правление обезумевшего, возомнившего себя богом Калигулы, то во второй части уже больше политики, дискуссий, градус накала значительно ниже. Клавдий был хорошим императором и хорошо правил страной, сделал много полезного, его любил народ. Мне, как любителю древнеримской истории было весьма интересно и познавательно это читать, но, к сожалению, данный том не идет ни в какое сравнение с первой частью. Если там Клавдий был нелепый заика, фрик, который чудом избегал насильственной смерти, грозившей ему множество раз, то здесь он просто император, которому не грозит ровным счетом ничего, во всяком случае ничего неожиданного. Аналогично и стиль повествования - там был нервный, необычный, дерганый рассказ странноватого любителя истории, который исподтишка записывал правду о своих родичах, то здесь это просто основательный пересказ своих деяний от человека, который уверенно и твердо занимает свой пост и правит империей (в первой половине своего правления) и безучастно взирает на все (во второй половине). В книге приводится уйма информации о правлении Клавдия, приводятся целиком письма из его переписки с царем Иудеи Иродом Агриппой и его генералами, приводится описание праздников которые он устраивал, судов, которые он вел, эдиктов, которые он издавал, словом, воды столько, что читатель может в ней запросто утонуть. Из важного и интересного - завоевание Британии, удивительная история становления и царствования Ирода Агриппы и развратная жизнь Мессалины. В общем-то все, как-то не густо. В конце постаревший и безучастный ко всему Клавдий, отдавший империю в руки своей четвертой жены и своих вольнотпущенников уже не вызывает ни сочувствия, ни участия.