3.5

Ох уж эти Диккенсовы девочки-ангелы, честные мальчики, кроткие старики.
Иной раз хочется их взбодрить, раскрыть глаза, подтолкнуть от этой скромности, простоты к дерзкому бесстрашию, проповедуемому современной литературой. Но многоуважаемый Чарльз верен себе. Он ведет своих героев Божьими тропами, а эти тропы всегда бесхитростны.
Сперва было скучно. Где схватки? интриги? решительные действия?
В части, где Нелл и её дедушка путешествовали, а попросту - бежали от проблем, стало любопытнее. Живописные леса, пустынные дороги, редкие поселения, на окраине каждого из которых всегда живут такие же милые, добрые существа, готовые поделиться последней краюхой, подвинуться на единственной крохотной кровати. Да всё в таких описаниях, что могу с уверенностью говорить друзьям, что сама на пару дней выбиралась на природу. (Для книжных людей книжная природа порой ближе и доступнее той, заоконной, потому что ее можно воспринимать словами. Тут не объяснить, только знать, как это, или не знать.)
Затем потекли будни мерзкого Квилпа, дуэта Брассов и нечто, похожее на цирк имени Дика Свивеллера. Между ними, как бисквит в торте с большим количеством коржей, проскальзывали Кит, миссис Набблс, семья Гарлендов. Здесь меня опять постигла удрученность. Быть добрым - правильно и похвально. Но быть слепо добрым по отношению ко всем, в том числе отнюдь не добрым, хитрым и изощренным, товарищам необъятной планеты! Праведный гнев и бессилие - все, что я постигаю при чтении Диккенса из раза в раз.
Интерес вернулся ко мне основательно при возвращении к "прогулке" Нелл и ее спутника после их знакомства с партнерами-лицедеями, зарабатывающими на спектаклях про Панча. Когда же маленькая главная героиня примкнула к паноптикуму, мне захотелось оставить их в этом добром, прибыльном и захватывающем месте, придумав им свое будущее. Диккенс им такого будущего не желал.
Тему карт и заговоров стоит приоткрыть только для того, чтобы утешить: все получили по заслугам.

К концу книги я успокоилась - больше не хотелось ни схваток, ни героизма. Коснулись и меня спокойствие и смирение, которым начинены как порохом, кхм, как сладкой начинкой все полсотни страниц.
Быть добрым ко всем - а там если не Диккенс, кто-нибудь точно изобретет для меня мирный финал. Так это работает, видимо, - быть сказочником: не выпускать из объятий и не останавливать слов, пока читатель не проникнется радостью тихого бытия, бытия самого по себе.

P.S. Читать после динамичных, героических фэнтези все же не рекомендую.
P.P.S. Сколько же у Диккенса слов! В мире, где все привыкли изъясняться тремя словами, два из которых зачастую не встречаются в словарях, а третье это "я", Диккенс - свет и учитель. Как же я люблю этот язык - многогранный, текучий, изобретательный.