5

Пролог: это одна из прекраснейших книг, какие я читал за всю свою жизнь.

Я стараюсь по жизни избегать психически неуравновешенных людей, потому что сам не очень-то твёрд и уравновешен, и если случится привязаться к таким, то скорее они утянут меня в своё болото, нежели я их оттуда вытащу. И вообще чаще всего каждый кулик своё болото хвалит, и покидать его не желает. Да если б даже и желал — невозможно человеку со здоровой логикой понять логику человека покоцанного, и своей, здоровой логикой, помочь. Не работает.
Поэтому книгу эту я брала в руки с очень большим скептицизмом, а начитавшись некоторых рецензий — даже с отвращением и заранее выработавшейся неприязнью к главному герою.

И в самом деле, поначалу я долго не могла понять, зачем и о чём (кроме нечта страшного, что случилось в детстве с Джудом) эта книга, зачем оно всё так тянется, перескакивая с одного персонажа на другого, зачем она такая толстая, когда о детской травме можно было бы рассказать произведением раза в три меньше.
Кто-то на обсуждении в клубе сказал, что сначала сочувствовал герою, но каждое очередное напоминание Янагихары стало восприниматься как понуждение к сочувствию, и сочувствие пропало. Слушайте. Вот вам говорят, ваш сосед болен, скажем, раком. Бедняга — восклицаете вы и заедаете кофе печенькой. Вокруг же сейчас столько людей болеет раком, вот и газеты пишут всё время, и голубой ящик рассказывает, и радио все уши продолбило. И в конце концов, кошку кормить надо, с утра голодная ходит и кусается. Бац — ещё один звонит и сообщает ту же новость, 4-ая степень. Дааа, несчастье — соглашаетесь вы, перепрыгивая через кошку, чтобы не наступить. Достаёте рыбу из холодильника. И вдруг слышите за стеной вопли и стоны. Что, не ждали? По-новому ощутилось, что-то затрепетало? Так вот, разговоры о боли, травме, проблеме — всего лишь разговоры, они не передают самой боли, и в наше время техногенных катастроф, мутировавших инфекций и массовых смертей сообщение об очередной проблеме конкретного человека не вызывает никаких эмоций. Мы не виноваты в этом, разве что в устройстве мира, которое таково, что психика вынуждена возвести брандмауэр против сотен тысяч подобных сообщений. И Янагихара не просто повторяет, повторы были только в начале (и тогда меня да, жутко бесило незнание причин) — а потом она всё больше и больше приоткрывает завесу, и пробивает этот брандмауэр нашей психики. Ну, моей — пробит, не у всех так, конечно. Но у кого-то пробит, и это великое дело сделала Янагихара. Она смогла достучаться до нас, привычных ко всему людей с замылившимися глазами.
Расскажи она сразу — мы бы не прочувствовали.

Пока я читал, я клял Джуда во всех смертных грехах, за то, что он не ценит своих друзей, что эгоистично на них паразитирует, что любит страдать… Я не понимал, за что его любили друзья… Но Виллем говорит, что из всех возможных профессий Джуда думал в том числе и о психологе: как хорошо он умел всех их утешить. Он вообще много чего умеет.(О чём я могу только мечтать, печеньки, например). И в отношении к своим друзьям он очень смелый и ответственный, но почему-то видеть это я начала лишь после того, как он собрался увести Джей-Би подальше от Джейкоба, и открыто это перед тем признал, когда выхода не осталось. Но тут уже Джей-Би занырнул поглубже в своё болото…

С Калеба меня начало колбасить. Калеб не мразь, а тоже несчастный человек, тоже со своими комплексами, и когда оказывается, что человек, которого он выбрал в партнёры, инвалид (а инвалидность — его больное место, то, что выводило его в его родителях) — он тоже слетает с катушек. Плохо обоим. Этот отрывок скорее показательный: в кого ни ткни — у каждого в душе свой скелет в шкафу. Джуд, конечно, был крайне неосмотрителен, посчитав, что случайный посторонний сможет его принять и понять лучше друзей. И когда становится ясно, что нет, что утаиваний и лжи там ещё больше, он просто не может уйти, потому что это — тот единственный шанс, который он впервые за 25 лет к себе подпустил. О второй попытке для него не может быть речи.

Эта книга не о дружбе или любви. Там прекрасная мысль приходила в голову Виллему, что мы называем друзьями нескольких людей, но ко всем к ним относимся по-разному, и эти разные дружбы нельзя сравнивать, они не равны одна другой. Отношение к кому бы то ни было всегда будет иным, чем к остальным людям. И всех своих друзей мы по-разному любим. Вообще, наверное, нет конкретного интервал дружбы, за которым начинается недружба. Есть точки, включающие в себя набор наших представлений о чувствах, а всё пространство справа и слева от них — оттенки, градации. На такой шкале приязни можно расставить всех знакомых людей. Любопытно было бы сравнить сосредоточение людей на шкалах интровертов и экстравертов.

Что до обвинений Джуда в несамостоятельности, инфантильности и эгоизме — исходя из первых 15 лет жизни он принимает абсолютно взрослые и единственно верные для себя решения, при которых только и возможна дальнейшая жизнь. Он изначально знает, чего хочет, и стремится к этому. Но чем дальше он живёт, тем дальше от него становится его прошлое, тем больше появляется впереди развилок для возможных вариантов развития событий. Выбрать — сложно.

Книга такая, что её невозможно читать взахлёб. Останавливаешься, откладываешь этот ужас. Продолжу потом, говоришь себе, ждёшь, отвлекаешься. Много раз за время чтения становится так дико, что хочется подойти к живому человеку, тронуть его: вот оно, живое, нестрашное, неужасное, нежестокое, всё хорошо.

Конец книги вопреки ожиданиям, спокойный. Так оно и должно было стать, так и ожидалось. Самый жуткий момент, конечно — с разбитой тарелкой.