5 Где все мы будем счастливы когда-нибудь

Я  в поезде,  попутчицы подобрались  славные, нам хорошо вместе, болтаем, смеёмся. До времени, когда самое приятное общество становится утомительным; кстати вспоминаю, что на книжку залита аудиоверсия романа "Моя рыба будет жить" в исполнении Игоря Князева, а он самая большая любовь среди людей, читающих книги. Включаю, слышу голос, обмираю и плавлюсь, говорю: Меня не беспокоить, у меня свидание и... Полчаса спустя понимаю, что наслушалась.

Глупая, претенциозная японская девчонка, которая не то работает шлюшкой-официанткой, не то одержима манией суицида, да ещё то и дело приплетает везде свою просветленную прабабку монахиню ста четырёх лет. Зажрались они в своей экономически чудесной Японии. А эта канадка Рут с её учёным муженьком, с котом Шрёдингера, флотсоном и джетсоном, рукописью, найденной в бутылке. Нет, пойду-ка я с девочками поболтаю.

И книга отложена почти на неделю, а снова взяться за неё заставляет лишь переразвитое чувство долга. Какое-то время прямо-таки кажусь себе мученицей за литературу. Пока Нао не начинает рассказывать про переезд В Японию и про идзимэ. Это как удар под дых. Да как же, - думаешь? Как такое возможно? То есть, в том, что всякое бывает, ты не сомневаешься, как и в том, что объектом травли можно стать в самых разных обстоятельствах, а любой сопутствующий фактор:  отличие в росте, возрасте, комплекции, слабое владение языком, незнание оптимальной в данном сообществе линии поведения, отсутствие связей, невписанность  в стаю из за недостатка  финансовой возможности покупать одёжду и гаджеты - ах, да мало ли, а у девочки в комплексе. Но так мучительно и жестоко, нет, думаешь, так не может быть. И понимаешь - может.

Одного  эффекта эмоциональной волеченности было бы довольно, чтобы сделать книгу яркой и запоминающийся, но это лишь начало. Дальше развернется масштабная картина, где будет место материкам мусора, дрейфующим в мировом океане, плейстоцену и миоцену, катастрофе 9/11, доткомовскому пузырю (гуглишь), Альцхаймеру, теории суицида, цунами и аварии на Фукусиме (вспоминаешь, дивишься, как недавно и давно это было), прустову "Потеряному времени", пилотам камикадзе, крохотному буддистскому храму (хотя обряды, которые отправляет прабабушка Дзико подозрительно напоминают синтоистские), проблеме экзогенных и эндогенных лесопосадок в Канаде, чересчур комфортному для пользователей интерфейсу компьютерной программы, японским баням и серным ваннам, оригами, индустрии развлечений, структуре образования, квантовой физике, городским отшельникам  хикикомори...

И если вы подумали, что невозможно объединить все перечисленное в рамках единого повествования без того, чтобы получилась куча-мала, вы глубоко ошибаетесь. Роман Рут Озеки точек, чёток, сюжетно и  логически безупречен, удивительно прост для восприятия без ущерба для сложнейшего смысла. Вот  японская девочка Наоко, она терпит ежедневные издевательства в школе, живёт с родителями в квартире размером с гардеробную прежнего американского дома, у неё нет ни единого друга в целом свете; мама прежде погружается в собственные переживания, после с головой уходит в работу; папа раз за разом пытается покончить с собой. Вот американская писательница Рут, женщина сильно на возрасте, живущая с нездоровым и финансово неуспешным мужем на маленьком канадском острове, она боится впасть в маразм, как это случилось в свое время с её матерью, ей панически страшно утратить возможность писать и она как раз сейчас в затяжном творческом кризисе. Скажете, всё получше, чем у Нао? Соглашусь. Однако чистым незамутненным счастьем это не назовёшь, правда? 

Вот мальчик студент, живущий в Токио 1943 года, ему всего девятнадцать, он свободно владеет французским, читает на английском и немецком, любит маму и двух сестер, ненавидит войну. И ему судьба стать пилотом-камикадзе. Ну. потому что деваться все равно некуда: так и так погибнешь на этой идиотской войне, но если добровольно выберешь жребий "небесного солдата", тебя посмертно повысят в звании на два чина и станут платить родным пенсию, что позволит им не умереть с голоду. А как армейская жизнь? Плохо, ребята, так плохо, что по сравнению с буднями вчерашнего мальчика из хорошей семьи, идзимэ над его внучатой племянницей могут показаться детскими забавами. Каково это, терпеть всякий день издевательства; знать, что скоро мир, который есть ты, взорвется, не оставив за собой горстки пепла; а все, что останется по тебе родным - шкатулка с листком бумаги, на котором написано "останки". И мама откроет шкатулку, вытряхнет этот клочок, прочтет, а после будет смеяться и смеяться, и смеяться. Потому что только писатель, человек, знающий толк в словах, а она писатель, может оценить невыносимую горечь шутки - слово полностью заменило человека.

Об этой книге можно говорить много, но не вижу смысла - никакие слова не заменят счастья читать или слушать ее. Я только одно скажу напоследок. Множественные миры, описанные Хью Эвереттом существуют, мы все путешественники между погранично близкими мирами, отличия между которыми столь микронны, что заметить их может лишь очень тренированный взгляд. Мы все то и дело соскальзываем из одного в другой и я не раз в этом убеждалась. И все мы, в той или иной степени, запутанные частицы друг друга, и существует мир, где все мы будем счастливы. Когда нибудь. Бог даст.