4.5 Союз поэтов

Вадим Вацуро написал книгу об альманахе Дельвига и Пушкина, которую, быть может, даже и не заслужили ни Дельвиг, ни тем более Пушкин. Книга эта представляет собой ценность уж точно ничуть не меньшую, чем сам альманах, и читать ее увлекательнее иных художественных романов.
Вацуро пишет легко и вдохновенно – по слогу, не по количеству усилий, – как писал, может, Гоголь. Его слог взял лучшее из двух эпох – первой половины XIX века и конца уже XX века, и эта аккуратная, изящная связь уносит в описываемое время, не отдаляясь от читателя анахронизмами. Удивительное дело: мы будто сами толпимся с Дельвигом и Гречем у кронверка Петропавловской крепости при исполнении приговора декабристам, сами переплетаем изящные книжечки в осьмушку, с гравированными картинками и виньетками – альманах «Северные цветы», сами мчимся в колясках и бричках из Петербурга в Москву, в Михайловское, на Кавказ. Восстановленная по обрывкам фраз, намекам между строк, сохранившимся письмам и публикациям действительность встает перед нами, как живая, и принимает в свои объятия.

Читая Как творить историю Стивена Фрая, я очень часто закатывал глаза. Исследование для меня всегда оставалось серьезным, в меру сухим лавированием между источниками, но никак не россказнями о гордом полете орлицы и прочей чепухе. Но вот передо мной труд Вадима Вацуро – точно следующий букве истории, уверенно передающий и анализирующий важнейшие вехи в истории нашей культуры – литературы, критики, журналистики. Он читается на одном дыхании – как роман, как повесть.
Каждый из действующих лиц здесь, по сути, характеризует себя сам – или же охарактеризован другими лицами, неизменно современниками; в авторской пристрастности Вацуро обвинить невозможно. Вычленяя из десятков томов писем, воспоминаний, мемуаров, рескриптов и статей самое важное и точное, самое емкое и верное, Вацуро наполняет свой труд ни с чем не сравнимой истиной во всей ее сложности и неоднозначности.

Конечно, есть в книге и не столь увлекательные для стороннего читателя места. Перечисление «литературной дани», присылаемой с разных уголков страны Дельвигу, может показаться даже скучным – уж точно не таким ярким и живым, как описания эпохи и дружеских встреч. Однако здесь проделана огромная работа, и все равно выходит интереснее, чем сухие списки. Кто-то разрывается между альманахами, кто-то шлет целые венки сонетов, где-то тянет до последнего с прозой – собранные по крупицам подробности приятно радуют вниманием и бесконечной нежностью автора к каждой детали.

Да, нежность. И любовь. Чувства, наполняющие книгу до краев. Что бы ни вытворял негодяй Воейков, как бы ни метался Полевой и что бы ни нашептал кому следует Булгарин – Вадим Вацуро с неизменным тактом и всегда объективно, с разных сторон, с разных точек зрения показывает и конфликты, и радости.
К каждому из упомянутых литераторов и журналистов привыкаешь и даже будто прикипаешь душой – даже если Пушкин снова запорол коммерческую составляющую, Сомов вновь сменил знамена, а Баратынский слишком грустен, чтобы писать стихи. И чувствуешь себя тоже немного частью «союза поэтов», такого искреннего в своем желании творить Искусство. Не зря рефреном и красной нитью сквозь всю книгу отзывается эхом «Союз поэтов продолжал существовать». Порой разрозненный, но всегда – неугасимый, пылкий, дружеский.
Союз этот существует практически – до последней капли крови. К сожалению, кровь эта проливается – метафорически, конечно. Смерть Дельвига здесь описана с такой неподдельной скорбью, какую испытывал, может, только Пушкин, оплакивая Дельвига – как не оплакивал больше никого из своих друзей.

Вадим Вацуро не просто написал отличное исследование, нарисовал портрет эпохи самыми яркими красками, – но и подарил нам частичку того времени, заботливо воссозданную и сохраненную им на страницах своей книги.